Анна Берсенева
Любимый вопрос сотрудников книжных магазинов и библиотекарей, получающих из издательства новинку: а это вроде чего? Авторы от такого вопроса приходят в ярость, и справедливо, потому что отвечающий на него обычно стремится стандартизировать писательскую индивидуальность, которая в подлинном своем выражении нестандартна по определению.
И все-таки, мне кажется, есть произведения, которым ответ на этот вопрос только в плюс. Книга журналиста и филолога Марины Королевой «Верещагин и другие. Роман и три пьесы для чтения». (М.: ArsisBooks. 2020) как раз из таких произведений состоит. Едва начав читать роман «Верещагин», я сразу поняла, кого вспоминаю: Ремарка. С чтением пьес это ощущение лишь укрепилось. Хочу подчеркнуть: речь не о том, что автор пишет «под Ремарка», а о том, что произведениям Марины Королевой присуща та же прямая сентиментальность, которая и ему присуща в высшей мере. И это сентиментальность такого рода, что в ней нет ни тени пошлости. Честность по отношению к своим героям не допускает ее так же, как присущий автору вкус.
Книг, читая которые нормальный человек не стесняется проявлять свои чувства, не так уж много. Каждую новую встречаешь с радостью. Хочется читать о живых людях, вот в чем дело. Про которых ты знаешь, что любовь значит в их жизни очень много, но точно так же знаешь, что жизнь их не ограничивается стенами спальни. Им не все равно, что происходит в стране, но истории их жизней написаны так, что не напоминают публицистические колонки.
Как раз таковы герои Марины Королевой и таковы ее произведения - именно это сводит их под общую обложку.
В «Верещагине» московский композитор в глухие советские годы случайно покупает у букиниста книгу репрессированного прозаика и пишет по ней концерт, из-за чего в жизнь его вместе с неприятностями вроде потери работы входит любовь, одновременно разрушая его и возрождая: «Вы ходили по подвесному мосту через пропасть? Я ходил однажды, на Кавказе. Меня учили, что идти надо ни в коем случае не в ногу—иначе мост раскачает так, что ты рискуешь слететь с него вниз. Теперь я точно знал, как начинается любовь: вы вдруг попадаете в такт на подвесном мосту и вас начинает раскачивать — сначала плавно и медленно, потом сильнее, сильнее, потом... О том, что бывает потом, я думать пока не хотел». Концерт дописан, жизнь кончена.
В пьесе «Тополь. Хроники радио» вся жизнь героев на радио и проходит (очевидно, что речь об «Эхе Москвы», где Марина Королева работала много лет), и страсти там представлены в полном диапазоне, а равнодушие не представлено вовсе.
В пьесе «Ник» в благополучную жизнь героев врывается их грязное прошлое, и становится понятно, что его не отменить. Но вот можно ли изменить то, что этим прошлым предопределено, - это непонятно, и с этим связана надежда.
Ну а в пьесе «Узел» надежды нет вообще, потому что из путаницы предательств нет иного выхода, кроме смерти и всепожирающего огня. Лежащее в основе этой пьесы самоубийство незаурядного человека совсем недавно было у всех на слуху. «Журналистскую суть все-таки не спрячешь, и писать иначе я не умею», - объясняет Марина Королева в предисловии к своей книге. Но и писательскую суть не спрячешь тоже - реальная история изменена существенно. И сделано это в «Узле», думаю, не с целью зашифровать прототипов, а для того, чтобы предельно прояснить суть произошедшей в реальности человеческой драмы.
Все тексты, вошедшие в эту книгу, остросюжетны, драматургичны (определение «для чтения» не означает, что они не могут быть поставлены на театральной сцене) и отмечены таким накалом страстей, с которым нелегко работать автору. Шаг вправо, шаг влево - и сорвешься в пропасть банальности.
Но Марина Королева не делает ложных шагов.