Политолог Алексей Макаркин

– Алексей Владимирович, почему нет реакции на громкие коррупционные разоблачения ни со стороны руководства страны, ни со стороны правоохранительных органов?

– Любая реакция власти привлечет к этим расследованиям дополнительное внимание. А так, если в Интернете об этом будут говорить, а по телевизору не будут, то значение этой информации снизится. В конце 1980-х годов у людей было представление о том, что есть добро и зло в политике. Сейчас же у людей присутствует ощущение, что воруют абсолютно все. То есть и эти на руку не чисты, и те ангажированы, и у этих свои интересы. За счет этого эффект снижается. Эффект повышается, если власть обращает внимание на проблему и как-то комментирует, самим фактом комментария подтверждая значимость информации. Или если есть представление о том, что святые и чистые сражаются с грешными и грязными. Здесь такого нет – все одним миром мазаны. Сейчас ставка делается на то, чтобы снизить значимость всех этих событий. И эффект на сегодняшний день достаточно скептический: дескать, я так и думал, и вообще странно, если бы этого не было. Еще одно подтверждение истины, что все воруют. Теперь задача – снизить публичность этого всего.

– Тогда как в этом свете можно объяснить публичную «порку» бывшего главы Минобороны Анатолия Сердюкова?

– Как я понимаю, Сердюков провинился, причем достаточно серьезно, поэтому и решили его наказать. Но мы видели, что вся эта публичность носила строго лимитированный эффект. Когда Сердюков повел себя правильно с точки зрения существующих правил игры, то есть не стал жаловаться, бежать к правозащитникам, качать права, а смиренно склонил голову и приготовился к наказанию – он попал под амнистию. И Евгению Васильеву нестрого наказали, если это вообще можно считать наказанием. А что касается Чайки, то он ни в чем не провинился. Он всегда был государевым человеком, еще с 1999 года, с дела Юрия Скуратова (экс-генпрокурор, который ушел в отставку после порноскандала. – «НИ»).

– То есть тот, кто демонстрирует свою лояльность, может чувствовать себя в относительной безопасности?

– Конечно. Вот у Сердюкова были с этим проблемы. Плюс у него была ослаблена аппаратная поддержка, как я понимаю, в связи с его семейной историй. Но это второстепенный фактор.

– Получается, официальное обвинение в коррупции – лишь некий способ воздействия на неправильно ведущего себя чиновника?

– Именно. Но этот способ используется довольно редко. Я имею в виду федеральный уровень. Если слишком частить, то может создаться впечатление, что это способ поступать так с любым. А здесь идет речь скорее об исключении, которое только подтверждает правило: если человек не нарушает определенных правил игры, то и в отношении него власть не ведет себя слишком жестко.

– Разоблачение Чайки может возыметь какие-то карьерные последствия для него?

– Сейчас вряд ли, но в будущем это может быть использовано. Сейчас это означало бы как бы прогнуться перед оппозицией, показать свою слабость, чего делать ни в коем случае нельзя. Но если в дальнейшем аппаратные позиции того или иного человека будут слабеть, тогда возможно всякое. Разоблачительное расследование может стать одним из аргументов в совершенно неожиданное время. Поэтому я бы не сбрасывал со счетов все эти истории. Но сейчас это не действует – ни в общественном смысле, ни в аппаратном.

– А есть ли у общественных разоблачений, которые делают журналисты или ФБК, скажем так, скрытые последствия?

– Такого рода разоблачения имеют накопительный эффект. То есть люди, конечно, считают, что все воруют, и вроде как не сильно интересуются, кто и как конкретно. Но тем не менее. И этот накопительный эффект может быть достаточно серьезным и иметь последствия.

СПРАВКА «НИ»