Posted 23 декабря 2018,, 07:47

Published 23 декабря 2018,, 07:47

Modified 7 марта, 16:13

Updated 7 марта, 16:13

Илья Гращенков - об итогах года: "Снизу формируется непонятный запрос"

Илья Гращенков - об итогах года: "Снизу формируется непонятный запрос"

23 декабря 2018, 07:47
Фото: gazetacrimea.ru
Политолог Илья Гращенков неожиданно называет главным событием уходящего года отравление Скрипалей в Солсбери. По его мнению именно оно оказало главное влияние не только на внешнюю политику, но и на внутриполитические кризисы. А их следствием стал уже нарастающий снизу запрос на социальную справедливость.

- Какие на Ваш взгляд в 2018 году произошли основные события, повлиявшие на политику в нашей стране и в мире в целом?

- Основное событие на мой взгляд - отравление Скрипалей в британском городе Солсбери и ситуация вокруг него. Оно само произошло в начале года, потом долго работало следствие а параллельно разгорался скандал международного масштаба, обсуждалась причастность или непричастность России к этому отравлению и так далее.

Солсберийский "сериал" имел большие последствия для страны в целом, потому что с него начался с одной стороны новый виток серьёзных санкций, которые сильно ударили по экономике и заставили перегруппироваться правительство.Оно ответило населению тем что стало ужесточать монетарную политику.

С другой стороны солсберийский скандал привел к тому, что среди населения началось падение доверия к власти. К концу года оно усилилось, потому что если вначале казалось, что все наезды на Россию в связи с отравлением лишь инструмент западной пропаганды, то в концу уже нельзя было скрыть, что наши люди там всё-таки были и что-то делали. Это совпало с массовым разочарованием буквально во всём, что говорит власть - от интеллектуальной среды до массовых настроениях, что и отразилось на рейтингах и повлекло за собой даже проигрыш кандидатов от партии власти в нескольких регионах.

В истории так часто бывает. То же убийство эксгерцога Фердинанда и его супруги спровоцировало Первую мировую войну, а она повлекла за собой и Вторую мировую, перемены глобального масштаба во всём мире. Так и этот солсберийский скандал также серьёзно повлиял на происходящее.

Ну а вторая история, несомненно, связана с пенсионной реформой. Она стала началом конца разрыва негласного договора власти и общества о взаимном нейтралитете по отношению друг к другу: "власть поддерживает стабильность доходов россиян, а россияне не лезут в политику". Власть как бы разорвала этот пакт, проведя непопулярную реформу через колено. И народ ответил резким падением доверия не просто к абстрактной власти, как это бывало и ранее, а и падением рейтинга президента, чего раньше не было. И таким образом к концу 2018 года ситуация в стране как бы вернулась в "докрымский период". Состояние крымской эйфории вернулось в состояние 2011 года, когда народ был крайне недоволен ситуацией в стране. Вот два события, имеющие историческое значение и влияние и на последующее время.

- Изменилась ли как-то в связи с этими событиями сама власть?

- Исходя из последней большой пресс-конференции президента можно сделать вывод, что нет. Власть продолжает настаивать на том, что всё, что ей задумано будет ей реализовано.Владимир Путин подтвердил, отвечая на выпады в адрес Дмитрия Медведева и его в кавычках - либерального кабинета, что его всё устраивает, что мы развиваемся, экономика растёт, а все плохое - происки врагов. Это с одной стороны.

А с другой стороны мы видим, что власть перестала генерировать повестку и перешла в такой статус игрока. Пусть и тяжеловесного, серьезно влияющего на ситуацию в целом, но от власти исходит все меньше и меньше инициативы. А если нет инициативы - то нет и чёткой стратегии на тему того, как власть собирается существовать в ближайшие годы. Поэтому мы наблюдаем переход власти из такого, как бы горячего состояния, когда всё формируется в недрах Кремля и всё есть в повестке Кремля и без Кремля ничего невозможно - ни движение сверху, ни снизу, ни молодежная политика ни крупная федеральная политика. Сегодня ситуация обратная. Снизу формируется пока еще непонятный запрос - то ли на левый поворот, то ли на абстрактную социальную справедливость, то ли на новую перестройку. Общество перестаёт быть гомогенным.

