Любопытные выводы из просмотра сериалов, снятых в разных странах, сделал в своем блоге политический аналитик и публицист Дмитрий Травин:
«Смотрел несколько лет разные итальянские и датские сериалы. Политические, криминальные, полукриминальные. Сначала смотрел лишь для отдыха, но потом вдруг стал обращать внимание на удивительную закономерность.
В Италии все друг друга кидают, и когда оказываются в полной заднице, начинают договариваться между собой для того, чтобы как-то разрулить ситуацию. В конечном счете они в заднице обустраиваются, считая это оптимальным вариантом существования.
В Дании все ведут переговоры для поиска оптимального варианта СОсуществования. Естественно, переговоры эти не всегда бывают успешны, но, разочаровавшись в одном партнере, датчане тут же начинают переговоры с другим, а потому так никогда и не добираются до полной задницы.
Все это стоит принять во внимание при рассуждениях о том, как формируются эффективные устойчивые демократии. Лет 500 – 600 назад итальянские города-государства были примером демократии и экономической эффективности для всей Европы, но сейчас это совсем не так. Примером, скорее, является Скандинавия с ее низкой коррупцией, слабым криминалитетом, высоким уровнем жизни и минимумом таких застойных зон, в которых жизнь на европейскую не похожа. Я сам много ездил по Италии и скандинавским странам, постоянно поражаясь тому, как различно выглядят европейский юг и европейский север.
Не хочу делать из кино каких-то далекоидущих выводов. Впечатления от просмотра – это не наука. Монографий на тему киноментальности писать не буду. Но и на случайность увиденное на экране не похоже. Кажется, режиссеры предлагают своему зрителю нечто такое, что он видит в обыденной жизни и готов принять за кинематографическое отражение реальности.
В принципе это две разновидности европейской цивилизации. Оба сценария жизни позволяют поддерживать нормальное существование. Различия между Данией и Италией внутри Европы значительно меньше различий между Европой, с одной стороны, и Африкой, Ближним Востоком, Центральной Азией, с другой. Но, тем не менее, учиться стоит, скорее, датской политической культуре, чем итальянской. Во всяком случае, переговоры и компромиссы – это лучший путь к цивилизации, чем разборки и месть. Правда, Россия пока больше похожа на Италию».
Многочисленные читатели Травина в общем и целом согласились с такими выводами, единственное возражение у них появилось по поводу России, которую далеко не все сочли принадлежащей европейской цивилизации.
К примеру, аналитик Геннадий Подольный с сожалением отмечает, что Россия не похожа в этом смысле даже и на Италию:
«Договариваться у нас не хотят ни в каком случае. Додавить конкурентов, а потом что-то выторговать у власти. Но слабая оппозиция и власти не нужна! Зачем с ней договариваться, если она ни на что повлиять не может? Т.е. получается, что договариваться начнут как-то только в случае полного развала, когда все будут против всех... В Италии все же полного развала не ждут. Договариваться начинают раньше, когда все просто "очень плохо". И еще момент. В Италии правительства меняются "только так". Но это не мешает (точнее - мешает, но не критично) развитию производства, науки и т.д. А у нас руководство - свет в окошке и вещатель истины. Свое мнение - где-то на задворках... У многих.... Вот еще такое отличие».
Политолог же Армен Григорян уверен, что положение вещей, описанное Травиным европейская элита прекрасно осознает:
«Она признает существование "двух", а то и нескольких "скоростей" (многоскоростная Европа, Европа с изменяемой геометрией). Хотя основная цель того же ЕС - интеграция и унификация, все понимают, что страны-участницы данной организации отличаются друг от друга как в вопросах экономического развития, так и по менталитету».
Это наблюдение, кстати, ценно тем, что опровергает любимую мантру российских властей о некоем якобы однополярном мире, который мечтает построить коварный Запад. Ничего подобного, цивилизованные страны прекрасно сознают особенности разных менталитетов, и как раз пытаются их учитывать, но только при одном условии – непременном приоритете демократии.