Режиссер Александр Прошкин

– Александр Анатольевич, что побудило вас снять эту картину?

– Меня волнует то, что происходит за пределами Садового кольца. К ерническому гламуру, который вызывает большую радость и у зрителя, и у критики, я не приспособлен. Меня волнует жизнь самых простых людей. Чем дальше от Москвы, тем для меня они ближе и интереснее. Сюжет картины родился в тех реалиях, с которыми я столкнулся, снимая две предыдущие картины на Косогорском металлургическом заводе. Там в охране работают молодые девочки. Не потому, что это хлебное место. А потому, что другого нет. Все эти малые города затухают, работы мало, мужиков почти нет, они утекают в большие города. И девушкам некуда девать себя, свое чувство в самом прекрасном возрасте жизни – юности. Их душа жаждет отклика, общения, чувства, а ничего этого нет. Есть только огромные вериги почти у всех у них – неполноценная семья, и они вынуждены тянуть этот воз тяжелой борьбы за существование, который они тянут совершенно безропотно. Практически параллельно я снимал картину «Райские кущи» об обществе победившего конформизма, где уже никакой надежды нет и люди существует только тем, что еще можно что-то урвать, походя растаптывая то, что является основой жизни, – человеческое чувство. А герои этой картины живут только тем, что видят по телевизору, потому что никакой своей жизни у них нет. Они живут жизнью звезд, все время наблюдают этот царствующий гламур, знают все подробности быта у королей поп-культуры и засоряют себе мозги мыслью о том, что все это может стать доступным и для них, стоит сделать какой-то шаг в этом направлении. Они живут этой мечтой – встретить и полюбить кого-то, кто поможет им сменить жизнь, переехать в Москву или другую страну. И я таких сбежавших русских девочек видел очень много в других странах. Мне интересен этот тип русской провинциальной девочки. По жанру это ироничная мелодрама, иногда забавная, нежная и подчас горькая. Она с хорошим концом, потому что штамп номер один: этот финал – катастрофа, я и сам часто это делал. А тут мне хотелось, чтобы эти два неприкаянных существа как-то зацепились друг за друга и превратили свое существование в жизнь, наполненную чувством. И я снимал эту картину для этого зрителя. Мне кажется, как раз такой зритель эту картину бы понял и принял. Я хотел этих людей утешить, дать им понимание того, что жизнь сама по себе самоценна. И что миг, когда ты открыт для чувства, очень быстро уходит. Важно его не пропустить.

– Но ваш зритель картину не увидит. Сколько у вас копий?

– Шестьдесят.

– Это только для крупных городов.

– У нас весь прокат – это антипрокат. У нас прокатчик думает, как ему скорей избавиться от картины, он не заинтересован в том, чтобы та или иная картина нашла свою целевую аудиторию.

– Квотирование как-то изменит ситуацию?

– Квотирования не будет никогда, потому что кинотеатры просто закроют. 25 лет зрителя сажали на иглу коммерческого американского кино. Коммерсанты, которые владеют прокатом, давно стали агентами Голливуда. Они воспитали поколение зрителя, который привык к аттракционам. К зрелищному, но пустому кино. Человеческого кино, ни американского, ни европейского, он не видит. Может быть, это целенаправленная система воспитания.

– Кстати, о воспитании. Как вы относитесь к тому, чтобы ввести некую цензуру на государственных телеканалах, потому что то, что является неприличным в быту, стало нормой в различных ток-шоу?

– Нет, я считаю, что телевидение отражает состояние общества. В обществе готовы разорвать друг друга. Посмотрите любое ток-шоу: там пылает ненависть.

– Но давайте вернемся к вашей картине. Ее покажут в разных городах, и ее посмотрят те, кто раньше назывался интеллигенцией. На кого она еще рассчитана?

– Я показал картину в Сыктывкаре и в Иркутске. Был полный зал, и люди меня не отпускали два часа. В Сыктывкаре – понятно, там артистка Мария Коровина, которая играла главную роль, стала их национальной героиней, потому что она оттуда. Но в Иркутске причины иные. Люди просто хотят услышать про свою жизнь. Им надоели вымученные, выдуманные, «неправдашние» герои, которые с утра до ночи выливаются на них с телеэкрана. Или интонация отторжения, озлобленности и нелюбви, которая идет от сегодняшнего кинематографа. Вообще, не наше дело предугадывать зрителя. Никогда не знаешь, как это отзовется. «Холодное лето 53-го» посмотрели за 50 миллионов зрителей. Потому что картина открыла форточку в будущее. У меня есть картины гораздо лучше, но с ними этого не случилось. Вопрос в том, насколько картина «попала во время».

– Вы знаете, люди не смотрят хорошие картины еще и потому, что многим сейчас не до кино, многим поход в кинотеатр не по карману.

– Да, если раньше кино стоило 30 копеек и было привычным ритуалом жизни для всех, то сегодня 50 миллионов населения вообще не видят экрана. 30–40% населения живут в бедности. При этом те, кто имеют большие доходы, не только этого не скрывают, а напротив, всячески это демонстрируют, унижая тех, у кого ничего нет. Ни в одной стране мира богатые так не наглеют, как у нас. Именно поэтому у нас и благотворительности почти нет. В Америке нет никакого министерства культуры, все деньги на кино дают частные лица. И кроме коммерческих фильмов существует огромное количество некоммерческих, которые очень мало кто видит, но на которые люди дают деньги. Потому что чувствуют свою ответственность за национальную культуру, за тех людей, рядом с которыми они живут. В России же правящий класс – это нувориши, которые до сих пор пребывают в эйфории от того, что они быстро и без всяких особых заслуг разбогатели. Биллов Гейтсов среди них почти нет. Это люди, которые ничего не изобрели, а просто взяли и урвали куски собственности. И это существует даже в каждом маленьком городке. Вы всегда найдете там роскошный супермаркет, куда ходит какой-то определенный слой. И рядом существуют люди, которые откладывают деньги на колготки. И дело в том, что люди, которые всеми этими благами пользуются, беспардонно не скрывают своей эйфории по поводу этого. Я не могу смотреть передачи о жизни нашей попсы. Они воспитывают зрителя в уверенности, что успех определяется не талантом, а случайным фартом и агрессивным натиском. Не так давно я встретился с Евгением Евтушенко, большим поэтом, одним из последних нравственных авторитетов. Ему за 80, он тяжело болен. Несмотря на это, облетал с поэтическими вечерами более 40 российских городов. Спрашиваю: «Зачем? Это же так утомительно!» – отвечает: «В стране накопилось слишком много агрессии, нелюбви… Кому-то надо смягчать нравы».

СПРАВКА «НИ»