Не просто история: немецкий роман «Госпожа Сарторис» вышел на русском языке

Анна Берсенева, писатель

Роман Эльке Шмиттер «Госпожа Сарторис» (М.: Эксмо. 2020. Перевод с немецкого Дарьи Соркиной) я читала со все возрастающим любопытством.

Сначала думала, оно связано с тем, что современных немецких авторов в России почти не переводят, и поэтому естественно интересоваться теми редкими образцами, которые попадают в поле зрения наших издателей. Тем более что «Госпожа Сарторис» входит в топ-100 немецких книг ХХ века и переведена на двадцать языков.

Но вскоре поняла, что мой интерес вызван непосредственно и только текстом. И это несмотря на то, что роман этот представляет собою тот странный для меня тип повествования, который называют «рассказать историю».

Каждый, кто читает и смотрит интервью с писателями, наверняка время от времени слышит: «Я люблю (считаю правильным, считаю единственно правильным) просто рассказывать историю». Не знаю, как воспринимается такое высказывание большинством читателей, но я, как только слышу эти слова, сразу же перестаю читать автора, который их произнес. Потому что абсолютно убеждена: рассказывание историй, сколь угодно увлекательных, психологичных, драматургичных, полных саспенса, - в любом виде искусства есть лишь инструмент, дающий автору возможность выразить то, что он думает и чувствует. Причем инструмент не единственный и даже не главный - привести текст в движение, сделать его увлекательным может и простое описание, и даже одно только упоминание, например, хмурого осеннего дождя. Есть ли тебе что сказать, значительна ли твоя мысль, незаурядно ли чувство, которое ты передал своим героям, - вот, на мой взгляд, главное. А не то, кто на ком женился, кто с кем вступил в конфликт и почему.

Исходя из этого своего представления, я вообще не должна была бы дочитать «Госпожу Сарторис» до конца. Потому что с первых страниц понятно, что основа этого романа – именно история обычной женщины из среднего класса, живущей в маленьком немецком городке. В юности влюбилась в парня, который в отличие от нее происходил из высшего общества. Любовь была взаимной, но сословные различия оказались сильнее, и возлюбленный не пошел против семейной традиции. С большим усилием и с помощью психотерапевтов пережила травму расставания. Вышла замуж, потому что так положено, за человека нелюбимого и незамысловатого, но порядочного. Семейная жизнь – не в последнюю очередь благодаря доброй свекрови – пошла благополучно. Правда, отношения с дочерью Даниэлой так и не заладились, и к подростковому возрасту это стало окончательно ясно. Может быть, сказалось полное отсутствие любви к ее отцу. Поскольку композиция романа не линейна, все это становится известно уже на первых страницах.

И на первых же страницах героиня совершает убийство – продуманное, хладнокровное.

А дальше читателю предоставляется решать, кого и почему она убила. И вот здесь-то перед ним предстает вся ее жизнь, читая о которой я сразу вспомнила Флобера и оценила прямоту Эльке Шмиттер, указавшей на «Госпожу Бовари» самим названием своего романа.

Но если бы Шмиттер попросту написала ремейк, завернув в современную упаковку идею о пошлости обыденной жизни, едва ли ее книга представляла бы интерес, поскольку ничто вторичное интереса представлять не может. Дело, мне кажется, в том, что автор не ставит перед собой никакой идейной задачи. В ее романе все очень просто и вместе с тем виртуозно выполнено. Есть детективная интрига, есть любовь, есть эрос, есть множество кратких и точных психологических наблюдений, вроде вот такого: «Я начала иначе красить волосы. Я попросила добавить рыжеватого оттенка и в целом стала выглядеть изысканнее; возможно, я пыталась подчеркнуть разницу между собой и Карин, пусть и неосознанно; я хотела выглядеть волнующе, под стать собственным чувствам, и это мне удавалось». И есть новеллистичность – совершенно неожиданный, ничем не подготовленный и во всех отношениях достоверный финал.

И все это, соединившись, дало такое стройное, выразительное и интересное произведение, что даже лежащее в его основе «рассказывание истории» не только не повредило ему, но напротив, составило его своеобразие.

Я читала и радовалась, что к языкам, на которые переведен роман Эльке Шмиттер, наконец, добавился русский.