Своими размышлениями о роли учителя в современной российской школе, а также о том, как преодолеть бюрократические преграды, впрямую влияющие на качество образования, делится обозреватель «Новых Известий» Марина Балуева.
- Ну почему же учителя упорно не хотят пользоваться цифровыми ресурсами на уроке, ведь это так удобно? – моя собеседница, так, между прочим, произносит давно уже ставший риторическим вопрос.
Учителя не хотят? Действительно, ведь еще великий немецкий педагог позапрошлого века Адольф Дистервег сказал: «Самым важным явлением в школе, самым поучительным предметом, самым живым примером для ученика является сам учитель». По российскому законодательству учитель обладает особым статусом. Вот почему, если говорят о недостатках современного образования, обычно повторяют мантры «учителя не хотят», «учителя не могут», «учителя не компетентны». А в качестве лекарства регулярно выдвигаются меры воздействия на учителей в парадигме «проверить, научить, заставить».
В пределах ограниченного опыта.
Вот и сейчас моя собеседница не ждет от меня ответа. Она сама знает, что «учителя не хотят».Она сосредоточенно вглядывается в монитор и водит мышкой по столу. Предмет поиска – шаблон сертификата о повышении квалификации, для меня, учителя. Шаблон не ищется, компьютер «зависает», время идет, и моя собеседница уже давно опоздала на то совещание, куда стремилась, когда любезно соглашалась выдать мне сертификат. Поскольку предполагала, что операция его поиска и печати займет всего пару минут. Но получилось совсем иначе.
Я размышляю, что же мешает этой интеллигентной и милой женщине, доценту, в далеком прошлом учительнице математики, что ей мешает сейчас догадаться: ответ на вопрос вот он здесь, перед нами. Ведь невероятно уплотненный школьный график, несопоставимый с неспешной мирной тишиной академии постдипломного учительского образования, совершенно не предполагает никаких «зависаний», проволочек, заминок. В бешеном ритме школы, в условиях жесткой мультизадачности – только мел и тряпка остаются наиболее мобильными и надежными девайсами. Ведь они никогда не «зависают», не отключаются и не меняют контент.
Возможно, внедрение цифровых технологий пошло бы более успешно, если бы перемены не ограничились покупкой компьютеров, но коснулись бы и темпа школьной жизни, и качества техобслуживания. Но эти (и многие другие) «мелочи» остались за кадром.
Неспособность выйти за пределы собственного ограниченного опыта, равно как и отсутствие потребности в обратной связи, не мешает даме-доценту генерировать идеи для управления образованием и способствовать их реализации. Более того, моя героиня – типичный представитель управленца образованием. С такой же, как приведена в пример выше, приблизительно степенью близости к реальности создаются «критерии эффективности», разрабатываются «новые технологии», пишутся учебники, утверждается федеральный государственный образовательный стандарт (пресловутый ФГОС).
Обратная связь – от учителей, детей, родителей - не требуется. Так сложилось. Традиция такая.
С помощью насилия.
Управление по строго иерархичному принципу, когда управляющие имеют некое умозрительное представление о предмете или процессе , которым управляют, а так же власть потребовать у управляемых, что считают нужным, не интересуясь реальностью, приводит к казусам и парадоксам.
Наиболее яркий пример - тяжкий родительский труд по реализации «проектной деятельности» детей.
Изначально, в зарубежных школах, проектная деятельность задумана, как воплощение «деятельностного подхода к образованию и воспитанию». Это, если говорить простыми словами, когда обстановка в школе (именуемая по-научному образовательной средой) настолько вдохновляет ребенка, настолько раскрывает его потенциал, что он (по собственной инициативе!) начинает что-то творить, выдумывать, строить. Учитель ребенка в этой деятельности сопровождает и поддерживает. Ребенок обучается сам, в деятельности по собственному желанию. Учитель помогает ребенку обучаться.
