Что снижает нашу политическую эффективность? Как ни странно, желание общественного одобрения, зависимость от общественных ожиданий. Отдельные субъекты всегда шли впереди общества. А сейчас, когда весь мир чудовищно притормаживает во всех вопросах — от экзистенциальных и культурных до социальных и политических, тем более, нет смысла идти у него на поводу.
Субъект сам определяет уровень своей публичной самопрезентации. Только так он «овладевает молчанием масс» (с). То есть, в массовом бессознательном больше нет ничего, чему стоило бы потакать. Напротив, массовое бессознательное можно и нужно препарировать, подобно метафизическому щелкунчику, раскалывающему орех бытия. Именно по этой причине я сейчас ушла от литературного творчества в политику и политическую публицистику. Грандиозный тектонический сдвиг, происходящий сейчас во всем мире, просто не располагает к литературе. Что касается нынешней России, то писать сейчас нечто новое непосредственно для нее — это хуже, чем писать в стол. Это писать в гроб. И сейчас особенно очевидно, насколько пошло-подлый сам посыл о некоей «творческой личности», которая, пишет якобы потому, что не может не писать. Это же определение графомана или сумасшедшего.
Лучшие идеи, приводящие к лучшим результатам, посещали меня во время комфортабельного безделья. Поэтому все разговоры об «упорном труде» и «облагораживающем страдании» оставьте для скрепостных. Творчество далеко не всегда является лекарством. Часто оно и есть болезнь. Что отчетливо видно по истории Южинского переулка. Для одних искусство — забава, для других — пытка. Вообще, идея о психотерапевтичности творчества видится мне подлой уловкой. Это близко к идее, что писатель должен быть голодным. Процесс без преференций (деньги, слава и пр.) — вот что предлагают невротизированным идеалистам.
Российское культурное сообщество сейчас — это сообщество, которое чувствует, что из-под его ног полностью выбита какая-либо почва. Но дело обстоит еще хуже! Этой почвы никогда и не было. Вы утопали в болоте из собственных иллюзий и заблуждений.
«Изымать из русской культуры Быкова преступно, но и Прилепина изымать из нее нельзя — да, он наш Гамсун, да, он наш Горький в самом плохом смысле, но ведь и без Гамсуна с Горьким нет культуры, и уничтожить их ни у кого не получилось», — пишет один небезызвестный журналист.
В мировой культуре вообще нет никакого Горького! Да и Гамсуна в ней плохо помнят. Это лишь пример «широты европейской души» — на полке советского интеллигента. Культуру никто не уничтожает, она просто осыпается в силу цивилизационной неактуальности. Хотите сохранить культуру? Создавайте ее заново. Продвигайте субъектов, а не культурные артефакты, доставшиеся вам в наследство в чемодане без ручки.
Что касается моей критики культурного поля, ровно также применимо к полю философско-идеологическому. Недавно появилось и широко обсуждалось интервью Петра Щедровицкого — одного из идеологов существующего режима, хоть и открещивающегося от этой роли. Чрезвычайно унылый, с бычьей претензией на академизм, абсолютно сделанный человек с такими же сделанными идеями. То ли калька с западной саентологии, адаптированной под лубочный «русский» мир, то ли просто попытка создать абсолютно нежизнеспособный дискурс с целью захвата внимания и последующей манипуляцией вовлеченных в него (читай отмыва бабла). То есть, что выходит? С одной стороны — клинические профанаторы а-ля Дугин, с другой — скучные формалисты. На выходе — плохо всем. Кроме как плохо делать не умеют.
«Мой отец, Георгий Петрович Щедровицкий, начал создавать философско-методологическую школу буквально сразу после смерти Сталина. Программа была заявлена в феврале 1954 года.» — откровенничает Петр Щедровицкий.
Фактически его отец создавал с заделом на будущее новую идеологическую удавку взамен сталинской. Примерно тем же занимался и он сам и судя по результатам, относительно успешно. Хотя в его интерпретации, конечно, все это выглядит иначе, с вкраплением эклектичной терминологии — вплоть до «России будущего». С другой стороны «Прекрасная Россия Будущего» — и есть хипстерский адаптированный ГУЛАГ.
Все эти люди, которые целыми семьями, целыми поколениями обслуживали советскую власть, в принципе не способны создать что-либо эксклюзивное, прогрессивное, ресурсно состоятельное. Это идеологические лакеи, вышколенная дворня. Симптоматично, что никто из них сам ни декларативно, ни внутренне не стремится к власти. Они в принципе не понимают зачем она нужна. Это непонимание каким-то глубинным образом связано с их бездарностью. А ведь в сущности у власти есть два основополагающих критерия — ваша или нет. Остальное — лирика.
Запрос на консерватизм, отрабатывающийся этими авторами, похоже, себя не оправдал. Клинический консерватизм — явление скорей социопсихическое, чем политическое. Это бессознательная реакция на неожиданно открывшийся ужас неконтролируемого бытия. Общество, подобно больному обсессивно-компульсивным расстройством, начинает принуждать себя к «правильным» действиям, по сути ритуалам. Вспомните, почти все антиутопии строятся на идее неких правил, которые нельзя нарушать под угрозой смерти. Причем правила все время меняются, а наказания становятся все более угрожающими. Это и есть современная диктатура. Именно поэтому формой политического противостояния становится нарушение правил, а не подчинение им.
Я праволиберал, но не догматик. Все своды правил, позиционирующиеся как абсолютные, ведут нас к диктатуре. Например, БОД (безусловный основной доход) считают левой идеей. Но для меня это не имеет никакого значения, потому, что он является жизненной необходимостью, для России в первую очередь. Запрет на аборты представляют как правую идею. Но это не что иное, как насилие над личностью. Констатация принадлежности женского тела государству.
По сети активно расходится статья Григория Юдина о моральной ответственности лидеров Запада за «спецоперацию». Я конечно, согласна с общим посылом, но речь сейчас не о том. А о существенной терминологической ошибке. Автор называет строй, созданный «гарантом» в России, «радикальным вариантом современного неолиберального капитализма». Фактически мы имеем дело с откровенным выпадом против либерализма, а заодно и капитализма. Второе — вообще исчерпанное, неактуальное клише. Выдающее в авторе поклонника неомарксизма. Чем тогда по большому счету вы отличаетесь от евразийцев? Подобные аргументы играют против вас. Так же как и агрессивные выпады против свободных 1990-х, в которых вы полностью совпадаете с официальной пропагандой. Системные либералы не понимают, что такое либерализм. А главное, и не хотят понимать. Потому что привыкли жить при различных модификациях совка. И даже сейчас мы имеем дело с его очередной реакционной версией.