Режиссер Карен Шахназаров:

– Карен, видели ли вы прежние экранизации «Палаты №6», в частности «Рагина» Кирилла Серебренникова?

– «Рагина», увы, не видел, только его рекламный плакат. Из других экранизаций смотрел чешскую, снятую во времена «пражской весны». В прокат ее не выпустили из-за политических аллюзий, но я попал на закрытый показ в Праге, где мой отец работал в журнале «Проблемы мира и социализма».

– Интересно, у вас тогда было какое-то личное отношение к чешской революции 1968 года или вы были слишком молоды для этого?

– Молод, но ввод советских танков в Чехословакию как-то не совмещался в моем молодом сознании с мирными проблемами социализма. И не только в моем. И в исторически короткий срок советская система пала жертвой собственного идеализма. Точнее, жертвой противоречия между идеалами и практическим их воплощением.

– Ленин некогда сравнил Россию с палатой №6. Он целил в царскую Россию, но попал и в советскую. А как насчет постсоветской?

– Могу точно сказать, что слова Ленина не были причиной того, что я взялся за Чехова. Это вышло случайно. В конце 1980-х мы с Александром Бородянским познакомились с Сильвией Д’Амико, которая только что спродюсировала картину Михалкова «Очи черные». У нее был контракт с Мастроянни, и она, будучи знакома с какими-то моими картинами, предложила снять с его участием что-нибудь классическое. Естественно, всплыл Чехов, и мне на ум пришла «Палата №6». Она за это уцепилась, и встал вопрос о сценарии…

– Когда Сергея Бондарчука спрашивали, кто автор сценария его фильма «Борис Годунов», он отвечал: «Пушкин»…

– Мы с Бородянским не были столь отважны и взялись переделывать рассказ в сценарий. Перенесли действие в наши дни. Сильвии поначалу вроде понравилось, но потом она стала настаивать на более традиционном варианте. А мы уже полтора месяца сидели в Риме, нас тянуло домой, хотя, если бы мы тогда в этом признались, нас бы приняли за дешевых пижонов… Словом, все это распалось. Теперь думаю, что Сильвия была права – для такой мегазвезды, как Марчелло, нужно было нечто более удаленное от современности.

– И сценарий пролежал двадцать лет, прежде чем вы…

– Не совсем. Какие-то моменты мы использовали в «Цареубийце». Собственно, весь этот ход с психиатрической больницей попал в фильм из того сценария. Мы даже думали написать в титрах «Цареубийцы», что в картине использованы мотивы «Палаты №6». Тогда же мы в поисках материала объехали кучу психиатрических больниц. Сейчас этот опыт очень пригодился.

– Каковы бы ни были причины, побудившие вас экранизировать «Палату №6», ваш сумасшедший дом будут сравнивать с нынешней Россией.

– Наверно, хотя это неправильно. Но тогда хорошо, что мы сделали фильм сейчас, а не в 1989 году, когда еще свежи были воспоминания о советских диссидентах и психушках, в которые их бросали. Для меня Чехов никак не связан с политической конъюнктурой. Он выше и глубже. Современен потому, что поднимает вечные вопросы.

– Вы не всегда формулируете для себя основную мысль будущей картины? Или вам просто интересно рассказать историю?

– Бывает, что формулирую. С допуском, конечно. Если точно знаешь о чем, неинтересно снимать. Но на «Палате» этого не было. Чехов настолько неоднозначен, что в нескольких словах не сформулируешь, а упрощать не хочется. И герои у него неоднозначны. Рагин – не трагический герой и не сказать, что «герой нашего времени». Громов не только мыслитель, но и безумец. Свести чеховских персонажей к одной идее, а смысл «Палаты №6» к тому, что «мыслящий человек в российских условиях гибнет», невозможно. Все гораздо сложнее. Я вдруг обнаружил для себя, что Чехов религиозен. Рагин в молодости хотел пойти в духовную семинарию, а отец-хирург ему запретил. Громов говорит о бессмертии души. Это же не случайные детали – в рассказе все имеет значение. Значит, драмы героев как-то связаны с верой и неверием. И так далее.

