Владислав Иноземцев: «Российская власть возродила и завершила проект ГКЧП».

К 30-летней годовщине событий августа 1991 года доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев на канале «Кремлевский безбашенник» рассказал о том, какие уроки следует извлечь из тех событий и почему они еще долго не потеряют своей актуальности:

«Сегодня исполняется 30 лет со дня попытки государственного переворота в СССР, по сути положившего конец долгой истории московитской экспансии. Какие уроки стоило бы извлечь из случившегося и какая новая реальность сложилась за долгие три десятилетия на «постсоветском» пространстве?

На мой взгляд, важнейших уроков из событий тех лет можно вынести два.

Первый состоит в том, что империи – даже такие комплексные, как советская – крайне сложно преобразуются в конфедерации (каким и должен был стать «обновленный СССР»). Единственный, хотя и не слишком большой шанс для этого создаёт ситуация, в которой центр сам запускает и постоянно подталкивает процесс передачи полномочий в регионы, не позволяя им инициировать процесс и взять его под контроль. Это, например, получилось в Британии, где в конце 1990-х годов Лондон пошёл по пути «деволюции», чуть ли не навязывая новые полномочия Шотландии и Уэльсу; в 2015 г. это срезонировало поддержкой государственного единства на референдуме в Шотландии. В СССР «точкой разборки» стали аннексированные в 1940 г. государства Балтии, заявившие о независимости и таким образом к 1991 г. показавшие путь полного выхода из Союза. Москва запоздала с реакцией – и к августу 1991-го попытка спасти империю была уже почти обречена, хотя и могла оказаться успешной, если бы изначально была нацелена на конфедерацию (но к такому варианту Кремль пришёл только после путча, когда уже ничего нельзя было исправить). Иначе говоря, события тридцатилетней давности показали, что любому центру сложного многонационального государства правильнее возглавить процесс перемен, чем пытаться его сдержать.

Второй урок состоит в том, что революционные перемены гораздо опаснее эволюционных. Даже в июле 1991 г., когда можно было быть уверенным в том, что новый Договор подпишут 7-9 республик из 15, его заключение стало бы серьёзным фактором стабилизации: в этом случае сохранялось само единое пространство, к которому могли бы впоследствии присоединиться некоторые другие республики; союзный центр выступал бы как субъект международных отношений; проводилась бы скоординированная экономическая политика. Путч напрочь разрушил саму такую возможность – распавшись на отдельные государства, бывшее имперское пространство лишилось шанса на неимперскую «сборку»: присоединение в том или ином виде к России выглядело совсем иначе, чем вхождение к Союз. Путчисты, чем бы они ни руководствовались, пошли на решительные меры, которые в очень неустойчивой ситуации всегда хуже любых компромиссов. Ответ демократических сил был соответствующим: М.Горбачёв потерял последние рычаги управления, колебавшаяся Украина объявила о независимости, и шансы на сколь-либо позитивный исход были потеряны – что и зафиксировал распад СССР.

Почему мы должны помнить уроки 1991 г.? Прежде всего потому, что Россия осталась такой же империей, какой был и Советский Союз – даже чуть ли не с бóльшими противоречиями в своём национальном составе. И она не смогла в 1990-е годы завершить процесс превращения в реальную федерацию, а путинская эпоха по сути возродила и завершила проект ГКЧП. Уверен: эта конструкция не вечна, и многие из нас вполне могут дожить до нового 1991 г. Российская элита вела и ведёт подрывную работу в соседних странах – от Молдовы до Грузии и Украины – ровно так же, как советское руководство стремилось в 1960-е и 1970-е годы раскалывать европейские колониальные империи, не понимая, что управляет одной из них. Поэтому бумеранг, запущенный в Москве в начале 1990-х, ещё не вернулся обратно.

Новая реальность постсоветского пространства тоже сложнее, чем кажется.

Мы привыкли воспринимать огромную территорию бывшей империи как Россию и «прочее» – но это очень поверхностный взгляд. Мне кажется, что в результате распада СССР образовалось три больших региона: западный – от Таллина до Одессы; восточный – от Ашхабада до Астаны; и центральный – Российская Федерация. В обеих перифериях сложились потенциальные точки консолидации и своеобразные матрицы внешнего силового поля. На западе идёт видимое и активное противостояние между Москвой и Европой/США, а ключевым игроком в регионе стала Украина как воплощение стремления интеграции в Европу, несмотря на масштабные экономические неудачи и хаотическую политику. На востоке имеет место менее драматическое, но в то же время даже более сложное противостояние России, Запада, Китая и Турции (а также отчасти и радикального ислама), а в ключевого игрока превратился Казахстан, ставший примером постсоветской «азиатской» модернизации с явным экономическим ориентиром на Европу и США. Сегодня не стоит закрывать глаза на то, что за последние четверть века Москва, Киев и Астана превратились в равно значимые центры бывшего имперского пространства. Не может быть никакого сомнения в том, что две последние столицы в ближайшие годы обретут важную роль в мировой политике.

Отличие нынешнего «расклада» от 1991 г. состоит в данном аспекте в том, что тридцать лет назад Россия однозначно стояла на стороне «запада», что подтверждали даже Беловежские соглашения, нацеленные на объединение не столько «славянских», сколько «европейских» республик бывшего СССР. Сегодня Россия с её Евразийским Союзом очевидно смотрит на восток/юг, что говорит о серьёзной смене основного геополитического вектора. Эта смена имплицитно говорит о том, что борьба за Украину и, видимо, Белоруссию уже проиграна (статьи В.Путина об истории напоминают тексты И.Сталина о марксистской трактовке лингвистики, написанные в годы, когда провал надежд на мировую революцию стал совершенно очевидным, а интерес к событиям в собственной стране был во многом утрачен) – однако в то же время Кремль, на мой взгляд, сегодня так же недооценивает вызовы на востоке, как в 1990-е он недооценивал ситуацию на западе. Казахстан сейчас обретает исключительную значимость для США и Европы как центральный форпост в Средней Азии на фоне возвышения чуждых Западу Китая и Турции. Молодая казахстанская государственность, порой пренебрежительно отрицаемая российскими политиками, может казаться таким же «недосуверенитетом», как и независимость Украины, но в случае угрозы со стороны бывшей метрополии её будут защищать не только казахи. Иначе говоря, с обеих сторон России возникли не просто отдельные государства, но, скорее, их блоки, если и смотрящие на Москву, то только в моменты отчаяния.

Распад Советского Союза, ставший необратимым 19 августа 1991 г., скорее всего, действительно был геополитической катастрофой ХХ века, эффектно завершившей The War of the World – распад европейских имперских структур, начатый в 1914 г. Однако события на постсоветском пространстве имеют все шансы стать главной геополитической игрой XXI столетия, ещё весьма далёкой от своего завершения...