Плохо забытое старое. Как советская эмиграция «приветствует» новую российскую

Сергей Митрошин

Дмитрий Петров удивил, построив поистине грандиозное здание в стиле байопик. Во-первых, потому что большие книги сегодня мало кто пишет, тем более, читает. Во-вторых, потому что она большая не столько по объему (по объему она тоже большая), сколько по наличию в ней значительного фактологического материала…

Итак, Дмитрий Петров – друг и написал книгу. Ниже я объясню, зачем ее читать и постараюсь не обойти ее недостатки, дабы меня не заподозрили в коррупции по дружбе. Это книга о советской еще эмиграции, которую мы, современники сегодняшнего дня, застали по большой части в воспоминаниях.

При этом, тоже встав на стезю писательства, Петров стратегически очень верно выбрал «свою тему», описывая путь писателей «оттепели». Определенно есть аудитория, для которой эта тема и близка, и интересна, а писателю важны читатели.

Портрет советского писателя на фоне Советской власти

Но одновременно и очень опасный путь, поскольку свидетели эпохи очень ревниво относятся к авторам со стороны. «Мы-то этим жили, а типа ты кто тут такой?».

Закончив труд о Василии Аксенове, вышедший в серии «Жизнь замечательных людей», Петров презентовал нам еще более обширное произведение – «Соло на судьбе с оркестром», о творческом и жизненном пути Анатолия Гладилина.

Читая ее, я гадал, в какой матрице Петров собирается решать свое произведение – в матрице Ираклия Андронникова, энциклопедируя различные малоизвестные анекдоты о писателях. Или в матрице Аркадия Белинкова, написавшего «Сдачу и гибель советского интеллигента», творческую биографию Юрия Олеши, но погрузившую ее в широкий политический контекст и открывший, кстати, что Олеша совсем не умер после своих замечательных произведений – «Три толстяка» и «Зависть», а долгие годы тянул потом лямку сытой жизни советского писателя.

Наверное, все-таки в матрице Белинкова.

Только в инверсии. Поскольку Гладилин не сдался и не «погиб», как интеллигент Олеша на государственных хлебах, а напротив освободился от государственных хлебов (эмигрировал) и определенно «возвысился» - от советского крепостного писателя до «антисоветчика» и редактора радиостанций «Свобода» и «Немецкая волна».

В связи с этим первая треть байопика крайне интересна и важна, панорамируя нам литературную жизнь и идейную борьбу первого десятилетия после смерти Сталина. Здесь очень много материала, компактно собранного, который можно использовать в формировании своего отношения к этому периода. 

Вторая треть, мне кажется, несколько проваливается и вот какой причине. Погрузившись в мир Аксенова-Гладилина, Петров невольно переходит и на изысканный язык своих героев, тогда как его собственный язык тоже достаточно хорош.

На мой же взгляд, время «литературных красот» и ресторанных фантазий аксеновского стиля уже несколько прошло. Современный читатель этого уже не воспринимает. «Приключение» «я пошел в Дом литераторов и увидел там Евтушенко» оставим той тусовке. И вообще это мне напоминает, грубо говоря, то, как современный монтаж в кино убил «тарковщину». Сегодня читателю и зрителю нужно, говоря языком «Оскара», «Everything, Everywhere, All at Once» (англ: «Все везде и сразу» - обладатель «Оскара»-2023 за лучший художественный фильм, прим.ред)  вместо полутонов. Таков современный ритм жизни. В подробном описании же удивленного восхищения новых эмигрантов заграницей осталось что-то глубоко провинциальное¸ если не сказать: до недавнего времени оскорбительное.

«Что мы Париж не видели?» Да, не видели, но если захотим – увидим! Так во всяком случае мы думали еще совсем недавно.

Как демократия подпортила жизнь борцам за демократию 

Однако, как ни странно, достоинства есть продолжение недостатков. Третья треть книги снова возвращает наш интерес и вот по какой причине. Дело в том, что Петров, начал писать свою книгу давно, и зачем-то взялся объяснять своему читателю трудности адаптации вытесненных за периметр советских писателей к западному образу жизни, полагая это какой-то экзотикой и что может современника улыбнуть. Однако с тех пор много воды утекло. Не столько, впрочем, потому что «вода» где-то копилась во времени, сколько в результате некоего «всё и сразу» произошедшего цунами, когда огромная масса этой воды выливается на вас сразу. По-русски: как из ушата. С начала Специальной военной операции многие потенциальные читатели Петрова сами стали эмигрантами, да и сам Петров* вот уже полгода творит в Грузии, а не в России, так что проблема адаптации из экзотической, мемориальной, превратилась в утилитарную, злободневную.

Действительно, Гладилину, Аксенову, Владимову, Максимову, Некрасову и их семьям пришлось не только привыкать к иному образу жизни, но и искать средства к существованию, но точно так же, как сегодня это приходится делать тысячам и тысячам новых российских эмигрантов. И не всегда получается.

И вот еще одна проблема, вскрывшаяся в процессе прочтения петровского байопика.

Кем были советские писатели в советское время? В любом случае, они были на службе у советского государства. Государство обучило их писательскому ремеслу в соответствующих институтах, выдало удостоверение, что они имеют право писать, и в дальнейшем так или иначе оплачивало творческие командировки, одновременно требуя, чтобы продукт соответствовал определённому стандарту.

К этому обе стороны политических отношений в общем-то привыкли, борясь в основном за уровень планки возможного. Когда же наших героев обстоятельства вытеснили за периметр, парадигма писательства поначалу не слишком изменилась. Их востребовала точно такое же государство, только западное. Работа на радиостанциях и в журналах, издаваемых на Западе, финансируемых какими-то непонятными структурами. И казалось, что это нормально, и так будет вечно.

Как всегда, «подгадила» Родина – там неожиданно началась демократизация. Теперь писать мог любой и публиковать – за свой счет тиражом хоть в тысячу экземпляров. И диплома больше никто н спрашивал. А на Западе наоборот эффективные менеджеры взялись оптимизировать финансирование в связи с окончанием холодной войны.  Получилось, как и ожидалось, то, что русская эмиграция погрузилась во внутривидовую конкуренцию за сокращающуюся работу и статусы. Начались скандалы¸ обиды.

Был, впрочем, короткий период, когда казалось, что можно «вернуться» и некоторое время пожить в обожании соотечественников. Удалось и что-то опубликовать. К этому периоду, например, относится повесть Гладилина «Меня убил скотина Пелл», 1991 года. Многие, на самом деле, попытались вытащить на свет свои траблы, полагая их интересными. «Вернуться» не удалось никому, и второго влиятельного Солженицына уже было не вырастить. Да и первый-то неуклонно терял свою харизматичность.

Что это? Это начиналась обычная жизнь. Как у всех. Испытание обычной жизнью. А жизнь на две цивилизации, наоборот, заканчивалась. Точка?

Вы будете смеяться, но мы не ставим точку. Иногда, чтобы разглядеть прошлое, надо отойти на достаточное фокусное расстояние. Сегодня оно образовалось естественным путем. Снова началась героика, снова востребованы публицистические спикеры, объясняющие, «кто мы такие и куда мы идем».  Привет вам от нашей эмиграции вашей!

Героический Петров* пишет «Соло на судьбе с оркестром». «Новая газета», став гнездом иностранных агентов, выходит в Чехии. «Эхо Москвы» раздербанено по всему ютубу. У кого-то пропал, а у кого-то появился смысл существования. Одна надежда и одно великое опасение: героика снова когда-нибудь кончится и снова начнется такая страшная обычная жизнь.