Аббас Галлямов: «Российские силовики — это такой Франкенштейн...»

Политолог Аббас Галлямов дал большое интервью радио «Эхо Москвы». «Новые Известия» публикуют самые интересные эпизоды из него.

О реакции Кремля на арест Голунова

Я бы два аспекта выделил в происшедшем. Первый — это то, что протест оказался неожиданно сильным. Его силы и ярости не ожидал никто — ни Кремль, ни сами протестующие, ни, тем более, полицейские, которые все это затеяли.

И второй вывод — это то, что Кремль продемонстрировал завидную адекватность. То есть шокированный напором протестующих, он не впал в свое привычное состояние борьбы с оппозицией, а он сделал большой шаг навстречу. И в этом смысле многим из нас — себя я тоже отношу к их числу — показалось, что власть окончательно утратила связь с реальностью и окончательно утратила адекватность.

Но стало очевидно, что мы, наверное, поторопились с этим выводом. То есть в каких-то ситуациях она встряхивается, берет себя в руки и начинает действовать и думать как адекватная, как нормальная.

Надо понимать контекст. Общий уровень протестных настроений вырос. В целом разочарование во власти достигло очень видимого, заметного уровня. И в этой ситуации всё, что власть говорит, уже перестало быть, по сути, новостью. У людей есть ощущение, что всё это уже сотни раз слышали: и о необходимости привлекать инвесторов и о наведении порядка с правоохранителями, и о том, что давить на бизнес нельзя. Путин говорил об этом десятки и даже сотни раз.

Поэтому в данном случае получились слова против дела. Есть какие-то слова, которые произносятся на форуме, но на слова уже никто не обращает внимания. И тут происходит реальное дело. И, естественно, в данном контексте, когда словам перестали верить, дела говорят сами за себя, проще говоря. И поэтому дела оказались интересней, чем слова, поэтому повестка форума была полностью затменена. Первую половину затмил Калви, вторую половину затмил Голунов.

Конечно и Путин, и Кремль в целом впали в ярость. Собственно говоря, их реакция на дело Голунова говорит об этом. Действительно, в обще-то, ты там стараешься, устраиваешь политическую повестку, как-то там работаешь напряженно, пытаешься сделать вид, что твой режим нормальный, — а тут вдруг какие-то бестолковые парни в погонах хоронят все твои усилия многомесячные, преследуя просто свои интересы.

Надо понимать, что речь ведь не идет о том, что Голунов представлял из себя проблемы для режима в целом и команда действовать против него жестко была дана Кремлем. Если бы это было так, это бы была одна история. Но в данном случае очевидно, что Кремль совершенно не пытался давить на Голунова, и это всё исходило из гораздо более нижних этажей власти.

О роли силовиков

Я думаю, что те, кто уволены — эти генерал-майоры МВД- не были интересантами в этом деле. Интересант был кто-то внешний, но они были исполнителями, они договаривались с интересантом.

Я думаю, что кремлевская реакция говорит о том, что Кремль разозлен происходящим, он сам хочет навести порядок в своих силовых структурах с тем, чтобы силовики все-таки знали свое место. То есть они совсем забылись. Они забыли о том, что главный в стране — Кремль. А они ведут себя так, как будто они главные. И это не может не беспокоить уже сам Кремль. До какого-то момента Кремль это не тревожило, но сейчас, когда игры силовиков становятся политической проблемой, очевидно, что Кремль это перестало устраивать. Поэтому, я думаю, Кремлю надо встряхнуть силовиков. Я думаю, этим он сейчас и занимается.

А они же (силовики, прим. ред) по-другому уже не умеют работать. Понимаете, вот это «басманное правосудие» привело к тому, что силовики совершенно перестали напрягаться с точки зрения качества исполнения своих обязанностей. То есть в нашем российском «басманном суде» устоит что угодно. Вы знаете, какой процент оправдательных приговоров у нас? Меньше одного процента. В этой ситуации они на протяжении многих лет поставляют — извиняюсь за выражение, подходящее слово «туфта» — в суды туфту. Суды эту туфту утверждают, штампуют, выносят решения на основании этой туфты.

А чего тогда напрягаться? Люди — существа ленивые: если есть возможность не напрягаться, а халтурить, и они и не будут напрягаться и будут халтурить.

Вот этот институциональный коллапс, полное уничтожение институтов, судебной системы как института, привело к тому, что качество правосудия стало соответствующим.

Но надо понимать, что ты создаешь Франкенштейна, а потом у тебя Франкенштейн когда-то, в какой-то момент выходит из-под контроля и убивает тебя самого. Собственно, российские силовики — это такой Франкенштейн.

