Posted 5 июля 2018,, 08:04

Published 5 июля 2018,, 08:04

Modified 7 марта, 16:54

Updated 7 марта, 16:54

Человечество по-прежнему живёт в племенном мире

Человечество по-прежнему живёт в племенном мире

5 июля 2018, 08:04
С той только разницей, что родовой принцип объединения племён сменился на политический.

Известный бывший советский, а ныне американский историк, политолог и публицист Александр Янов прочёл и отрезензировал в ФБ крайне любопытную книгу «Политические племена: групповой инстинкт и судьба наций».

Её написала профессор Йельского университета Эми Чуа. По мнению Янова, эта книга бросила дерзкий вызов одному из основных представлений политической науки. Тому, что племена – и соответственно племенная ментальность – позавчерашний день человечества, сохранилась лишь в местах примитивных, недоросших, так сказать, до статуса национальных государств. Вот что написал Янов по поводу этой книги:

«Будь её книга опубликована не в 2018 году и не называйся её последняя глава «Племя Трампа», её, пожалуй, можно было бы счесть этнографическим исследованием.

Но глава эта, согласитесь озадачивает. США, несомненно, современное федеративное государство, даже в известном смысле высокоразвитое. Так причём тут, спрашивается, племенная ментальность? Говорит, правда, Эми о «политических племенах». Но что это такое поначалу не ясно.

Начинает она с общеизвестного. С того, что человек, как почти все приматы, животное групповое. Мы нуждаемся, говорит она, в том, чтобы принадлежать к группе. Оттого и предпочитаем клубы – по профессиям и партии – по убеждениям. Но едва мы становимся членами группы, наша идентичность меняется. Мы болеем за интересы СВОЕЙ группы (или команды) даже когда нам персонально нет от этого никакой прибыли. Мы не любим аутсайдеров независимо от их личных качеств. Мы жертвуем во имя своей группы, порою убиваем за неё. И умираем тоже.

Вроде бы бесспорно. Но часто ли, принимая на высоком уровне политические решения, думаем мы об этой групповой идентичности (которую Эми, собственно, и называет племенной ментальностью)? Приходило это кому-нибудь в голову в Вашингтоне, когда мы вторгались во Вьетнам или в Ирак? Приходило русским в Москве, когда они затевали свою катастрофическую афганскую авантюру, развязывая чудовищный клубок джихада?

Вьетнамская эпопея

Так или иначе, Эми блестяще, мне кажется, доказывает жестокость этих ошибок на примере всех трех крупнейших поражений американской внешней политики – во Вьетнаме, в Ираке и в Афганистане. У меня нет здесь возможности пересказывать ее доказательства во всех трех случаях: кусок из ее книги, который опубликовали Foreign Affairs. – огромный.Придется ограничится первым.

Поражение сверхдержавы в войне с «пустячной (piddling), pissant (вульгарное слово) страной», как выразился президент Линдон Джонсон, точнее даже с половиной этой страны, было и впрямь событием эпохальным. Чего только не придумывали американские стратеги, ввязываясь в эту войну. И то, что Сев. Вьетнам не более, чем пешка китайской агрессии, и теорию «домино» придумали, падет, мол, Южный Вьетнам и за ним посыплется, одна страна за другой, в лапы Китая вся Юго-Восточная Азия. Кошмар, одним словом. Одно лишь упустили из виду: не заглянули в историю.

Узнали бы, между тем, что нет ненавистней страны для вьетнамцев, чем Китай. Каждый школьник во Вьетнаме знает историю подвигов своих героев, отдавших жизнь в борьбе за освобождение от китайского ярма. Китай для Вьетнама был чем-то вроде Золотой Орды для России. Только господство его продолжалось не два с половиной века, а больше тысячи лет (завоевание началось в 111 BC). Да, Сев. Вьетнам принимал помощь Китая и СССР в неравной войне со сверхдержавой. Но скрипя зубами. Умирали вьетнамцы – за свою независимость (в том числе от Китая). Уже несколько лет спустя после отступления американцев воевали они – с Китаем.

И еще узнали бы вашингтонские стратеги о наследстве, которое оставили после себя во Вьетнаме оккупанты. Китайцы составляли там 1% населения. Но они контролировали 80% национального богатства страны. Коммунистические правители Вьетнама нарочно (deliberately) преувеличивали их долю, СМИ уверяли соотечественников, что чужаки контролируют все 100% оптовой торговли, называли Чолон, где жили китайцы, «капиталистическим сердцем, бьющимся в социалистическом теле Вьетнама». Но и без пропагандистских преувеличений непомерно велика была, согласитесь, эта доля.

