Веселый ужас жизни: вышла в свет новая книга Диляры Тасбулатовой

Анна БЕРСЕНЕВА, писатель

Есть один необходимый и достаточный критерий оценки кинокомедии: если люди в зале смеются, значит, она хороша. Можно говорить, что неправильно поставлен свет, что костюмы не соответствуют эпохе, что изображение дергается - все это воспринимается как злопыхательство, причем совершенно справедливо воспринимается именно так. Потому что зрители в зале смеются.

Так вот, если бы читателей новой книги Диляры Тасбулатовой «До Дня рождения Пушкина осталось 100 рублей» (М.: Зебра. 2020) собрать хоть в зале, хоть даже и на стадионе, хохот стоял бы гомерический. Да и выглядит книга безупречно - и обложка, выполненная Аделиной Gde, и иллюстрации Матвея Вайсберга не просто великолепны, но и в точности соответствуют тексту.

Почему смешно, объяснить всегда трудно. Можно сказать - это потому, что в коротеньких рассказах Диляры Тасбулатовой представлены все слои нашего бестолкового общества, от дамы из московского бомонда до продавца в мясной лавке в Химках. Или потому, что действие происходит абсолютно везде, где бывает каждый нормальный человек - в магазинах, в такси, в театрах, в поликлиниках, в музеях, во дворах, в квартирах, в ветеринарной клинике и в ремонтной конторе, в маршрутках и на кинофестивалях... А можно просто сообщить: «Поехала я как-то на Каннский, извините, фестиваль. Пришла в кино и сижу рядом с критиком Малколмом, который когда-то говорил, что типа хоть и тяжело в Каннах, но все же лучше, чем сортиры чистить. Это как сказать», - и ничего объяснять уже не надо.

На первой же странице своей книги автор предупреждает, что пишет об абсурде российской жизни. А потом еще и уточняет: «Топливо для моего так называемого творчества - алкаши из нашего двора».

Только верить Диляре Тасбулатовой в этом не стоит. Алкаши из ее двора, как и консьержка из ее подъезда, и соседка Бабыра, и продавцы окрестных магазинов относятся к ее творчеству иронически - не верят, например, что можно написать смешно о такой пустячной ситуации, как попытка вызвать такси без телефона. А между тем рассказ и об этом случае, и о том, как прототипы персонажей не верят, что она об этом написала, у Тасбулатовой есть, он и смешной, и абсурдный. Обэриутская традиция просвечивает сквозь страницы, да и Зощенко трудно не вспомнить. Не зря Денис Драгунский без всякой иронии отмечает в предисловии, что, как и у Зощенко, «в этих байках, заметках и рваных, словно бы подслушанных диалогах – я почувствовал веселый ужас жизни».

Чувство это создают не бесчисленные герои, которые, от трогательного курьера Васечки до, мягко говоря, малоприятного министра Мединского, предстают во всей силе комедийной витальности, - а все-таки лично автор. Авторский образ - самый смешной в книге.

Вот он, этот исполненный здравого смысла автор, посещает Государственный архив кинематографии в Белых Столбах:

«Мы там как-то смотрели фильм (ну давно, правда) немецкий, первый в мире о гомо-любви. Дмитриев (великий был человек, хранитель, его уже нет в живых) сказал, что это шедевр, и если кто будет смеяться, он лишит аккредитации и велит не наливать пива в буфете. Фильм был наполовину утерян, а во второй половине не было звука, и титры были вверх ногами. К тому же титры были на украинском, и Сереже Тримбачу приходилось сидеть с вывернутой головой, чтобы перевести нам про "юнака", которого все в этом фильме почему-то сильно хотели. Юнаку было по нынешним критериям лет 50. Дмитриев ходил по рядам и высматривал, не смеется ли кто над этим толстым юнаком.

Первую, конечно, выгнали меня».

А вот обсуждает с соседкой, мамой и Васечкой смерть узбекского президента Каримова:

«По Каримову рыдали навзрыд (сказала я). – Одна женщина написала, что она его видела два раза в жизни, а другая ответила ей, что она счастливый человек. - Вот почему Диля человек не такой счастливый, каким хочет казаться (сказала мама). – Каримова не видела. - Я сразу догадался, в чем дело (сказал Васечка). – Когда Диля нудит про кризис гуманизма, я думаю, повидала бы Каримова – как рукой бы сняло».

Сквозь чистое стекло авторского юмора даже самая безнадежная часть российского абсурда - политическая - воспринимается не так уж мрачно:

«Соседи пронюхали, что я хожу на выставки, на фортепьянные и типа скрипичные концерты, в театр и за границей в оперу, к примеру. Ну, слухи доходят – консьержка им рассказывает. Так вот, одна соседка маме говорит: - И ведь все это благодаря Путину! - Это точно (говорит мама). – Он почему за страной не следит? Не успевает: все время то билеты Диле заказывает, то в театр ее сопровождает, то в аэропорт».

Пасти народы этот автор явно не склонен и величие писательской миссии воспринимает, кажется, под стать своим героям:

«Бабыра зашла пить чай и сказала, что не только я здесь писатель, есть еще баб Вера, которая издала детскую книжку за свой счет. - Баб Вера, правда, силой ее всучает (добавила Бабыра), - причем за 500 рублей, а кто не берет, обещает наслать проклятье».

Может, в самом деле нет на свете никакой великой писательской миссии. Но люди смеются, читая рассказы Диляры Тасбулатовой, и им становится легче жить, и сами они точно не становятся от этого хуже. А некоторые даже и лучше становятся, будь они химкинские таксисты или каннские кинокритики.

Миссия или нет, а написано не зря.