– Без каких актеров вы бы не начали эту работу?

– Без Владимира Ильина. Я подумал о нем как о Рагине, когда делал «Исчезнувшую империю». И тогда понял, что могу вернуться к «Палате». А теперь, после съемок, не представляю себе картину и без других актеров тоже…

– Вам не кажется, что со времен Чехова психиатрия сильно изменилась?

– Нет. Причины шизофрении как не были известны, так и нет. Методы лечения, по сути, те же – устрашение. Раньше окатывали ледяной водой, чтобы привести в чувство, теперь ставят уколы, которых все боятся. Настолько болезненные, что снимают припадки. Клин клином. Шоковая терапия. Как это было, так и осталось.

– Вы снимали картину в настоящей психиатрической больнице. Хотели, чтобы ваши персонажи были как в жизни – натуральнее тех, что показаны в «Полете над гнездом кукушки»?

– Я очень люблю этот фильм, но сумасшедшие и психлечебница там действительно не настоящие. Очень хорошие актеры и павильон. Это не упрек – Форман знал, что делает. Просто обозначаю разницу.

– Трудно было вашим актерам вписаться в натуральную среду?

– Ильин до того вписался, что его стали принимать за своего. (Смеется.) Санитар решил, что это новый больной, и не хотел выпускать во двор.

– Что было самым неприятным при работе в реальных условиях?

– Запах. В первый момент одно желание – немедленно сбежать. И ощущение грязи. Липкой, неистребимой грязи. Словом, не самые лучшие условия. Не то что в Риме…

– Грех не задать вопрос генеральному директору «Мосфильма» – какой вам видится стратегия российского кино в условиях финансового кризиса? Вчера посмотрел «Обстоятельства» Павла Руминова: четыре актера, одна декорация, беспрестанный пережим и ни на копейку смысла. Может, это и есть модель выживания?

– А «Кошечку» Константинопольского видели? Тоже модель…

– Эта, по-моему, перспективнее. Остроумные тексты, блестяще исполненные Ефремовым, Стриженовым, Сухоруковым и Стычкиным монологи. И всего за 50 тыс. долларов. Один телепоказ – и бюджет отобьется.

– Фильмы с бюджетом до миллиона долларов, а лучше – меньше – один из выходов. «Палата №6», кстати, дешевая картина, основные затраты – на экспедиции к месту действия. Я также надеюсь, что кризис приведет в чувство киноэкономику. Последние годы она была в ужасном состоянии. Бюджеты раздутые, производительность труда мизерная. От советской системы ушли, к американской не пришли. Я не идеализирую американцев – там свои заморочки и тоже куча лишних людей на площадке, но это система, а не хаос. Если в результате кризиса из нашего хаоса родится система, это можно только приветствовать.

– В чем, по-вашему, смысл Совета по кино при премьер-министре, членом которого вы являетесь? Впечатление такое, что появилась структура, отчасти дублирующая кинематографическое подразделение Министерства культуры, а впрочем, имеющая обширные, но неопределенные полномочия…

– Я был на совещании в Санкт-Петербурге, где была впервые озвучена идея совета, и понял ее так, что совет не будет дублировать министерство и заниматься распределением бюджетных средств, а будет вырабатывать государственную политику в области кино. Именно вырабатывать, потому, по моим наблюдениям, единой позиции на этот счет у членов совета нет. У всех очень разные взгляды. Мне кажется, что премьер потому и решил создать этот орган, чтобы выслушать людей, представляющих разные позиции в кинематографе. Кто-то хочет возродить государственный прокат, кто-то, в частности я, против, потому что общепит «Три сосиски» мы уже проходили. А вот советскую систему оценки проектов через редактуру и худсовет стоило бы вернуть, потому что она лучше нынешней, совершенно анонимной. В этом деле нужна гласность. Чтобы у людей, принимающих решения о запуске того или иного фильма, были фамилии. А то зарубят проект – и спросить не у кого: никто ни за что не отвечает...

