Ода к бесполезному искусству

Сказка о Рыбаке, отказавшемся от своей Души ради любви Девы Морской, кажется нарисованной слишком яркими красками: Армянин в зеленом сафьяновом кафтане, ворота из слоновой кости, сад на семи террасах, перстень Богатства, улица Гранатов. Так и всплывают перед глазами кадры из фильмов Сергея Параджанова «Цвет граната» или «Ашик-Кериб», его метафизические коллажи на восточные мотивы. И встает вопрос: как воссоздать на сцене насыщенную фактуру замысловатой сказки, не погрешив при этом избыточностью выразительных средств? Режиссеру Яцко удалось остаться верным вкусу Уайльда и собственному чувству меры.

В Тау-зале ШДИ сцены как таковой нет. Игровое пространство отделено от зрителей свечами в канделябрах по линии рампы. Кальяны соединяют по диагонали углы сцены, в одном из которых притаилась камера-обскура. Черный задник с начертаниями знаков зодиака, ширма с песочными разводами. Ниша левой кулисы отдана оркестру экзотических инструментов, в правой – приглушенный свет тканевого абажура освещает круглый стол и стулья темного дерева. В замедленном темпе ритуала на авансцене зажигают свечи, и перед зрителем оживает английский салон эпохи модерн. Сценическая картинка почти избыточно красива (художник-постановщик – Ольга Левенок). Певец эстетизма Уайльд, вероятно, остался бы доволен: тут и джентльмены в смокингах и галстуках-бабочках, и дамы в вечерних платьях, элегантные прически и клубы табачного дыма, правда, не из брутальных трубок, а от электронных сигарет.

Гости салона «вплывают» в увертюру караваном, их головы венчают увесистые фолианты книг. В салоне в этот вечер – маленькие забавы больших людей, чтение сказки Оскара Уайльда по ролям. Персоны светского общества перевоплощаются в волшебных персонажей прямо на глазах у зрителей. Ободок из ракушек и морских звезд, подобный лавровому венцу, обвивает голову Рыбака. Парик огненно-рыжих длинных волос превращает Леди в Ведьму. Элегантные фраки резким движением за ворот натягиваются на головы, и вот уже вместо компании джентльменов – стая тунцов выплывает из морской глубины (художник по костюмам – Вадим Андреев).

Актеры, утрируя театральные акценты, подчеркивают стихию чистой игры, рождение театра ради театра. Душа – самый необъяснимый и сложносочиненный уайльдовский персонаж по Яцко – едина даже не в трех, а сразу в четырех лицах. Она предстает то в образе Принца с Востока (Евгений Поляков), то Дервиша с Юга (Иван Товмасян) в попытках вновь завладеть телом своего хозяина. Но все они остаются тщетными, пока на сцене не появится женщина – самый действенный проводник искушения в сердце мужчины. Душа в исполнении актрисы Анны Литкенс не манит своего хозяина мудростью мира и обещаниями несметных сокровищ. В легком летящем платье она сделает пару несложных па, рассказывая о необыкновенной танцовщице, чьи ножки «порхают по ковру, как два голубя». Это и оказывается ахиллесовой пятой юного Рыбака, полюбившего безногую Деву Морскую. Женские ножки – их ничто не заменит, взглянуть хоть бы одним глазком… Но, как говорится, коготок увяз – всей птичке пропасть. Душа без сердца оказывается синонимична нечистому духу, уводящему человека на дно. Обрастая театральной плотью, текст Уайльда превращается в сценическую кантилену. Движение не останавливается ни на минуту: то ведьмаки на шабаше отдаются танцам, то купцы на восточном базаре скачут с ноги на ногу. И только в кульминационной сцене всё и вся затихает, замирает. В центре сцены укутанный Душой в белый саван Рыбак кличет свою возлюбленную из глубин. Маленькая Дева Морская (Регина Хакимова) – и впрямь неземной красоты. В серо-голубом вечернем платье она просто садится на колени, и ноги утопают в юбке, образуя русалочий хвост.

Но не появится она до тех пор, пока не допустит Рыбак одну лишь вероятность – из жалости – воссоединения со своей несчастной порочной Душой. Тут грянут гром и молния – их в спектакле впечатляюще воспроизводит человек-оркестр Антонио Грамши при помощи целого арсенала аутентичных инструментов. И море принесет к ногам Рыбака мертвое тело русалки. С распущенными волосами, прекрасную, как фарфоровая статуэтка, провозят перед зрителями на круглом подиуме Деву Морскую, голосом гибнущей чайки выкрикивающую последние слова автора о себе самой. «Любовь лучше» – эту мантру Рыбак твердит все действие и сейчас, не задумываясь, впрыгивает на пьедестал, умирая в морской пучине вслед за своей возлюбленной.

…В финале перед зрителями опустят черный занавес из полупрозрачной газовой ткани, расшитой белыми цветами и орнаментами в стиле модерн. По ту его сторону гости салона зажигают свечи, и свет создает эффект негатива, прозрачного слайда для старинного проектора. Контуры фигур размыты, лица едва различимы – таинственная элегантная картина салона Викторианской эпохи. Этакая вишенка на торте изысканного мира английского поэта.