Пикассо против Рембрандта

Этим летом самыми «горячими» художниками окажутся Рембрандт, которому в середине июля исполняется 400 лет («НИ» писали об амстердамских выставках в его честь), и Пабло Пикассо, чей 125-летний юбилей ожидается только в октябре, однако уже сейчас в Европе открываются его мощные экспозиции. Так, на днях около музея Прадо выстроились очереди на выставку «Пикассо: традиция и авангард», а желающих увидеть в том же Мадриде его знаменитую картину «Герника» прибавилось в несколько десятков раз.

Есть подозрение, что Пикассо сильно перевесит Рембрандта. На то есть несколько причин: во-первых, по темпераменту энергичный испанец даст фору кому угодно, а уж неторопливому голландцу и подавно. Во-вторых, он современнее (ХХ век ближе XVII), от него еще не сильно пахнет музейной пылью. В-третьих, он модный, много продается и при этом страшно дорогой – пока еще никому не под силу побить рекорд пикассовского «Мальчика с трубкой», проданного на аукционе за 104 миллиона долларов.

Но помимо всех перечисленных качеств у Пикассо есть одно волшебное свойство: он всегда выходит победителем, и никто не смеет усомниться в его крутизне. Вспомним советские времена, когда десятки его соратников (Шагал, Миро, Брак, Модильяни) если и не вымарывались из учебников, то явно не были в фаворе. Один Пикассо со своим «Голубем мира» стоял как столб посреди пустыни западных извращений. Его считали главным борцом за мир во всем мире, яростным противником фашизма (ведь трагическое полотно «Герника» было написано после фашистской бомбежки города басков) и чуть ли не коммунистом. Это вам не пижон Дали. Это свой парень с лицом сварщика и фигурой грузчика. Его «Девочка на шаре» народу известна не хуже, чем какая-нибудь «Боярыня Морозова», и экскурсоводы Пушкинского музея пролили немало слез над тяжелой участью бродячих циркачей. Одному ему позволили отвечать за кубизм и другие послевоенные «-измы». Удивительно, почти все то же самое говорили и на Западе очень продвинутые критики. Лишь в последнее время стали раздаваться робкие возгласы насчет того, что Пикассо не был таким уж миролюбивым и измывался над женщинами и в жизни, и в искусстве. Но до сих пор он царь и бог арт-сцены. По опросу, проведенному британской газетой Guardian, великий Пабло – первый художник ХХ столетия. Доколе?!

Признаться, лично я никогда особенно не любил Пикассо. Ну никак не получалось любоваться развороченными лицами его моделей (однажды Пикассо признался: «Я ломаю носы на портретах, чтобы показать, что они прямые»). Я не понимал ни его жестокости, ни буйного эротизма, ни эгоцентризма. Но всякий раз, когда попадал в Мадрид, Барселону, Париж или даже на выставку в ГМИИ, от него не было спасения. Поневоле приходилось играть в игру «полюбить ПП» и к хору восторженных вздохов спутников прибавлять свои хвалы. И когда ваш покорный слуга совсем было отчаялся в своей шизофрении (ведь надо любить, а не любится!), неожиданно на мадридской выставке в Прадо свалился спасательный круг. Я понял, за что его если и не любит половина земного шара, то хотя бы восхищается. Речь идет о пикассовском маниакальном трудолюбии. На фоне Марселя Дюшана, который просто выставил в качестве произведения искусства купленный писсуар, на фоне Малевича с «Черным квадратом» (кто так не может!) сотни и тысячи пикассовских листов с переложенными сюжетами из Веласкеса, Пуссена, Тициана внушают священный трепет. Он постоянно меняется, клонируется, размножается делением подобно амебе. Он, как несущийся на всех парах поезд, заставляет всех остановиться и закрыть шлагбаумы. Короче говоря, нет ни одного сюжета или темы, за которую бы не взялся наш тяжеловес. И при этом никаких метаний, сомнений, интеллигентского сюсюканья. Можно по-разному относиться к человеку, но нельзя не уважать Труд. Труд делает Человека – и тут ничего не попишешь.

Вот тут и понимаешь секрет успеха Зураба Церетели. Ведь он – тот же российский Пикассо. Вот только в самом начале карьеры впитывал не свободный воздух Парижа начала 1900-х, не проникался идеями Дягилева и Стравинского, а рос в атмосфере марксизма-ленинизма и делал соответствующие памятники. Отсюда и полет другой.