Теоретическая пауза

Тут мне придется перебить себя отступлением в теорию. Все, что до сих пор было сказано, легко узнать из исторических и экономических источников. Действительная новость, которую Эми ввела в оборот мировой политической науки и которая делает ее аргумент первостепенно важным (иные полагают неотразимым), это феномен «рыночно доминантного меньшинства» (РДМ) . Чтобы сделать его для моих читателей совсем понятным, сошлюсь на феномен «латентных ограничений власти», который я на их глазах ввел в оборот историографии и который ПРИНЦИПИАЛЬНО изменил все наши представления об абсолютной монархии и самодержавной государственности (см. гл. 6,7). То же самое, я думаю, с феноменом РДМ в современной политической науке.

Китайское РДМ во Вьетнаме, ненавидимое большинством, как на севере, так и на юге страны, с самого начала обрекло американскую интервенцию на провал. Каждый про-капиталистический шаг, который делали интервенты, выглядел в глазах большинства работой на китайцев. Тем более что именно местные китайцы заведовали большей частью военных поставок и снабжения интервентов (так же, впрочем, как черным рынком и публичными домами). Американцы призывали южных вьетнамцев сражаться и умирать, и убивать своих северных братьев во имя обогащения китайцев. Так, повторяю, выглядела вся эта война в глазах большинства. И это не оставляло в ней Америке ни малейшего шанса.

Дальше Эми подробно демонстрирует аналогичную роль РДМ в Афганистане (таджики и узбеки как союзники интервентов в глазах пуштунского большинства, отсюда мощь движения талибов) и наоборот, союз интервентов с шиитским большинством Ирака во имя свободных выборов против суннитского РДМ (отсюда вся эта история с Исламским государством, столь же преданным идее убийства шиитских «apostates», как и западных «infidels»). Важно, что во всех этих случаях решающий просчет вашингтонских стратегов, понятия не имевших о роли РДМ, привел к тому, что все эти войны, как объяснял много столетий назад Сун Цзы, проиграны были еще до того, как они начались.

(В скобках скажу, что ненависть, которую испытывает большинство к феномену РДМ, легко обнаруживается и во многих других странах, о которых Эми не пишет. Причем экономическая его роль в большинстве случаев совсем не обязательно напоминает ту, которую играл он во Вьетнаме или в Ираке. Порою она даже незначительна в масштабах национальной экономики. Например, евреи играли роль РДМ в массовом сознании большинства в России на протяжении целого столетия, пока их не вытеснили «люди кавказской национальности». И Россия вовсе не была в «еврейском вопросе» единственной. Хотя «Протоколы сионских мудрецов» и были сфабрикованы царской охранкой, списаны-то они были с французского оригинала. И Холокост устроили немцы. Короче, антисемитизм лишь еще один пример того, что феномен РДМ – практически УНИВЕРСАЛЕН. Как свидетельствует массовая резня тутси, несомненного местного РДМ в Руанде, присутствует он и в Африке. И объяснить все это иначе, нежели племенной ментальностью, одинаково отсталых и передовых странах, похоже, невозможно).

Племя Трампа

Хорошо. Допустим, читатели поверили мне, что в большей или меньшей степени феномен РДМ есть повсюду. Но почему в таком случае ничего подобного до недавнего времени не существовало в Америке? Объяснение Эми – в США исторически НЕ БЫЛО РДМ.

Экономически, политически и культурно доминировало на протяжении столетий в стране сравнительно единое белое большинство. Что-то, однако, изменилось. Недавно. Отчасти потому, что, согласно исследованию. 2011 года, больше половины белых американцев уверены, что «белые заместили черных, как жертвы дискриминации». Но главным образом потому, что, благодаря рекордному уровню экономического неравенства и резкому сокращению социальной и географической мобильности, возникла и в Америка своя версия РДМ, условно называемая «прибрежные элиты».

При всей условности этого названия богатство в США сконцентрировано в руках сравнительно небольшого числа людей, и большая их часть живет на побережьях. Это меньшинство доминирует в ключевых секторах экономики и культуры, включая Wall Street, медиа и Силиконовую долину. Этому РДМ свойственны космополитические ценности, как секулярность, мультикультуризм, терпимость к сексуальным меньшинствам, проиммигрантская и прогрессистская (либеральная) политика.

И это не все. Как и другие РДМ, прибрежные элиты замкнуты, женятся и выходят замуж, как правило, за своих, учатся в своих школах. Больше того, в глазах многих «срединных американцев» (middle Americans) выглядят они равнодушными к величию страны. Им не нравится Америка, которая гребет все под себя, America First. Не гегемоном, а лидером, гарантом либерального миропорядка хотели бы они видеть свою страну.Такое вот РДМ.

