Нет личности - нет проблемы: почему растет и ширится массовое безумие

Алина Витухновская, публицист, писатель

Ведь так же оно куда проще, двигаться в неизвестном направлении под всеобщий не то визг, не то хохот, ни за что при этом не неся ответственности — и прежде всего, за свои собственные мысли и поступки. А позже и вовсе отбросив их за ненадобностью.

В действительности же все становится только хуже, но безумие тем и опасно, что оно отключает критическое мышление. Да и вообще, человеку, который практически не утруждает себя последовательностью и логикой, в целом жить всегда проще и веселее. Радость безумца и в его беспардонности, его бестактности, его инстинктивном желании всех затянуть за собой в омут массового бессознательного.

Фильм «Солнцестояние», о котором я недавно писала, как раз об этом. «Крымнаш» — это тоже об этом. По сути, это такое дозволенное язычество красных автохтонов. Вся мифология, сделанная под этот проект (например, байки про так называемые крымские «дольмены» — огромные камни, якобы обладающие сверхъестественной силой) имеет своей целью привлечь максимальное количество сумасшедших, которые нуждаются в подобных мифологических ориентирах, не имея своих собственных.

Социальные сети, ставшие прекрасным способом утилизировать безумие, складируя его там как отдельными перлами, так и целыми россыпями и залежами, переполнились довольно быстро, начав отыгрывать обратно в социум ранее сделанные «инвестиции в небытие».

Это даже не сталинское «нет человека — нет проблемы», а постсоветское — «нет личности — нет забот». Нет потребностей, нет стремлений, отсюда и внешний вид безумцев практически сразу же выдает их с головой, ибо у них нет желания выглядеть достойно, даже для себя. «Жизнь прекрасна и удивительна», — словно бы из телевизора говорит герой жуткого перестроечного ужастика «Прикосновение». К сожалению, современные сумасшедшие учатся тщательно маскироваться.

В политологии есть такой термин — «страны, впавшие в ничтожество». Это когда старый, привычный уклад уже необратимо рухнул, а новый еще не наступил. В таких ситуациях люди становятся дезорганизованы, потеряны, а в социуме начинаются массовые помешательства всех видов.

Например, когда в Японии пал сёгунат, и все увидели насколько они отстали от мира в своей изоляции, начался массовый психоз. Повальные харакири, целые города пьяных, упитых сакэ, на улицах открыто совокуплялись, все разваливалось и внутри, и снаружи.

Отдельным аспектом относительно особых случаев безумия, является несоответствие социального статуса индивида как его запросам, так и его ожиданиям. Именно вследствие прогрессивной изменчивости соцстатуса одних и его безнадежного стагнирования у других, вспыхивают конфликты, как казалось бы ранее, абсолютно на ровном месте и без особых причин. Проще говоря, исходя из пресловутого чувства зависти люди уничтожают сперва свою самооценку, далее проецируя полученную энергию разрушения на других, включая бывших друзей, родственников, коллег.

К этому также можно добавить и обманутые надежды и ложные устремления, которые для некоторых обернулись не чаемым преображением, а разрушительным (прежде всего — саморазрушительным) ударом. Люди, когда-то мечтавшие о большой славе и достатке, были поставлены перед фактом своей бесперспективной маргинальности. Что как бы они ни старались, но все равно они так и остались всего-навсего лишь детьми своих родителей — искалеченных, обезличенных и нивелированных советской действительностью жертв масштабнейшего социального эксперимента в истории человечества.

Мы часто пишем об отсутствии субъектности, и как выясняется, не зря. Люди не имеют представления о том, кто они. Более того, они могут лишь полубессознательно догадываться о своем реальном статусе, всячески скрывая его перед самими собой. Отсюда берутся и поклонники, и хейтеры, и просто тихие завистники.

Не имея понятия о подлинной иерархии, даже не в каком-то ее сакральном смысле, а просто как о фундаментальном различии между людьми, по стадной привычке советского человека, они желают видеть всех нас одинаковыми. Поэтому не имея в себе собственной личности, но при этом обладая проблемами и неврозами, навязанными им обществом, они смеют проецировать эти проблемы и неврозы на предмет своего обожания или ненависти.

Часто я получаю личные сообщения не столько комические по сути, сколько трагические для их источников. Например, одна дама всерьез выражала свое сочувствие об отсутствии у меня семьи (ведь у тебя только поклонники). Многие утешают себя нехитрой мыслью о том, что моя жизнь куда хуже их (обычной обывательской). Даже не помышляя о том, что я и дня не прожила бы в режиме одного из миллионов леммингов.

Большинство абсолютно не понимает, что моими настоящими ценностями являются метафизические и политические идеи, равно как и их воплощение. А также социальное самоутверждение. Дети бараков и колхозов, коллективизма и социализма, считают, что каждая девушка должна мечтать о счастливой личной жизни, даже не предполагая, какое это бремя не только для исключительной личности, но и для обычного человека. Поэтому для них и невыносима сама мысль о том, что в мире существует человек, который хоть и не делает того, что хочет, но при этом не утруждает себя деланием того, что не хочет. То есть, по сути, не занимается тем, чем вынуждены заниматься все. А и впрямь, зачем мне делать то, что может сделать кто-то другой? Этим элементарным вопросом, как правило, никто не задается.

Вернемся к теме исчезающих безумцев. Не находя в себе сил мимикрировать под постоянно деградирующую среду и при этом (к счастью) не имея душевных сил покончить с собой, они буквально выпиливаются из социума, исчезая из него, обвинив перед этим всех своих друзей и соратников. Вопреки распространенному клише, основным из двух русских вопросов является вопрос не «Кто виноват?», а как «Как ничего не делать?».