Расовые волнения в западных странах приняли новый характер, превратившись в «войну с памятниками». Начало положили демонстранты в американском Ричмонде, которые скинули памятник «изначальному виновнику» всех своих бед - Христофору Колумбу, и бросили его в озеро. Почин поддержали протестующие в других городах, а следом волна перекинулась и на Европу. Причем при активной поддержке властей.
Так в бельгийском Антверпене демонтирован памятник королю Бельгии Леопольду II, в «рамках борьбы с расизмом». Именно при Леопольде произошел колониальный захват Бельгией бассейна реки Конго. На рубеже XIX-XX вв. там были организованы жестокие репрессии в отношении местного населения.
Бургомистр антверпенской коммуны Экерен Коэн Палинкс отметил, что памятник может быть перемещен в местный музей. Ночью 3 июня местные вандалы облили статую бензином и подожгли, ей нанесен серьезный ущерб. За последнюю неделю также были атакованы памятники королю в Тервюрене, Халле, Остенде и Генте. Один из бюстов облили красной краской, а на постаменте оставили надпись «I can’t breathe», что прямо указывает на связь нападения с движением «Black lives matter».
Леопольд II правил в 1865—1909 годах. Он провел ряд реформ, создал в стране систему обязательного бесплатного светского школьного образования, ввел ограничения на детский труд, способствовал развитию профсоюзов. Он же сыграл ключевую роль в том, чтобы Бельгия получила огромные колониальные владения в бассейне реки Конго.
Не обошло поветрие и Великобританию. Мэр Лондона пакистанского происхождения созывает комиссию, которая будет решать, какие памятники города оставлять, а какие свергать.
Ситуацию комментирует журналист Василий Аленин:
«Война с памятниками заразна. Как коронавирус. Только в отличие от ковида, воевать с тенями прошлого просто. Куда проще, чем добиваться реальных перемен в настоящем.
Ну, скинули Колумба в озеро в Штатах, снесли памятники жестокому колонизатору Конго королю Леопольду II в Бельгии. «Архитектора апартеида» в Южной Африке Родса требуют убрать с фронтона Ориэл-колледжа Оксфордского университета (с Родсом, кстати, борются давно). Только в Великобритании готов список из 60 памятников работорговцам и колонизаторам, которые надо срочно снести.
Странно, что в США еще не требуют переименовать столицу, названную в честь своего первого президента Вашингтона. Он был известным защитником рабства и собственных рабов и порол, и ловил в случае их бегства.
НВО уже убрал «романтизирующий рабство» фильм «Унесенные ветром». Теперь надо организовать костры из книги Маргарет Митчелл, по которой снята эта увенчанная многими «Оскарами» киноклассика.
Властям такой выход негативной энергии на руку. Ведь очевидно, что смерть Флойда стала лишь триггером для выхода недовольства растущим социальным неравенством. Недовольства, которое копилось годами и которое пандемия, смерти, безработица только усугубила.
Накормить голодных, дать работу безработным, кров – бездомным, реально устранить неравенство слишком сложно. Дать разбить несколько каменных истуканов, если это успокоит бунтующий люд, пожалуйста.
Но не надо думать, что это только там, на гнилом Западе, такой беспредел и цинизм.
Просто в России пока никто не бунтует. Если завтра под Путиным закачается бункер, чтобы спасти себя во власти, он не то что памятники разрешит сносить – лично Ленина из Мавзолея вынесет!»
Бэнкси предложил заменить свергнутую в британском Бристоле статую Эдварда Колстона новым памятником в память о том, как она была снесена...
Историк Вячеслав Морозов пишет:
«В последние сто лет все перемешалось. Памятники героям, памятники-символы и памятники конкретным людям заполонили города. Как их "считывают" люди - не предскажешь...»
Радикальная мысль: а что, если эпоха памятников людям закончилась? Непосредственной причиной является, конечно, то, что эти люди, как правило были белыми мужчинами на службе империй, но в более широком смысле - может быть, мы просто уже прошли то время, когда мифы о великих героях могут служить какой-либо значимой цели?»