Они не замахиваются на самого Путина пока, но ведь Франкенштейн хозяина тоже не со зла уничтожал — ну, так получилось. И в случае с силовиками и Путиным силовики уничтожат режим, уничтожат Путина, но не потому, что они хотят Путину зла. Просто само по себе так получится.

Каждый из них — в этом проблема — преследует свои собственные интересы. Знаете, в российской политической тусовке, в элитах есть такое понятие «шкурничок». Вот у каждого из них масса своих «шкурничков». И никто из них вообще не думает ни об экономическом форуме, ни об инвестиционном потенциале России. Никому нет до этого дела. У каждого есть набор своих «шкурничков», которые он реализует, используя имеющиеся у него административные возможности. И вот, преследуя эти «шкурнички», они все вместе хоронят, так сказать, всю систему.

Это люди со специфическими мировоззрением, я бы так сказал. В политике они точно ничего не понимают. Они администраторы, они не политики. И поэтому дискредитировать, убить, посадить — это им понятно. Хотя убить все-таки технически сложнее.

Все-таки, зачем убивать, когда можно посадить на 10 лет и ничего, посидит, через 10 лет выйдет, нормально? Они же тоже в церковь ходят, крестятся по праздникам.

Ведь чтобы убить, надо обращаться к бандитам. Лишний раз тоже не хочется. Зачем обращаться к бандитам, если есть свои непосредственные подчиненные. Им платить даже не надо. Бандитам надо заплатить, с ними надо договориться. А тут твои подчиненные пошли, засунули в карман и всё. Судья проштамповал — сели. Всегда так работала эта индустрия, потом. И тут машина сломалась. Никто этого не ожидал, конечно. Если бы они понимали, что Путина разозлят этим, естественно, они бы не стали так рисковать. Либо с заказчика они взяли такие деньги, что заказчик сам отказался от этого дела. Понимаете, с тем, чтобы обеспечить себе эту пенсию безбедную, заказчику это бы встало в очень большую сумму. А они взяли с него, я думаю, не много, именно потому, что речь шла о какой-то простейшей операции.

Их увольнение - это наказание, конечно. Понятно, что в тюрьму сесть хуже, чем просто быть уволенным. Но эти люди настолько прирастают своими задами к своим креслам, что они себя вообще не мыслят вне вертикали. Вот день, проведенный без возможности покричать на подчиненных, постучать кулаком по столу — день прожит зря.

У них же нет никаких творческих возможностей самореализовываться. У них есть только возможность административная. Поэтому у них прямо крушение, это прямо коллапс, несмотря на то, что финансово они себя обеспечивали на многие годы вперед, и себя и свои детей, и своих внуков — в этом нет никаких сомнений. Но деньги — это, в конце концов, не все. Для этих людей власть важнее.

О будущем России

Я не утверждаю, что система эффективна, Инесса. Конечно, вчера мы видели, что они создали политическую проблему там, где ее, в принципе, не было вообще. То есть система ужасно неэффективна. Поэтому я чуть выше и говорил, что силовики рано или поздно похоронят этот режим, похоронят Кремль. Они ему создают политические проблемы.

Это проблема режима в целом. А если есть проблема с режимом, то ее нельзя исправить, ремонтируя отдельные элементы системы.

На смену этому режиму может прийти другой без всякой революции. Чаще всего так, к счастью, и бывает. И мирные транзиты сейчас — это норма. И поэтому я точно не сторонник революции. И, к счастью, повторюсь, сейчас для того, чтобы сменит режим с авторитарного на демократический, революция вовсе необязательно.

В случае с нынешней ситуацией в России, к счастью, ничего подобного не требуется, все классы уже существуют — классы нужные для нормального функционирования современного общества. Нужно только политическую настройку перенастроить. Поэтому по своим последствиям это не будет, к счастью, такая тяжелая штука, как крушение Советского Союза.

Но Советский Союз я вспомнил просто как пример того, что система в какой-то момент начинает сама себя пытаться реформировать. Иногда это происходит при действующем руководителе и им это делается, как в случае с Горбачевым.

Иногда это происходит после ухода действующего руководителя, как это было в Испании в случае с генералом Франко. Он умер и назначенные им преемники сами начали демократический транзит и, в принципе, без особой помощи со стороны революционеров сами модернизировали авторитарный режим, сделали его демократией.

Важнейшей предпосылкой любой успешной трансформации является ощущение, которое в головах элит поселяется — ощущение того, что так больше жить нельзя, ощущение того, что нынешний порядок несправедлив. И по мере разрастания этого ощущения, что что-то надо менять. Оно охватывает весь правящий класс и в этой ситуации быть реформатором это уже не страшно, и все думающие люди становятся реформаторами.

И в какой-то момент вдруг выясняется, что режим некому защищать за исключением какого-то количество откровенных фриков— хардлайнеров. Они всегда есть. Но они реально в какой-то момент маргинализуются.