В результате то, что произошло на президентских выборах 2016, напоминало скорее выборы в какой-нибудь развивающейся стране. Причем, в стране с глубоко ненавистной (deeplyresented) РДМ. Произошел взрывной рост популистских настроений, демагогические голоса призвали «настоящих» (real) американцев, говоря словами Трампа, «вернуть себе свою страну».

Конечно, в отличие от большинства других мест, где население восстало против РДМ, популизм Трампа не направлен против богатых. Напротив, многие удивляются, как он сумел надуть (conned) свою антиистеблишментарную политическую базу, чтобы выбрала она себе в лидеры супербогача, чья политика состоит в том, чтобы сделать супербогачей еще богаче.

«Ответ – племенная ментальность. Для многих белых избирателей привлекательность Трампа в расизме. Но это не вся картина. По вкусам, по чувстсвам (sensibilities), по ценностям Трамп действительно похож на человека из белого рабочего класса. [Такой рабочий-миллиардер, мститель, вождь пролетариата!]. И многие из рабочих идентифицируют себя с ним atagutlevel («на уровне кишок»). Они идентифицируют себя с ним в том, как он стреляет с бедра, особенно когда его ловят на ошибках или на лжи. Они идентифицируют себя с ним и в том, как его атакуют либеральные комментаторы – прибрежные элиты. Особенно, если речь идет о таких вещах, как неуважение к женщинам, или то, что он не читает книг и предпочитает fastfood.

Большинство рабочего класса живет старомодной Американской мечтой. Они хотят богатства, если не для себя, то для своих детей. Когда мечта от них ускользает, они сердятся на истеблишмент или на иммигрантов и других аутсайдеров, но никогда – на мечту».

В трех последних абзацах я цитировал Эми. Все это и есть, по ее мнению, отличительные признаки племенной политической ментальности (она называет это political tribalism) и, в частности, признаки «племени Трампа». Оно расслаивает страну, превращает ее в место, где одно племя видит другие не как оппозицию, но как аморальное зло, «ненастоящих американцев». Страна на глазах лишается общенациональной идентичности. Если есть из этого какой-то выход, адресоваться он должен и экономике, и культуре.

Рекомендации

Их негусто. И ничего особенно нового в них нет. Никакого сравнения с феноменальным открытием РДМ. Просто в связи с возникновением «племени Трампа» решение некоторых из этих не новых проблем приобретает неожиданно экстренный, горящий характер. Например, таких.

Для десятков миллионов людей из рабочего класса традиционные пути к богатству и успеху практически отрезаны. За последние 50 лет шансы американского младенца зарабатывать когда-нибудь больше своих родителей упали с 90% до 50%. Недавнее исследование Pew нашло, что 70% тех, кто родился на дне лестницы доходов, никогда в жизни не доберутся до середины. С другой стороны, американские элиты могут не понимать этого, но их статус становится наследственным. Больше, чем когда-либо прежде, достижение богатства зависит от элитного образования и социального капитала, а большинство семей с относительно низким доходом конкурировать ни в том, ни в другом не могут.

Племенная ментальность процветает в условиях экономической бесперспективности. Поколениями открытость экономических возможностей и то, что социологи называют вертикальной мобильностью, помогало США интегрировать самые разные народы успешнее других наций. Коллапс этой мобильности должен рассматриваться как national emergency (чрезвычайная ситуация для страны). Подразумевается, надо полагать, что следующему президенту следует заняться именно этой тяжелой и тревожной проблемой вместо трампистских торговых войн, в которых, как заметил вице-президент Китая, «победителей не бывает».

Другая проблема – воссоздание общенациональной идентичности, способной резонировать как с богатыми, так и с бедными, как с иммигрантами, так и с урожденными, как с потомками рабов, так и с потомками рабовладельцев. Первым шагом могла бы стать попытка навести мосты через пропасть, разделяющую побережья и срединную Америку. Одной идеей была бы программа, поощряющая юных американцев провести год после средней школы в другой, далекой от дома комьюнити . Не «помогать», а жить рядом с людьми, с которыми в ином случае их пути никогда бы не пересеклись. Еще лучше сотрудничать в каком-нибудь общем деле. Было время, когда американская молодежь массово увлекалась этим в масштабах мира. Пришла пора заняться этим дома, где в разных штатах живут порой, как в разных странах.»

Оригинал здесь

"