Ему вторит в своем блоге известный российский историк-американист Иван Курилла:
«Еще каких-то полторы сотни лет назад памятники людям можно было пересчитать по пальцам, Да и те в основном олицетворяли какие-то идеи и сущности большие, чем человек. Памятник монарху - не про него, а про его монархию. Памятник Минину и Пожарскому - про народ. Да вот хороший пример - посмотрите на памятник Суворову в Петербурге: разве это памятник А.В.Суворову-человеку?
Строго говоря - конечно, это проблемный монумент с мощным имперским и патриархальным символизмом. Но я не призываю сносить памятники. Скорее, это призыв признать, что за каждым таким памятником кроется потенциальный конфликт, и не нужно впадать в истерику или уныние, если этот конфликт вдруг обнажается...»
Оригинальную точку зрения на проблему высказал историк Павел Пучков. Суть ее в том, что в сносе памятников нет ничего дурного:
«В реакции на снос памятников есть что-то сходное с реакцией на «порчу» языка. Похожий механизм: знание языковой нормы выделяет человека из малообразованной массы, повышает самооценку; эрозия нормы, следовательно, уничтожает ценность знания. Памятники обычно никто не замечает. Но когда вокруг них начинаются дискуссии, то обязательно образуется группа лиц, которая очень остро реагирует на перспективу сноса/демонтажа/переноса. Мотивы могут быть разными, но один из главных формулируется примерно так: руки прочь от истории. Но памятники – это не история. Это всегда её оценка (уж умолчу, что и любой исторический нарратив есть интерпретация, и так понятно). И оценки меняются, так жизнь устроена. И интерпретации тоже меняются. И те интерпретации и оценки, о которых я говорю, конечно, не имеют никакого отношения к науке, потому что расставлять оценки – не её дело.
Хорошо/плохо, благо/зло – этические категории, каждое сообщество имеет право самостоятельно располагать те или иные явление на шкале ценностей. Историки, как часть общества, могут участвовать в ценностных дискуссиях, но не могут претендовать на истинность собственных суждений только на том основании, что они – историки и «лучше знают». Историю мы может знаем и лучше, но спор, повторяю, ценностный, а не исторический.
Поэтому я, например, совершенно спокойно отношусь к ликвидации памятников как политическому действу (эстетический момент вынесем за скобки). Оно мне кажется не менее законным, чем установка, потому что лежит ровно в той же плоскости. А вот дальше возникает сложность того же порядка, что и с языком. Памятник – производное от некоей интерпретации прошлого, в которой деятель оценивается положительно. Памятник фиксирует эту интерпретацию, придает ей больший вес. Вокруг памятника могут сложиться ритуалы (не обязательно государственные, частные тоже), он становится привычной частью ландшафта и т.д.
Если памятник живет достаточно долго и занимает важное место в городском пейзаже, то он придает той интерпретации прошлого, которая его породила, почти непререкаемый авторитет. Радикальная смена исторической оптики крайне болезненна для той группы, которая усвоила старую интерпретацию и фиксировала её через эти материальные объекты. Этим людям кажется, что какие-то безграмотные люди отбирают у них «историю», право смотреть на вещи так, как они привыкли. Ровно такой же механизм срабатывает при расширении языковой нормы, когда какие-то злые люди сообщают, что кофе может быть и среднего рода, а ударения можно ставить по-разному.
Всех учили в школе какой-то одной «объективной» истории. Не в том смысле, что рассказывали одно и то же. Рассказы могли быть очень разными. А в том смысле, что привили убеждение, что история была одна и существует какой-то объективный взгляд на прошлое. Также нас учили и языку, как системе с раз и навсегда зафиксированными правилами. Поэтому школьно-образованные люди, затвердившие какую-то одну норму (языковую или историческую) очень болезненно воспринимают покушение на неё, постоянно подчеркивая, что они защищают нормативную интерпретацию от малообразованных обормотов, которые никаких правил знать не желают. У проблемы сноса памятников есть и другие измерения, но это, мне кажется, достаточно важное и редко проговариваемое...»