Пока же нет консенсуса относительно того, как всё менять и в каком направлении двигаться и поэтому пока мы топчемся на месте и никуда не движемся, потому что этот консенсус не выработан.

Но консенсус обязательно будет либерально-демократическим, просто альтернатив в России традиционно нет, потому что двигаться еще дальше в сторону противоположную нет желающих за исключением какого-то количества "гиркиных-стрелковых" и "милоновых", но это откровенные фрики. Двигаться туда точно никто не хочет. Значит, соответственно, двигаться в обратную сторону.

И это обязательно произойдет. Какая-то либерализация режима будет. Вопрос, когда, кто ее возглавит, как последовательная она будет и перехватит ли инициативу оппозиция. Если оппозиция перехватит инициативу — это может получиться революция. Если режим это сам будет делать — это может получиться метатранзит...

Об оппозиции и протестах

Если лидеры оппозиции уйдут в сторону политики, то протест быстро выдохнется. А если они будут продолжать действовать в том же ключе, как с Голуновым: «Давайте защитим хорошего человека от несправедливого и незаконного преследования со стороны злодеев», тогда эта энергетика будет сама себя подпитывать. Вот мальчика там избили вчера. И если его сейчас поднимут на щит и лидеры протеста скажут: «Давайте добьемся наказания тех, кто избил ребенка» — опять масса людей может выйти на улицу.

Тут многое зависит от того технологической, политтехнологической грамотности тех, кто будет заниматься протестом. Протест пока не выдохся, конечно.

Конечно, это очень плохо, что оппозиция опять начала ругаться. Надо всем оппозиционерам помнить простую базовую вещь, что побеждает та политическая сила, степень внутренней концентрации которой превосходит степень внутренней интегрированности всех конкурентов. То есть оппозиция должна быть более внутреннее интегрирована, чем режим. И как только это произойдет, оппозиция победит.

Пока режим более внутренне интегрирован, несмотря на большое количество внутренних разборок и войн кланов между собой, все равно есть консолидирующая фигура — Путин, который мог обеспечить выработку единых все-таки конкретных решений, их реализацию, по крайней мере в ключевые какие-то моменты, когда надо было принять какие-то ключевые политические решения.

У оппозиции же не было такой консолидирующей фигуры, поэтому они постоянно ругаются, распадаются на враждующие лагеря. Так было до последнего момента. Как раз в ситуации с Голуновым все люди отбросили эти разногласия и вдруг спохватились. И Кремль, который был в традиционном совсем полуразобранном состоянии, оказался в позиции слабого в силу отсутствия внутренней консолидации в данный конкретный момент. И был вынужден отступить.

И оппозиционеры в тот момент, когда они предъявляют друг другу претензии — кто-то обвиняет коллег в излишнем радикализме, кто-то, наоборот, в излишней лояльности — они должны понимать, что обвиняя друг друга, они делают подарок Кремлю. Поэтому если Шендерович хочет обвинить Тимченко в том, что она сливает протест, то он должен понимать, что главным бенефициаром будет Кремль. Можно позвонить и кулуарно поругаться, но не выносить это в паблик.

Есть такое понятие в американской политологии — протесты без лидера. На самом деле сплошь и рядом протесты начинаются без лидера и до какого-то этапа они достаточно успешно без лидеров развиваются. Поэтому надо говорить не столько о том, есть ли лидер, сколько о том, есть ли какой-то вопрос в повестке, который консолидирует людей.

И тут я как раз и говорю, что такие абстракции как «давайте изменим формулировку закона» по поводу хранения наркотиков — это заведомо более слабый консолидатор, чем «давайте заступимся за мальчика, который виноват только в том, что защищал свой фотоаппарат, который у него хотели отобрать полицейские».

Как только процесс политизируется, то есть встает вопрос о власти — «Долой Путина»» — в этот момент сразу как раз у властей появляется, знаете, какая фора!

Они к этому привычные. Они умеют укладывать такие политические протесты в эту свою любимую пропагандистскую шаблонную схему: «Патриотичная власть против Госдепа и «пятой колонны», которые пытаются поставить Россию на колени и с этой целью пытаются устроить Майдан и снести патриотичную российскую власть». И это выгодный властям контекст. Они умеют с ним работать.

Власти не умеют работать с моральным протестом. Почему протест по поводу Голунова удался? Потому что он не носит настолько политический характер, сколько характер… ну, можно называть его моральным — борьба с несправедливостью. И в этой ситуации большинство — в конце концов, речь идет о большинстве… Вот есть либералы, есть власть. Они борются за позицию большинства избирателей. И в ситуации, когда речь идет о политике, массовый избиратель пока традиционно склоняется в сторону власти против американских наймитов, так сказать.

