Сила реализма: роман Владимира Гоника опубликован через 35 лет после написания

АННА БЕРСЕНЕВА, писатель

Если же в реалистическом духе написан не жанровый текст, то это как правило является маркером его художественной неполноценности. Доходит до смешного: некоторые авторы, для которых реалистичность совершенно органична, старательно привносят в свои произведения повествовательные элементы, выходящие за ее рамки, не замечая несуразности то ли рюшечек, то ли заплаток, получившихся в результате.

Роман Владимира Гоника «Небесный Ковш (Бэйдоу)». (Нур-Султан: Фолиант. 2020) абсолютно от этого избавлен. Реалистичность здесь не только органична, но и во всех отношениях полноценна. В чем состоит отличие этого романа от квази-реалистических текстов, почти невозможно объяснить вне такой расплывчатой категории, как «общее впечатление», но некоторые приметы все же обозначаемы.

Как ни удивительно, сама история, составляющая сюжет - из тех, которые называют «жизненными». Удивительно это потому, что в пересказе она с большой вероятностью вызовет недоверие. Действие происходит во время глухого советского застоя с обращением к прошлому времен Второй мировой войны, место же Советским Союзом не ограничивается, а распространяется на Гонконг, Малайзию, Сингапур. Такая широта охвата естественна, так как один из героев, Иван - русский егерь в Сихотэ-Алине, а второй, китаец Чень - крупный бизнесмен в Юго-Восточной Азии.

Удивительно здесь другое: достоверность фактуры. Понятно, что возможности получения информации сейчас неизмеримы, а для Владимира Гоника, насколько можно судить по его изумляющей биографии, они не ограничивались виртуальными источниками. «Роман «Небесный Ковш (Бэйдоу)» я писал в кругосветном плавании, - сообщает он в предисловии. - Тогда случилась неправдоподобная, можно сказать, волшебная оказия — дивная командировка, длившаяся семь месяцев, с пересадками в чужих портах и с борта на борт в открытом море». Однако и при таких возможностях - вернее, именно вследствие них - роман мог бы превратиться в гибрид путеводителя и энциклопедии. Если бы автор не придал фактуре - географической, исторической, бытовой - ту художественную форму, которая создает для читателя возможность почувствовать себя внутри романной действительности.

Даже то, что можно было бы считать элементом мистики - ментальное двойничество героев, осознанное при случайной краткой встрече и проходящее через всю жизнь, и их одновременная смерть, - выглядит абсолютно правдоподобным. И не только потому, что тревожащее своей необъяснимостью чувство двойничества знакомо многим людям, но главным образом именно вследствие художественной прописанности внутреннего мира героев, которая не уступает прописанности мира внешнего. Оба они не разумом, но всем своим существом знают секрет победы: идти против зла при неравенстве сил, будучи готовым погибнуть в утверждении своего права на человеческое достоинство. И секрет этот настолько верен, что в самом деле раз за разом приводит и Ченя, и Ивана к победе на протяжении их долгой и полной опасных событий жизни. Конечно, жизненный опыт бывшего сборщика сока гевеи, а ныне сингапурского промышленного магната коренным образом отличается от опыта бывшего зэка, а ныне дальневосточного егеря, и уровень их житейских достижений несравним, но алгоритм действий в момент покушения на их честь совпадает до мелочей. Может быть, как сказано в романе, дело действительно в том, что оба они родились под знаком Бэйдоу (Большой Медведицы), то есть обречены сохранять верность своим жизненным принципам при любых обстоятельствах... Так это или нет, но безоглядную решимость подобных людей распознают, нутром чуют даже самые недалекие злодеи, о которых в романе сказано: «Иван знал таких, у кого души как бы и не было, они могли прожить целую жизнь — ели, спали, все у них было как у всех: руки, ноги, — но обходились без души и не задумывались об этом, не имели нужды. Иван полагал, что это такая инвалидность, невидимое увечье, они напоминали ему калек, хотя сами об этом не подозревали, как, впрочем, многие вокруг. Это может и не открыться вовсе, намеренно их никто не уличает, не охотится за ними никто, чтобы вывести на чистую воду, чаще всего они раскрываются сами, не ведая того, потому что человек постоянно делает выбор: то ли переступить через ближнего своего, то ли остановиться; а такие даже мгновения не колеблются, не испытывают сомнений, и укажи им, остолбенеют в искреннем недоумении: о чем речь?!»

Такие люди в жизни Ивана и Ченя встречаются постоянно, и еще одна фиксируемая примета реалистичности этого романа - просто-таки цветущее многообразие, с которым в нем описаны опасные и напряженные перипетии того, как это происходит на каучуковой плантации, в тайге, в море, на улицах Сингапура, в бараке советского концлагеря... Ощущение, которое возникает при чтении, возникло бы, наверное, у человека, вдруг приобретшего возможность не в батискафе, а в своем собственном качестве оказаться под водой и ощутить себя частью мира, к которому он не принадлежит по своему рождению и сущности, однако вдруг стал принадлежать.

Роман Владимира Гоника «Небесный Ковш (Бэйдоу)» позволяет вспомнить или впервые понять, в чем состоит сила и очарование реализма. И это происходит несмотря даже на то, что он опубликован спустя 35 (!) лет после написания. Не много найдется произведений, которые не устарели бы за столь долгий срок. Этому, впрочем, удивляться не стоит: такова природа художественной полноценности, не зависящая ни от стиля, ни от времени.