Posted 13 мая 2015,, 21:00
Published 13 мая 2015,, 21:00
Modified 8 марта, 02:23
Updated 8 марта, 02:23
Мой день Победы
Своими детскими воспоминаниями о войне поделилась мама моего супруга Тамара Афанасьевна Бобохидзе-Тонкоглаc.
– Нас в семье было четверо детей. Старший брат Костя, тринадцати лет, и три сестры: Галя, семи лет, я – Тамара, и самая младшая Валя, полутора лет. Я очень похожа на папу Афанасия (по-украински Панас), и потому его родители звали меня Паником, а после гибели папы часто забирали к себе.
Я хорошо помню, как началась война. Мы жили тогда в селе Оситняжка Кировоградской области, мне было пять лет, и в этот день мы с сестрой Галей были у папы на работе.
Началась эвакуация жителей, и папа проводил нас с мамой на железнодорожный вокзал в Кировоград, посадил в товарный поезд, полностью набитый людьми, и больше мы его не видели. Нам необходимо было добраться до Корсунь-Шевченковского к родителям мамы, но по дороге поезд начали бомбить, и нас высадили в какой-то деревне.
Поселились мы в доме, в другой половине которого жила женщина со своей маленькой дочкой, ночью в их часть дома попала бомба. Мы спрятались в погребе (на Украине это отдельно стоящая хозяйственная постройка, рядом с домом). Я помню, как какой-то мужчина принес к нам маленькую девочку, успокаивая ее: «Это не твою маму убило, не твою маму!», а она продолжала плакать и звать маму.
Потом зашли немцы и заняли наш дом. Помню, как они собрались за столом и, что-то обсуждая, смотрели на карту. Наша младшая сестра Валя испугалась и начала громко плакать, чем вызвала раздражение у одного немца, подбежавшего к ней и наставившего на нее пистолет. Возникла напряженная тишина, мы все испугались, а она в ответ заулыбалась ему своими голубыми глазами. Немец изменился в лице, после чего отошел от нас. Той ночью была бомбежка, по всей видимости, советские самолеты бомбили немецкие позиции. Никто не разбирался, что там же находятся простые жители и беженцы. Потом к нам пришел немецкий солдат и сказал: «Собирайтесь, будем выходить из деревни и поджигать ее». В доме было темно, мама спешно начала нас собирать, а немец помогал ей, светя фонариком.
Я помню, что шло очень много людей и скота, мы только оглянулись на деревню, а она уже вся горит… Дальше мы добирались на перекладных, нас подвозили и свои, и немцы. Когда мы пришли в Корсунь-Шевченковский, там было тихо, немцев не было, никакой войны не было. И нас встретили бабушка Мария и дедушка Антон, напоили чаем, было так хорошо. А потом бабушка с дедушкой уехали в село Набутово к маминой сестре Гале, которая там работала химиком на сахарном заводе, у нее было двое маленьких детей, и ей нужна была помощь. А мы остались жить в доме бабушки и дедушки.
Прошло какое-то время тишины, и ночью опять зашли немцы, выбивая дверь ногами. Почти два с половиной года мы жили в кухне, а в комнате по соседству два немца – Франц и Курт. Они хорошие были солдаты, нас не обижали, часто пекли булочки с изюмом и угощали нас.
Однажды на Новый год Курт и Франц поставили елочку живую, насыпали под нее конфеты, а сами как будто бы легли спать, подглядывая за нами. Конечно, нам, как и всем детям, было интересно, мы заглядывали к ним, но ничего не брали. Но потом они нас угощали всем тем, что у них было.
К ним часто приходили и другие немцы, хорошие и плохие, например, Ганс был страшный. Когда он приходил, мы всегда забивались в угол, а он любил шутить над нами: наставит на нас оружие и пугает: «Пух, пух!». Мы боимся, а он хохочет. Ганс пытался как-то приставать к маме, а Костя ее защитил. Ганс разозлился и потребовал, чтобы Костя вышел в огород. Но мама спрятала Костю в туалете, и он его не нашел. Рядом с нашим домом жили немецкие офицеры, и мама пошла к ним и пожаловалась на Ганса, после этого к нам он больше не приходил.
Был еще хороший пожилой немец, который нам всегда приносил конфеты и говорил, что у него тоже там дома «киндер, киндер». Но мама нам разрешала есть только то, что дают Франц и Курт, поэтому его конфеты мы брали, но не ели.
Мы также продолжали вести свой обычный быт, работали в огороде, куры у нас были. Как-то мы с Галей были в огороде, помогали маме, и тут начали самолеты летать над нами и строчить, а мы на землю упали и не шевелимся. Вообще, когда самолеты летали, очень страшно было. Мы с Галей всегда под стол прятались, и очень нам хотелось в этот момент быть птичками, чтобы мы смогли улететь.
Настал день, когда немцам нужно было отступать из Корсунь-Шевченковского. И как-то вечером Франц и Курт сказали маме, чтобы этой ночью мы все прятались в погребе.
Утром, когда мы вышли из погреба, на улице было тихо-тихо и немцев нигде не было. А с нашего дома потом сняли гранату уже наши солдаты. После ухода немцев местные жители тащили из их пекарни (которую они организовали в школе) оставшийся хлеб, сахар, муку – в общем, что было.
После оккупации меня забрали родители папы к себе в Сигнаевку, и там я пошла в первый класс. Сестра Галя в Набутове закончила уже два класса, по возвращении обратно к маме в Корсунь-Шевченковский мы с Галей пошли вместе учиться во второй класс. Всю жизнь держимся вместе. Брат Костя умер в подростковом возрасте от туберкулеза – его заразил местный дед на рыбалке, угостив окурком.
Сейчас я и две мои сестры Галя и Валя – уже пожилые женщины, мы живем в одном городе, также дружно и сообща. Для нас День Победы является днем памяти о тех испытаниях и трудном времени, которые пришлось пережить нашей семье, днем памяти об отце и дяде, которых мы потеряли в этой страшной войне.