Но в ситуации, когда речь идет о восстановлении справедливости, массовый избиратель не симпатизирует власти, потому что даже самый лояльный, самый пропутинский российский избиратель знает, что власть несправедлива и способна на несправедливость. И когда ему предъявляют конкретную жертву — плачущего парня-журналиста, который виноват только в том, что боролся с коррупцией, про которую все знают, что она есть и усиливается — и люди возмущены, они встают на его сторону.

О региональных выборах и фальсификациях

Конечно, надо понимать, что в целом фон для властей ухудшился, то есть люди в очередной раз убедились, что власть несправедлива. Но отдадим должное, что благодаря той быстрой реакции Кремля — увольнению этих двух генералов — все-таки ощущение, что верховная власть тоже за справедливость, оно есть. И какое-то количество лояльных избирателей из масс широких, они не сменят сторону, они останутся лояльными.

В общем, фон ухудшился для властей, но не сильно. Но при этом надо понимать, что это все равно региональные компании, там региональные повестки, всё вокруг конкретных персоналий, поэтому эта история все равно не станет ключевой. Тем более, что впереди еще три месяца, за три месяца это все подзабудется.

Если протесты будут продолжаться, и если они будут носить моральный, а не политический характер, если тема полицейского произвола, несправедливости властей будет постоянно стоять в повестке, то, конечно, может привести к усилению протестных настроений, в том числе, и в регионах, где сейчас идут кампании.

Надо понимать, что этот контракт «Вы не лезете в политику — мы вас кормим все лучше и лучше», он до последнего времени выполнялся. Не «Единой Россией», а в целом властями. Уровень жизни рос, особенно если вспомнить 90-е годы. Понятно, не благодаря заслугам властей, а благодаря экономической конъюнктуре общемировой, но в целом, тем не менее, это происходило.

И до последнего момента лживая власть людей не сильно раздражала, вернее, даже вообще не парила. Люди просто привыкли, что есть такой ритуал в политике. Вот политики-единороссы приходят, врут что-то. Но поскольку мы живем все лучше и лучше, то бог с ним, пусть будет. Люди-то помнят, что могло быть хуже, как это было в 90-е годы, поэтому они спокойно на эту ложь смотрели.

А сейчас, последние полтора-два года, когда очевидно, уровень жизни снижается и перспектив никаких позитивных не видно — вот сейчас их ложь начала раздражать.

Знаете, есть два вида легитимности. Один — так называемая процедурная, когда избиратель знает, что власть законно избрана, и даже если она неэффективна, но она по праву, тем не менее, занимает свое место.

А вторая легитимность — экономическая, когда власть удовлетворяет базовые запросы людей, особенно, если она это делает всё более и более эффективно, уровень жизни растет, тогда люди по поводу процедурной легитимности не заморачиваются, она их не сильно беспокоит.

Но когда экономическая легитимность слабее, когда народ живет всё хуже и хуже, тогда на передний план выходит процедурная легитимность, и люди вдруг вспоминают, что власть не вполне законно занимают свое место: выиграла она с фальсификациями… Вот сейчас как раз вспоминаются все скандалы с фальсификациями…

Люди всегда знали, что выборы фальсифицируются, просто до какого-то момента им казалось, что это не важно, что это не имеет значение, пока их кормили. Как кормить перестали, они сразу вспомнили про то, что выборы фальсифицируются. Вот эта процедурная легитимность выходит на передний план, потому что экономическая слабеет.

В конце концов, люди все больше и больше за новостями ходят в интернет. Я сейчас точно цифры не помню, то объем смотрения телеканалов из года в год падает стабильно на протяжении уже многих лет. А количество людей, потребляющих информацию в интернете, растет. Поэтому вот откуда люди всё знают. Особенно сейчас, когда люди не удовлетворены положением дел и отсутствием перспектив, они все больше ищут альтернативные источники информации, потому что традиционные перестали их удовлетворять.

И еще: возможности властей фальсифицировать выборы очень сильно преувеличивают. На самом деле бессчетное количество случаев, когда власть проигрывала выборы, говорит о том, что далеко не всегда получается всё сфальсифицировать.

Есть простой человеческий фактор. Члены избирательной комиссии — это, в общем, простые люди — учителя, врачи. И когда это настроение «так больше жить нельзя» овладевает умами общества в целом, так и эти люди в какой-то момент просто умывают руки. Они не делают революции, но они вдруг отказываются переписывать протоколы. Просто каждый сам по себе. Кто-то встал, вышел: «Я пойду в туалет». Ушел и не вернулся. Поди его найди. Правда, это банально происходит. Или председатель участковой избирательной комиссии отвез протоколы и выключил мобильный телефон. И всё, его не могут найти, чтобы заставить переписать протокол...».