Естественная девальвация. Почему Пушкину не место на корабле современности

Поставлю вопрос так: а является ли Пушкин великим поэтом сегодня? Чтобы получить на него беспристрастный и достоверный ответ, можно использовать два мысленных эксперимента.

Можно представить себе молодого гражданина, не слишком хорошо знакомого с поэзией, но с живым и чутким разумом, и подсунуть ему сборник самых разных стихотворений, самых разных авторов, но без идентифицирующих признаков. А потом попросить составить рейтинг. И вот сдается мне, что Пушкин, сопоставляемый со столь же безымянными Ахматовой и Блоком, Мандельштамом и даже Евтушенко явно окажется внизу списка. Как пустой и никчемный.

А можно пойти еще дальше, и вообразить, что стихи Пушкина, которые читаете уже вы сами, принадлежат некому молодому дарованию, опубликовавшему их в журнале «Сине-розовый март».

Если вам удастся добиться эффекта неузнавания, то имея хоть толику честности, вам придется признать, что стихи гладкие, красивенькие, профессионально крепкие, но пустые, банальные и даже пошловатые этой банальностью.

По принципу: первый сравнивший женщину с розой – поэт, второй – пошляк. А безымянный Пушкин сегодня - далеко уже не второй и даже не десятый. Фраза «Я помню чудное мгновенье» прекрасна пока мы помним о ее происхождении. Но если суметь «забыть», пережить ее, как впервые созданную сегодня - скулы ведь сведет.

Тех, кто еще не умер от раздражения, попробую немного утешить. Читать Гегеля сегодня, после Гуссерля и Хайдеггера, Деррида и Бахтина – невозможно без печальной улыбки.

Ну а с тем, что при всем уважении к Галилею, действительно стоящему у истоков научного метода и научного мышления – любого, кто попробует воспользоваться его собственными практическими подходами к физике, мы сочтем второклассником недоучкой – думаю согласится любой разумный человек.

С культурными явлениями происходит точно такой же процесс девальвации. Более того, чем более значительным был вклад автора в культуру, тем большее влияние он оказал на ее развитие. Тем больше вошел в ее плоть и кровь. И тем банальней его собственные произведения, выглядят в глазах тех, кто сформировался в созданной им культурной реальности. Кто в самой организации своего сознания воспроизводит его творческий акт, даже если непосредственно никогда его не читал.

Точно так же, как мы мыслим Гегелем, так и переживаем мир мы Пушкиным. И никакого инсайда при чтении, открывающем человеку его уже состоявшуюся данность, получить просто нельзя.

Я предполагаю, что сама фиксация на литературе 19-го века, это не надежда перерешить состоявшуюся историю и пройти в полагаемое этой литературой, альтернативное будущее. Бог с ним, что это иллюзия, но сама надежда другая. Это надежда вернуться в мир, породивший эту литературу. Мир простой и понятный, с легко различимыми (на наш сегодняшний взгляд) - добром и злом. Мир знакомых вопросов и уже известных ответов.

Еще одна версия «бегства от невыносимой свободы».