Понятно, надеюсь, что создание такой образовательной среды потребует глубоких системных изменений и, вполне вероятно, финансовых вложений. Причем, если финансов недостает, то изменения надо проводить вдвойне осторожно. Но зачем чиновнику осторожничать?! Ведь есть учитель: ему приказали, он выполнил и отчитался. А выполнить учитель физически может только так: приказать детям принести «проекты» в школу к такому-то числу. И вот, над «проектами» корпят родители в первом часу ночи, потому что ведь надо же измученному «обучением» чаду хоть немного поспать.А учитель корпит в это время над отчетами об успешном выполнении. У обоих «участников образовательного процесса» растет отвращение к этому самому «процессу». Но это никого не волнует в управлении образованием.
Или пресловутая «внеурочка», которая изначально задумана для развития детей (для все той же образовательной среды), но превратилась в банальные дополнительные уроки в нагрузку к уже имеющейся нагрузке, куда детей сгоняют чаще всего насильно. Ребенка потому не спрашивают, хочет он или не хочет заниматься дополнительно, потому что нужна «наполняемость и отчетность». Внеурочка насаждена везде, где нужна и не нужна, используется как повод для дополнительной оплаты учителям, чей труд не оплачивается достаточно в пределах норматива. Пострадавшие – дети. Но на это бесполезно жаловаться.
Все это результаты управления образованием, основанного на насилии и игнорировании реальности.
Кто вернет здравый смысл?
Стоит ли удивляться, что в итоге к ЕГЭ надо именно «натаскать» в срочном порядке в последние годы учебы. Это диктуется всем строем школьной жизни.Ведь даже об экзаменах как таковых (не говоря уже об образовании в целом) начинают думать на последнем этапе обучения. А до этого весь процесс заточен прежде всего на то, чтобы «отчитаться перед проверяющими». Даже если «проверяющие» потребуют поменять цветочные горшки в школе, чтобы все были одинаковые (пример из жизни) или сделать еще что-нибудь столь же эффективное и своевременное для образовательного процесса.
Вот я стою посреди школьной библиотеки. К списанию приговорены десятки учебников, еще крепких, почти новых, но - не имеющих на обложке маркировку «ФГОС». Нужды нет, что содержание под новой обложкой осталось старым, страница в страницу. Что школе может не хватить денег на полный комплект «новых» учебников.. Что дети таскают тяжелые портфели, а проблему решил бы двойной комплект: для дома, и для школы. Все это не важно. Учебники с неправильной обложкой должны быть уничтожены, потому что при их обнаружении кем-то из «проверяющих» на школу будет наложен громадный штраф. Гораздо проще для всех сторон, если какой-то класс останется вовсе без учебников, нежели беречь старые книги и думать об удобствах.
В том же «Законе об образовании РФ» (№273-ФЗ) , который наделяет учителя особым статусом и академическими свободами (ст.47), содержится внушительный список контролирующих и проверяющих инстанций (глава 12 ). И это еще не считая массы «научных» начальников, заполняющих научно-методические центры и академии постдипломного образования. Все эти инстанции обладают полномочиями указывать и критиковать. Они также могут устроить проверку, надолго выбив из колеи весь школьный коллектив, наложить большой штраф за малейшее отклонение от прописанных правил, и многими другими путями указать учителям их реальный , а не мифический статус. В Трудовом Кодексе есть статья 278, позволяющая уволить директора школы без объяснения причин. И эта статья, как вы понимаете, напрочь отделяет директора от учительско-родительского сообщества, делая директора послушным проводником идей сверху.
Какая уж тут свобода? И какая эфективность?
А в бюрократической среде уже зреют маниловские прожекты по отмене классно-урочной системы.В подражание передовым в школьном образовании государствам, которые осторожно делают первые шаги в этом направлении. Наши чиновники хотят росчерком пера и приказным окриком добиться того, что в других странах годами формируется на основе свободы и достоинства учителя, через обдуманное построение образовательной среды. Ведь в отчетах, написанных по ночам подневольными учителями, создание «образовательной среды» как бы завершено. А в Законе уже расписаны свободы учителя.И они тоже как бы есть у нас.Так пусть у нас теперь все станет, наконец, «как в Финляндии»!
А что же учителя? Поему они молчат? Что мешает сопротивляться, пользоваться своими правами и вернуть в школьное образование хотя бы здравый смысл?