Всё это вызывает у власти необходимость перерождения, но сама власть меняться не собирается и озвучивает то, что запланировала несколько лет назад. Но потихоньку снизу её подпирают обстоятельства, которые заставляют самой отвечать на все эти вызовы и менять положение в структуре.

- Вы не назвали запроса на "твердую руку", который был достаточно долго. Этого сейчас нет? Уменьшается количество людей, которым хотелось бы нового Сталина?

- На мой взгляд, запрос на"твёрдую руку" тождественен запросу на порядок. Говоря о "твёрдой руке" люди хотят не каких-то сатисфакций, репрессий или классовой борьбы, а элементарного порядка, когда они получают достойную плату за свой труд, не растёт безработица, нет чудовищного перекоса между богатыми и бедными, нет произвола спецслужб, полиции и так далее. То есть, "твёрдая рука" - она должна наводить порядок не столько в самом обществе, сколько во властных инструментах, которые контролирует общество.

Почему такой запрос рос в последние годы? Потому что правящий класс, олигархия вызывали справедливое раздражение у большинства россиян. Потому и запрос - монополизация силовых ведомств правящим классом порождала запрос на справедливость. "Твердая рука" должна была прийти, разогнать узурпаторов и восстановить справедливость. А каждый знает то, что он знает - отсюда и возникли ностальгические настроения по советскому прошлому и запрос на левый поворот. При этом совсем в Советский Союз они не хотят,хотят лишь повышения социальных гарантий. Фактически у людей запрос на уход от оголтелого госкапитализма в сторону социального государства. Поэтому, я думаю, что запрос на "сильную руку" перерос в запрос на полевение властей. Чтобы не было такого, когда чем беднее становятся россияне - тем богаче становятся российские миллиардеры. Люди живут в разваливающейся пятиэтажке, которой в лучшем случае обещают реновацию, а рядом растет какой-нибудь элитный особняк за миллионы долларов.

- Кто же сейчас генерирует повестку, если её не генерирует власть?

- Я имел в виду, что власть владеет ситуацией и занимает умы граждан тем, чем она хотела бы их занять. Крымский консенсус так называемый сопровождался тем, что умы россиян были заняты Крымом, Украиной, вопросами международной политики и последние несколько лет было совершенно невозможно узнать из телевизора о проблемах внутренней политики, все подавлялось ситуацией медийной войны, которую вело государство. Но с тех пор, как эта тема стала плавно угасать, хотя от нее так и не отказались, власть не может сформулировать какой-то другой, которая заняла бы умы россиян.

Они все время заняты чем-то другим - повышением цен, недовольством новыми реформами, а власть не может на это адекватно ответить. Президент не раз говорит про пенсионную реформу, объясняет что вам в итоге будет только лучше - никакой другой информации от него не исходит. Нет повестки, стратегии, которая, как, например, в советское время обещала бы, что мы через какое-то количество лет будем жить при коммунизме. Надо потерпеть, но потом зато, мол, все будет бесплатно.

В итоге повестку генерируют какие-то разрозненные центры. Эту функцию пытаются взять на себя отдельные личности разного толка начиная от депутата Поклонской, которая топчется на узком монархическом секторе и говорит что государство должно окрепнуть как национальное монархическое. Есть какие-то либеральные лидеры, которые говорят что без замирения с Западом ситуация не улучшится и так далее. Повестка поляризирована и окучивает только свои сектора, что самое плохое - либералы общаются с либералами, консерваторы с консерваторами и нет единой площадки. Получается, что общество продолжает атомизироваться. Это напоминает ситуацию позднего совка, когда все сидели по кухням и жили в своем воображаемом мире и власть, кстати, тоже живет в своем воображаемом мире. Точно также находится в автономном пространстве, слабо представляет происходящие процессы.

- Готова ли власть к новым вызовам и повесткам в 2019 году?

- Ну, это не ко мне вопрос - готовы они или нет. На мой взгляд, если смотреть на пресс-конференцию президента и всю предыдущую риторику - власть, так скажем, не мыслит вызовы стратегически, в принципе не готовится к ним и решает вопросы по мере их поступления. Постепенно идя по пути эскалации решения вопросов, но не переступая каких-то этических и прочих черт. Так что пока президент не решит, что нужна перестройка, что она назрела - всё будет идти, как идёт.

