Posted 25 мая 2015,, 21:00
Published 25 мая 2015,, 21:00
Modified 8 марта, 02:22
Updated 8 марта, 02:22
Мой день победы
Мой дедушка Вакульчик Николай Игнатьевич родился 7 сентября 1895 года в деревне Староселье Дрогичинской волости Кобринского уезда Гродненской губернии. Сын крестьянина. С 1912-го по 1915 год работал в Санкт-Петербурге на электростанции Варшавского вокзала, на заводе «Сименс-Шуккерт» и других предприятиях электромонтером. Призван в армию в 1915 году, служил рядовым до мая 1916 года. В 1916 году окончил школу прапорщиков в Иркутске. В Первую мировую был на фронте в Румынии командиром взвода пехоты.
В январе 1918 года вступил в Красную гвардию в городе Козлове Тамбовской губернии. Работал в Козловском революционном полевом штабе. Был комендантом Козлова в 1918 году, помощником уездного военного комиссара. С 1919 года – член Козловского военно-революционного комитета. В 1920 году работал в политотделах, а в 1921 году – политинспектор политуправления Орловского военного округа, с 1922-го по 1924 год – инспектор и политконсультант ПУРа. Демобилизован в 1924 году, работал в народном комиссариате финансов. С 1930 года – замначальника управления кредита и госзаймов.
Все это известно мне из автобиографии моего деда, которую я нашел среди уцелевших бумаг из домашнего архива.
Воевал дед в 21-й дивизии народного ополчения. Пропал без вести в 1941 году. Отец обращался в разные инстанции, в том числе к ветеранам 21-й ДНО. «Полных списков дивизии нет», – ответили ему ветераны. Так что о дедушке моем – ни слуху ни духу.
Мама, Лидия Дмитриевна Климова, родилась в деревне Красное Михайловского района Рязанской области 22 апреля 1927 года. Как и многие, была на трудфронте. Дед Дмитрий Иванович Климов, мамин отец, пропал без вести на Курской дуге, был сапером. Два брата бабушки (Иван Иванович и Василий Иванович) погибли – один в финскую, другой в Великую Отечественную войну.
Отец, Вакульчик Владимир Николаевич, родился 9 ноября 1920 года в Москве. В Великую Отечественную войну был на Балтике, был краснофлотцем. Служил в блокадном Ленинграде, в 188-м гвардейском стрелковом полку 63-й гвардейской стрелковой дивизии Ленинградского фронта. Был командиром отделения, старшим краснофлотцем. Принимал участие в боях на Синявинских высотах при прорыве блокады Ленинграда.
С Синявинских высот немецкие войска обстреливали Ленинград и железную дорогу, по которой шло снабжение города. Наши войска находились в болотах, и им было очень важно захватить эти высоты, с которых на большое расстояние контролировалась местность. Только недавно мои родные узнали, что отец был награжден медалью «За боевые заслуги» за действия в бою 15 сентября 1943 года за высоту 50,1. Это одна из высших точек Синявина, которую наши солдаты называли «высота смерти»: потери в боях за нее были очень большими с обеих сторон. Многие друзья и товарищи моего отца погибли именно там.
Он несколько раз был на местах боев. Последний раз – в 1975 году. Привез фотографии заросших полей, болот и лугов, надгробий на могилах своих товарищей, памятных самодельных щитов, на которые родственники погибших бойцов наклеивали их фотографии и складывали осколки, каски, гильзы.
Про бои отец рассказывал мало, но некоторые эпизоды запомнились. «В подбитом немецком танке остался один немец. Он отстреливался до последнего. Когда наши бойцы подбирались к танку близко, он бросал из люка гранаты. Кто-то изловчился и забросил гранату в башенный люк. Когда немца вытащили из танка, его всего трясло – наверное, контузия. Он весь был посечён осколками гранаты. Левая рука была перебита и перетянута жгутом, а в качестве закрутки он использовал деревянную ручку боевой гранаты, которую зажал под мышкой». «И что было дальше с этим немцем?» – спросил я. – «А я не знаю, его оправили в штаб».
В журнале «Техника молодежи» однажды была интересная статья об эволюции защитных средств армии в связи с развитием различных видов оружия. В той статье упоминались стальные нагрудники наших советских бойцов. Я спросил у отца, правда ли это, ведь много писали и говорили, что у нас с оружием было плохо, а тут – такая защита. Отец сказал, что у него был нагрудник вроде кирасы. Если нагрудник надет на ватник, автоматная пуля его не берет. Однажды он из любопытства поставил нагрудник к пеньку и дал очередь из автомата. Нагрудник уцелел – только на внешней стороне остались небольшие отметины от пуль, а с внутренней стороны – отметины, как на эмалированной кружке от удара. Но когда шли в атаку, многие бросали не только нагрудники, но и каски и ватники, чтобы только быстрее проскочить нейтральную полосу и ворваться во вражескую траншею.
Про ужасы блокады он рассказывал много, но больше всего запомнилось, как город очищали от трупов, чтобы не было эпидемии. Не хватало сил выносить по лестницам многочисленных умерших, и их бросали через окна.
Рассказывая о погибшем «Петергофском десанте», отец говорил, что было 1500 моряков (с некоторыми добровольцами он был знаком). В официальных источниках цифра в три раза меньше. А в Кронштадте он видел, как вынимали погибших немецких подводников из лодки «U-250», которую потопили наши моряки.
Отец после войны приобрел трофейный немецкий мотоцикл «BMW R 75» 1943 года выпуска. Все детство мы с братом провели на этом мотоцикле. На рыбалке вечерком у костра, когда бездонное звездное небо навевает мысли о вечном, отец часто говорил с горечью: «И сейчас еще не поздно кое-кому отбить пятую точку за то, что такой город, как Ленинград, засадили в блокаду».
В связи с 40-летием Победы отцу дали орден Отечественной войны. Для нас с братом самая большая награда – то, что он остался в живых.
Отец умер в 2003 году, в сентябре.