Увы, далеко не все ценят свободу вообще, и многим свобода в школе представляется чем-то заведомо нереальным, даже вредным. Но дело не только в этом. При внимательном отношении к вопросу становится ясно, что академические права и свободы учителя тесно связаны с такими понятиями как квалификация, соответствие занимаемой должности, профессиональный стандарт, мера ответственности. И это именно те пункты, по которым чаще всего происходит административное давление и административная манипуляция поведением учителя. Страх и стыд оказаться «недостаточно хорошим» учителем – мощный рычаг манипуляции поведением, а также экономии финансов за счет учителя. А это уже совсем «горячо» по отношению к насущным темам повседневности. Поэтому, имеет смысл более внимательно рассмотреть, что же происходит с академическими свободами в современной российской школе, а также как и зачем добиваться реализации этих свобод.
Учитель и бюрократ: конфликт интересов.
В целом , если сравнивать закон и реальность, создается впечатление, что учителю сильно ограничили права и свободы, но зато оставили и даже расширили ответственность. Получается, если результат хороший, то это благодаря разработчикам ФГОС , «инноваторам» и создателям учебников. Если результат плохой, то виноват учитель.
Поскольку результат реформ на сегодня хм… плоховат, то учитель таки остается виноватым, и мы видим, как обществу пытаются навязать стереотип о «некомпетентном» учителе, отсталом и т.д. и под это дело организуют всевозможные спонтанные проверки (ЕГЭ и контрольные для учителей, всероссийские проверочные работы и др.). А не нужно ли на самом деле просто отвести вину от действительно некомпетентных разработчиков стандартов и учебников?
Сегодня бюрократическая надстройка в образовании – это невероятно разбухший аппарат, поглощающий львиную долю финансов, направляемых в образование, но этот аппарат уже давно обслуживает преимущественно свои корпоративные интересы или интересы отдельных частных лиц. На поверхности лежит конфликт интересов в сфере производства учебников и составления так называемых «федеральных списков», разрешающих школам не выбирать лучшее, а пользоваться тем, что дают. Аналогичная ситуация с переобучением и курсами повышения квалификации учителей. Здесь также отсутствует конкуренция между организациями, предельно ограничено право выбора курсов у учителя. Так же все обстоит и с аттестациями, и с конкурсами. Везде хорошо просматриваются денежные интересы властных и распорядительных групп.
Понятно, я думаю, что академические свободы учителя и властные полномочия «проверяющих» в совокупности формируют непримиримый конфликт интересов. «Но ведь должен же кто-нибудь управлять и проверять», - скажете вы.
Один из наиболее заметных исследователей бюрократии, немецкий социолог, экономист, историк Макс Вебер склонялся к признанию ее положительной роли, имея в виду управление и упорядочение, за которые отвечает эта прослойка. Нельзя не согласиться, что управленческий аппарат, работающий на здоровых началах, приносит пользу, упорядочивая процессы. Однако позже Вебер стал различать бюрократию в позитивном смысле (западная рациональная система управления) и в негативном смысле (восточная иррациональная система управления), понимая под восточной иррациональной системой управления такую, в которой инструкции, приказы, задания и прочие формальные атрибуты власти становятся самоцелью.
Каким типом бюрократии располагает сегодня Россия? И система образования в частности? Вопрос «на засыпку».
Обратимся к другому исследователю, который гораздо жестче Вебера относится к бюрократии. По Роберту Мертону для бюрократической формы управления характерны следующие негативные социально-психологические черты: игнорирование человеческой природы; господство духа отчуждения; ограниченные возможности высказывания взглядов, особенно тех, которые противоречат общепринятому образу мышления; подчиненность личных целей работников целям организации; несовместимость с развитой деятельной личностью; приспособленчество; игнорирование неформальной организации и межличностных отношений.
Все узнали современную российскую школу? То ли еще будет! Будет, если только учителя не задумаются и не начнут объединяться и действовать, отстаивая свои права и свой особый статус, которые гарантированы законом. Которые и являются важнейшими факторами, влияющими на качество образования.