«Зубрила – это дрессированный тюлень»

– Какие дорогостоящие прожекты модернизации школы ни внедряй, на какие курсы переподготовки «словесников» ни посылай, Россия вдруг «двуязычной» не станет. Все много сложнее. Читая лекции своим будущим коллегам, выходцам из педвузов, я буквально через колено ломаю аудиторию, высказываясь без экивоков по адресу нашей современной педагогики. Многих передергивает, особенно дамочек, но что же делать? Мы по инерции тащим в новое тысячелетие замшелую традицию, по которой учили детей и 100, и 500 лет назад, когда монахи, одетые в хламиды, сидели в затылок друг другу. Не потому ли, что затылок – самая невыразительная часть человека? Считается, что дети должны видеть на уроке только учителя – непререкаемого обладателя сокровенных истин. Смотреть в глаза товарищу, видеть его лицо, улыбку, взгляд – якобы помеха в учебе.

– Что же мы теряем, веками исполняя скучные методические предписания?

– Мы теряем самих себя.

– На пять процентов, на десять?

– На все сто! Зубрила не живет как личность ни секунды. Он ходячий архив, куда запихивают килограммы слов, дрессированный тюлень, ловко жонглирующий мячом, но при этом не испытывающий ничего, кроме желания, чтобы ему дали рыбку... Миллионы ребят, от Калининграда до Камчатки, уныло повторяют: «Стол стоит», «Окно открыто», «Летом мы отдыхаем, а зимой много снега». Любой психиатр вам подтвердит, что немотивированный монолог – начало шизофрении. Только больные так говорят. Речь – это часть души, а не просто средство общения. Сколько лет об этом кричу, сколько статей напечатал – коллеги и чиновники плечами пожимают: «Занятно, красиво. Но без учебника все равно никак нельзя...»

– То есть вы, мягко говоря, не очень хорошо относитесь к учебникам по иностранным языкам, к тому же пособию Старкова, ставшему настольным для нескольких поколений?

– Все это не учебники в истинном смысле, а руководства по отуплению детей, словно бы их авторы сознательно задались целью внушить отвращение не только к чужому, но и к своему родному великому, свободному и могучему языку... На Западе, поверьте, то же самое. Да, яркие обложки, богатый полиграфический дизайн, красивые аудиокассеты, бархатные голоса на пленках, но язык от всех этих красот доступнее не становится. Задача любого наставника – помочь ученику освоить инструмент. Причем в процессе живого общения. В русском обществе с конца XVIII века дворяне традиционно нанимали своим детям гувернеров-иностранцев. Пушкин вообще предпочитал говорить по-французски да и сочинять начал на «чужом» языке.

– Я тоже решил приобщить своего сына к языку Шекспира. Отдали в частные руки – и что же? Через два дня пошли домашние задания, потом отметки красными чернилами, а еще через пару дней раздался грозный звонок гувернерши: «А вы на ночь уроки повторяете?» Выходит, от казенного духа школы никуда не деться? При этом сыну все же нравится ходить к частнику. Надо ли продолжать занятия?

– Ради бога, нет! Надо сбить группу из двух-трех детей ваших друзей, попросить педагога не давать им никаких заданий и не мешать им продолжать на уроках жить своей детской жизнью – так, как живут вне языка. И никаких лексических минимумов – для ребенка это яд. Ему что, список русских слов вручали родители, прежде чем он стал говорить? Он гомо сапиенс, человек разумный, значит, он это может...

– Печальная реальность: вера в школу утрачена, все рвутся к дорогим репетиторам, но и там лотерея «повезет – не повезет». В 99 случаях из 100 наш опыт овладения вторым языком сводится к фразе: «Тупее меня нет!..»

– А знаете почему? Каждый, кто переходит на другой язык, как будто переезжает на другую квартиру, таща за собой всякий хлам. Любой нормальный человек боится потерять свое «я» в чужеродной, в нашем случае – иноязычной среде. Без лица человек не существует – безликим может быть только ученик такого-то класса такой-то школы. Помните, пушкинский Сальери говорил, что он поверил алгеброй гармонию? Но для этого ее надо иметь, иначе нечего и поверять. Вот почему мои, как правило, великовозрастные слушатели радостно учатся: они, учась, живут! В школе же их учили грамотно молчать или, как попугаев, повторять чужие слова. Когда мы говорим, это подает голос наша душа, и мы сами не знаем заранее, что и какими словами произнесем...

– Допустим. А что же сотни других так называемых коммерческих курсов, та же Илона Давыдова с ее кассетами в ГУМе или Галина Китайгородская с ее мячами и кроссвордами? Там разве учат не по таким же, как у вас, «альтернативным технологиям»?

– Увы, на большинстве такого рода курсов преобладает интенсивный вариант все той же схоластической традиции, закамуфлированный притопами и прихлопами... Было, кстати, в одной из газет коллективное письмо членов РАН, обосновавших как дважды два, что методика Давыдовой недееспособна. А люди все равно клюют: в той же газете написано, что этому методу якобы нет альтернативы и что он дает 100% гарантии... Бог с ним, но все равно хочу спросить: зачем переучивать заново взрослых людей – латать школьные дыры, взимая за это немалые деньги, если можно сразу сделать хорошо и навсегда? Чтобы человек начинал дружить с иностранным языком, на заре своей жизни, а не перед закатом!

Член-корреспондент Российской академии гуманитарных исследований Игорь Юрьевич ШЕХТЕР прошел Великую Отечественную войну, окончил Институт им. Мориса Тореза. В 60-х был руководителем Центрального кабинета методов обучения языкам СССР. С 1994 г. существует авторская школа Шехтера, ученики которой начинают читать на чужом языке на 10-й день, свободно говорить – через три недели, а весь курс занятий длится три месяца. Среди выпускников шехтеровской школы Микаэл Таривердиев, Владимир Войнович, Роман Виктюк, Павел Чухрай.