– Или не зарубят, а толку никакого – в прокате фильм провалился, на фестивали не позвали, премий не получил, отзвука в прессе нет…

– Вот именно. И если совет сможет сделать более прозрачной и эффективной систему господдержки кинематографа – а ее роль в условиях кризиса возрастает, – он уже оправдает свое существование. Министерство – исполнительный орган, оно само себя не реформирует. И еще одна проблема – пиратство, в том числе через Интернет. Если не прижать пиратов, о полноценном возврате затраченных на производство денег можно забыть. Справиться с ними не так уж трудно, нужна лишь воля государства.

– На гостинодворском то ли съезде, то ли собрании кинематографистов вы однозначно поддержали Михалкова, хотя атмосфера этого мероприятия вам едва ли могла понравиться. В частности, то, как на нем склоняли некоторые фамилии, например, главного редактора «Искусства кино» Даниила Дондурея. Вашу фамилию ведь тоже нетрудно разделить надвое…

– Все это мне непонятно – как и то, что вас исключили из союза, и я об этом сказал публично. Надеюсь, что происшедшее объясняется чрезмерной возбудимостью и внушаемостью нашей актерско-режиссерской братии. Нет, ну что это такое: «Не буду с вами играться, вы бяки!»? Детский сад какой-то. На «Мосфильме» есть люди, с которыми мне, скажем так, трудно работать, но бизнес – это бизнес, интересы дела выше эмоций. У меня и мысли не возникает отстранять или изгонять кого-то. А Михалкова я поддержал потому, что у оппозиции не было и нет столь сильного лидера. При всем моем огромном уважении к Марлену Мартыновичу Хуциеву…

– В коллективное правление общественной организации вы не верите?

– Я не верю в коллективное правление общественной организации творческих работников, где каждый считает себя единственно правым и не может иначе, потому что иначе не сможет делать кино. Демократический момент должен присутствовать, но без лидера все развалится. В этом смысле я считаю оптимальным правление Климова. У него ведь харизма была не меньше, чем у Михалкова, но он иначе держал себя с другими – не как начальник, а как первый среди равных, что ли. И союз при нем был мощный. Сейчас он, конечно, ослабел, но Михалков, насколько я вижу, впрягся в работу…

– Благодаря оппозиции, которая не давала ему спать?

– Отчасти. Но главным образом, я думаю, потому, что он заинтересован в союзе и не хочет, чтобы он развалился. И я не хочу. Считаю, что союз нужен. Несмотря на тараканов в головах, несмотря на зависть, ревность и глупость…

– А вы сами кому-нибудь завидовали?

– Бывало. Но не карьере – завидовал успеху. И не так, чтобы хотелось навредить счастливчику, а так, чтобы сделать фильм лучше, чем у него. Соревновательный стимул очень важен. Без амбиций в нашей профессии никуда.

– Можете вспомнить фильм, который в последние годы произвел на вас сильное впечатление?

– Могу. «Пираты Карибского моря». Что вы смеетесь? Это ж надо уметь так сделать! Огромная же работа. И ответственность за такой бюджет – вдруг провалишься и сломаешь шею? Или вот смотрел недавно по телевизору «Освобождение» Озерова. Промолчу насчет идеологии и актерского исполнения – но какова организация съемок! Великий был баталист…

– Озеров мне говорил, что чувствовал себя маршалом, когда ставил и снимал военные операции. По-моему, завидовал Жукову. Ему-то самому в войну не довелось и полком покомандовать.

– Все-таки вы, критики, недооцениваете режиссерский труд.

– Что недооценят критики, то оценят киноведы…

– Хотелось бы верить…