Непотерянное поколение

Постановка Анджея Бубеня стала самой значительной премьерой Балтдома в минувшем сезоне. Сценическое освоение творчества Улицкой Бубень начал в театре на Васильевском, где поставил пьесу «Русское варенье», а потом с благословения автора осуществил сценическое воплощение ее романа «Даниэль Штайн, переводчик». Оба спектакля стали лауреатами «Золотого софита», Улицкая назвала это «редким случаем, когда автор нашел своего режиссера», и Бубень сегодня – единственный постановщик, которому Людмила Евгеньевна доверяет свою прозу. Возможно, потому, что режиссер не иллюстрирует прозу и не озвучивает ее художественным чтением, но оживляет голоса персонажей, ставя перед актерами задачу с деликатной долей отстранения погрузиться во внутренние диалоги, которые персонажи ведут сами с собой.

…Из дыма, клубящегося в затемненной глубине сцены, выплывают причудливые персональные «ковчеги» – будто вызываемые воображением Ария Львовича (Сергей Бызгу), представителя похоронной конторы (подобно Харону, он уведет в финале мобильные обиталища персонажей обратно в бездонный омут мира воспоминаний). В этих движущихся клетушках, как в древнем захоронении, умещаются «личность-образующие» предметы: писательский стол у Антонины Наумовны (Регина Лялейките), пламенной номенклатурши, редакторши молодежного журнала; турник-качели у Ольки, комсомолки-физкультурницы, превратившийся к концу спектакля в клетку, не пускающую ее в Америку, к эмигрировавшему мужу… Кроме того, среда обитания персонажей исполнена милых мелочей, раскрывающих их самые интимные привязанности: костюмы, обувь, пластинки, самиздатовские книги, значки, фотоаппараты – почти вся ретро-коллекция была собрана силами питерских добровольцев, откликнувшихся на объявление постановщиков (художник – Елена Дмитракова).

Каждый персонаж интегрирован в этот созданный собственным существованием мир и исповедуется в заданных декорациях, будто в полной изоляции от остальных. Из их солирующих голосов возникает стройный хор – почти репрезентативная группа из мира диссидентства, не тронутого поздней мифологией – большей частью неромантичного, небезупречного, порой неряшливого в человеческих отношениях, без ореола «полит», но тем не менее мучеников в общечеловеческом смысле слова. Они пришли в оппозицию разными путями, в результате индивидуальных конфликтов с обстоятельствами, которые так и не дадут им возможности превратиться в бабочку и выйти из состояния вечного имаго (по определению автора). Так, для Ильи диссидентство – это не только образ жизни, но и средство к существованию (самиздат), для Михи это – подвижничество, приведшее к открытой политической борьбе, а музыкально одаренного Саню внутренняя эмиграция выбрасывает из СССР. Один заканчивает жизнь стукачем, другой – добровольно уходит из жизни, третий умрет в результате неизлечимой болезни…

Несмотря на акцент, который делается на высокой прозе (текст здесь работает как самостоятельное художественное средство), актерам удалось поиграть. Особенно интересно Бубень умеет раскрыть актрис. Свое привычное амплуа клоунессы разбивает Наталья Парашкина (один из Ангелов в спектакле Балтдома «Москва-Петушки», который показали в позапрошлом сезоне в Москве) – здесь у нее серьезная драматическая роль ученой-биологини, безответно любившей всю жизнь инакомыслящего, но для которой диссидентством становится религия (для Людмилы Улицкой этот персонаж наиболее автобиографичен). Очень выразительна Алла Еминцева в роли жены Михи, которая в результате пережитых трагедий меняет линию жизни от избалованной блондинки до полного отрешения от мирской жизни. Самый «звонкий» персонаж – вначале – беззаветно-счастливая жертва советской пропаганды Олька, бросается в диссидентство, как в противоположную крайность, когда сталкивается с разящей несправедливостью (Ольга Белинская, сыгравшая свою тезку, и внешней и внутренней пластикой поразительно точно, буквально графически, отпечатывает на полотне спектакля свою героиню).

Спектакль-приношение памяти потерянного поколения, получился совсем не сентиментальным, но трогательно-щемящим и запоминающимся – будто прозвучали голоса очевидцев, говорящих с нами «оттуда».