Так что власть, может быть, и готова - система как никогда сильна. Но вопрос готовности всегда такой открытый. Залезть в чужую голову и понять, назрела ли готовность выйти из зоны комфорта и что-то перестроить невозможно, у каждого человека такая планка разная. Готовность к вызовам сохраниться, но как на них будут отвечать? Не факт, что готовность поможет.

- Какие новые тенденции появились в гражданском обществе в 2018 году?

- Определимся с терминами - что такое гражданское общество? Если это совокупность институтов - общественные организации, политические партии, то здесь есть свои тенденции. Гражданское общество почувствовало такую слабину если не контроля со стороны власти, то эффективности этого контроля. Они активизировались в той части, что почувствовали возможность влиять и на политику и на общественную жизнь, поняли, что от них чего-то зависит. Потому что последние четыре года были временем работы в холостую. Многие организации левого, либерального толка были фактически выкинуты из жизни крымским нокаутом: 86% поддержки президента, тотальный успех консерваторов. Любая критика власти воспринималась как предательство и так далее. Сегодня они почувствовали возможность того, что они трактуются не как предатели, а в них будут заинтересованы и они даже могут быть востребованы.

Политические партии оживились ровно по той же самой причине. Власть проиграла четыре губернаторские кампании и не факт, что в следующем году проиграют уже восемь. А может и выборы в горсоветы, в законодательные собрания.

Что касается протестных настроений, то они были разнонаправленными. В этом году был, например, неожиданный рост экологических протестов - в Подмосковье, Челябинске, Архангельской области. В Подмосковье в губернатора снежком запустили, в Челябинске в мэрию ворвались. Но в этом году снижение протеста традиционного, московского, электората Навального за политические свободы. В этом году это оказалось менее актуально. Зато проявился широкий протест в виде фиги в кармане, когда в ряде регионов голосовали против кандидатов в губернаторы от партии власти. Протест как бы качественно меняется и это правильно, потому что какой толк выйти на улицу и стоять? В 2011 году вон стояли, а ничего не поменялось, стало в некотором роде даже хуже. А сегодняшний протест оказался более болезненный для власти, власть боится, что в какой-то момент что-то щелкнет.

- Насколько в новом году будет на Ваш взгляд востребовано ваше профессиональное сообщество политологов, особенно в свете того, что Вы говорили про неудачные для кандидатов от партии власти избирательные кампании?

- Рынок политтехнологов формировался в 1990-е годы и политтехнолог был фигурой сравнимой с адвокатом - он брал на себя ответственность за результат и от этого зависело его реноме, вознаграждение, "звёздочки на фюзеляже". Политтехнолог тогда диктовал как себя вести кандидату,был своего рода творцом. В 2000-е годы этот образ постепенно заместился на политтехнолога как чиновника, который лишь обеспечивает процесс, который и так предсказуем, мобилизует, контролирует но не является таким ярким творцом и ответственным лицом. Это привело к тому, что рынок политтехнологов не то, чтобы выродился, но мутировал. И в итоге на этих выборах произошло то, что произошло.

Многие просто оказались не готовы к работе с электоратом, о котором уже забыли, привыкнув работать в системе где надо рисовать презентации, строить графики, производить буклеты но не изучать нужды электората. То есть, потеря коммуникаций с электоратом - ключевая проблема этого года. Стало быть, на следующих выборах придется восстанавливать коммуникации с электоратом, иначе власть и народ снова окажутся по разные стороны баррикад и власти придется опять делать то, что они сделали в Приморье с немыслимыми обещаниями и переносами столиц. Меняя голос на большое количество преференций. Но нельзя же всем пообещать по столице. И вот тут происходит возвращение фигуры политтехнолога как коммуникатора, но готовы ли к этому сами политтехнологи? И какое количество политических коммуникаторов потребуется, сколько их осталось, как воспроизвести новое поколение? Будущий год должен показать, какой эффект рынку политтехнологов дала встряска года нынешнего.

"