О мерзостях брака

В январе Лев Толстой оказался в центре столичной театральной жизни. Только что «Крейцерову сонату» поставил в МХТ имени Чехова Антон Яковлев, сын прославленного актера Юрия Яковлева. То была настоящая семейная драма с элементами «карамазовщины». Страсти кипели почти как в телесериалах, тем более что и актерский состав был подходящий. «Киномачо» Михаил Пореченков предстал в непривычном амплуа невротика-ревнивца Позднышева, человека с больными нервами и нечистой совестью. Его надрывная мужская исповедь задела зрителей за живое.

«Крейцерова соната» Александра Назарова – спектакль совершенно другого рода. Он поставлен как некая универсальная история о взаимоотношении полов, где главные и единственные герои – Мужчина и Женщина. На протяжении часа с небольшим они пытаются разобраться в сущности любви и брака. Доминирует в споре Мужчина – его играет Андрей Заводюк, проповедующий сомнительную мораль 60-летнего Толстого (пожилой граф писал «Сонату» после 30 лет брака и рождения 13 детей). Что заставляет людей жениться? Половое влечение. Что удерживает их вместе? Только дети. Что такое брак? Узаконенный блуд, скука, измены, раздражение, ненависть, мерзость. Будет ли хеппи-энд? Да: они разойдутся или отравятся. А еще бывает так, что муж возьмет да и убьет жену кинжалом, как в «Крейцеровой сонате».

Впрочем, в версии Театра Пушкина от семейной драмы Позднышева остались одни разговоры. Автор инсценировки – Елена Исаева – лишила актеров соблазнительной возможности разыграть текст по ролям и безжалостно оставила за скобками занимательный «экшн»: подробности семейного ада, угар разврата, сцены измены, ревности, убийства и раскаяния. В итоге герои выполняют роль «рупоров идей», а не живых лиц с судьбами и характерами. И если у Заводюка еще осталась возможность поиграть в семейного психоаналитика, то Ирине Петровой досталась роль совсем незавидная, почти бессловесная: метаться по сцене, плакать, подыгрывать Мужчине в семейных скандалах и находить спасение в чтении духовной книги – «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Заодно с драматизмом из «пушкинской» версии странным образом исчез классический вопрос «Чья вина?», который так мучил жену Толстого. У Назарова никто ни в чем не виноват. И этот инфантилизм сводит на нет весь нравственный пафос Толстого. Получается, и блуд не грех (раз им занимаются все), и убийство – дело совершенно обычное («Я убил жену» звучит буднично, как приветствие).

Недостаток внутреннего драйва заменяется симпатичными театральными шалостями, энергетикой игры и всякими забавными неожиданностями. Неожиданность первая: герой вовлекает в дискуссию зрителей, присаживается на свободные места, разыскивает по залу курильщиков и, обнаружив, стреляет у них сигареты. Неожиданность вторая: минуте на двадцатой половине зала приходится пересесть на противоположную сторону, причем объявляет об этом женщина-капельдинер. Появление непрофессионального актера на сцене – еще один сюрприз от режиссера.

В отличие от мхатовских коллег, пушкинцы играют «Сонату» «отчужденно», поглядывая на героев с бодрой иронией. Толстовские переживания явно кажутся актерам несерьезными, отчего и раскаяние не выходит, и убийство выглядит игрушечным, и измена превращается в шутку. Ближе к финалу Назаров показывает еще один веселый «аттракцион». На наших глазах Заводюк превращается в любовника Трухачевского, для чего рисует на лице красный рот, тараканьи усики и страшные глаза – поверх закрытых век. После сцены быстрого и невразумительного убийства Женщина и Мужчина кажутся совершенно померившимися и счастливыми. Может быть, они поняли, что нужны друг другу. А может быть, догадались, что граф Толстой – не доктор Курпатов, и в вопросах семейной морали им не советчик.