Posted 23 сентября 2008,, 20:00
Published 23 сентября 2008,, 20:00
Modified 8 марта, 07:55
Updated 8 марта, 07:55
Поросячий визг
Душераздирающая история со свиньями и их превращением в арт-объект развивалась, можно сказать, на глазах московской публики. Несколько лет назад на один из «Арт-Манежей» Дельвуа привозил вполне себе счастливых поросят, на спинах и задах которых красовались разноцветные татуировки. В то время подобные произведения оценивали через призму эпатажных акций: еще один пример соединения несоединимого, перенос человеческих стандартов на мир природы, абсурд украшательства.
Время шло, свиньи росли вместе с художником и его амбициями. Сегодня Вим Дельвуа вошел в категорию «серьезных» мастеров. Поросята, в свою очередь, принесены на алтарь арт-рынка. Они убиты, освежеваны, а их ворсистый кожный покров с татуировкой высушен и вставлен в стеклянные витрины. Татуированные рисунки, стоит заметить, в лучших традициях тюремных художеств. Здесь и кресты, и мадонны, и пронзенные сердца. Так как еще до убиения животных было известно, что они происходят из Китая, в галерейной среде начали муссировать слухи о том, что якобы Китай категорически не принимает экспозицию Вима Дельвуа. На открытии выставки они официально подтвердились.
Собственно, и московские кураторы всячески избегали излишних обсуждений свиной темы. Они попытались перенести акцент на пятиметровую стальную башню, вырезанную лазером – готика в эпоху новых технологий. Между тем на вернисаже главными героями были татуировки. Зрелище макабрическое – распластанные кожи, мимо которых под звуки бэнда курсируют господа и дамы с канапе. И самым большим контрастом оказался образ творца: не брутальный мясник, а молодой, утонченный эстет.
Судьба и нынешний вид татуированных свиней наводили на несколько мыслей. Во-первых, о вечном противостоянии живого и мертвого. И речь не только о почивших поросятах. Живое в данном случае – парадоксальность идеи, задор ее реализации. Манежный проект был молодой и немеркантильный. Мертвое – музейно-галерейная рутина, когда акцию надо упаковать и продать. Во-вторых, уход животно-живодерной темы, ее бесперспективность. После того как мир повидал заспиртованных акул и бесконечные чучела волков (последняя выставка в Гугенхайме), удивить его производными мясокомбината будет очень сложно. Из этого вытекает третье следствие – сдвинутость всех моральных и просто человеческих норм в современном искусстве.
Позиция Вима Дельвуа в вопросах норм очень шаткая. Конечно, он эти нормы нарушает – еще немного, и рядом со шкурами поросят могли бы лечь открытки, изготовленные из человеческой кожи в немецких концлагерях (такие показывают в Музее вооруженных сил). С другой стороны, он же фиксирует ее границу: насколько далеко мы можем зайти в стремлении к «красоте». Распространяется ли наша «красота» на свиней? Не несет ли она неминуемую погибель? Ведь ради того чтобы сохранить шедевр искусства, нужно убить его носителя.
Впрочем, все эти глубины философии и этики вдруг исчезают при виде еще одной составляющей выставки. Художник выставил эротические картины, сделанные в манере рентгеновской съемки. Сливающиеся тела и органы соответственно просвечены. Не бог весть какое остроумие. Здесь поневоле посочувствуешь свиньям – они пали жертвами двух страшных врагов всего живого: стяжательства и желания понравиться «продвинутой» публике.