Выборгский выбор

В прошлые годы у центрального кинотеатра «Выборг» с одним-единственным залом разбивали шатер с экраном, на котором умещалось неигровое кино. Киногурманам это давало возможность перебегать из зала в зал в надежде высмотреть что-то получше. Нынче гостям фестиваля сделали подарок – открыли просмотровый зал городского памятника архитектуры (библиотеки Аалто), который находится в километре от главного зала, но при этом ликвидировали шатер и стали почти одновременно запускать конкурсные просмотры на двух площадках. День, конечно, не резиновый, но искусство составлять расписание никто не упразднял. Помнится, то же самое происходило на «Кинотавре» при Рудинштейне, причем все предложения более рационально использовать время отвергались с порога. Но вот пришел Роднянский, и сочинская «расслабуха» закончилась: мало того что конкурсы развели во времени, но еще и вставили в промежутки двухчасовые «круглые столы».

Начало анимационного показа оказалось разочаровывающим: не подвел только Иван Максимов («Вне игры»), продолжающий строить на экране свой абсурдный мир, населенный странными и трогательными созданиями, а от трех остальных лент так отчетливо потянуло затхлым советским духом, что захотелось выйти на свежий воздух. Вот «Девочка и бабушка» Дмитрия Лазарева: старый ветеран, прошедший через немецкий концлагерь, отвергает дочку, через 20 лет после войны вышедшую за немца (из ГДР), но, когда она уже после его смерти приезжает с дочерью и мужем навестить мать, та ее принимает. Этот сентиментальный рассказ запоздал без малого на полвека, но главное в том, что сегодня для него нет зрителей – ни среди просвещенной, ни тем более среди непросвещенной публики. А уж дети, составляющие львиную долю анимационной аудитории, и вовсе не поймут реликтовой психологии – ситуации, когда один 20-летний немец виновен за преступления, совершенные 20 лет назад его соотечественниками.

Еще больше удивили «Зеленые зубы» Светланы Андриановой, весь «месседж» которых сводится к тому, что нерадивый мальчик исправляется вследствие того, как директор школы запугивает его зелеными челюстями. Снимать столь лобовое и назидательное кино при наличии замечательных детских страшилок – чистый анахронизм: это даже не середина 1960-х, а начало 1950-х годов прошлого века, когда советское кино было придавлено сталинизмом.

Недалеко от этого ушла и «Сказка про елочку» Марии Муат по сценарию Владимира Голованова – история столь дедраматизированная и столь аморфная, что через минуту после начала фильма хочется взять топор и срубить елочку под самый корешок.

Во всех трех фильмах бросается в глаза разрыв между достаточно высокой изобразительной культурой и внезапной утратой культуры драматургической, в том числе вербальной. Естественно, что возникают подозрения насчет торопливого желания упредить новейший государственный заказ на создание «позитивного», то есть бесконфликтного кино, которое было провозглашено государственной доктриной во времена позднего сталинизма.

Игровой конкурс открылся фильмом Виталия Мельникова «Поклонница», героями которого являются Чехов, сыгранный Кириллом Пироговым, и Лидия Авилова в исполнении Светланы Ивановой, а сюжет разворачивается в процессе написания и постановки «Чайки». Увы, при всем глубоком уважении к автору «Старшего сына», «Отпуска в сентябре», «Царевича Алексея» и «Бедного, бедного Павла» нельзя не сказать, что просмотр похож на американские горки: за относительными подъемами идут спуски. По существу фильм исчерпывается первой сценой, из которой совершенно ясно, что Авилова любит Чехова, как Заречная – Тригорина, а он отвечает ей большей взаимностью, чем его герой – Нине, но обстоятельства непреодолимой силы (его чахотка и ее семейное положение) делают их союз невозможным. Дальше – повторение пройденного, которому неизбежно сопутствует перебор, когда тебе заново вбивают в голову давно усвоенное. Но самое странное то, как авторы фильма представляют себе творческий процесс писателя – оказывается, Антон Павлович дословно вписывает в «Чайку» все, что ему говорит любимая женщина, хотя между замужней дамой и экзальтированной девицей разница побольше, чем между Тригориным и Треплевым. Вдобавок ко всему возникает незапланированный «постмодернистский» эффект – поскольку мы знаем реплики «Чайки» гораздо лучше, чем то, что говорил Чехов в жизни, кажется, будто он и Авилова выражают свои чувства литературными цитатами. И все же Мельников остается Мельниковым – в двух-трех эпизодах возникает экзистенциальное напряжение. А фразу, наугад извлеченную Чеховым из записной книжки: «Человек становится лучше, когда ему показывают, кто он есть», стоит выбить на входных дверях Союза кинематографистов, Фонда кино и Министерства культуры, которые заверяют нас, что кино надо снимать на позитивную пленку.

Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается, а впечатления от начала фестиваля несколько улучшились после «Пяти звезд» Вячеслава Яковлева с участием Елены Яковлевой, Татьяны Лютаевой, Марины Блейк, Анфисы Чеховой, Анны Михайловской и Тимофея Каратаева. Это мини-бюджетная киноантреприза, то есть телеспектакль с вынужденным классицистским триединством времени, места и действия, которая, стыдно сказать, происходит в женском туалете ресторана, где празднуется юбилей мужа одной из героинь. Иными словами, второе в этом жанре произведение после «Семи кабинок», снятых экс-председателем санкт-петербургского комитета по культуре Дмитрия Месхиева, притом качественно более высокое за счет острых диалогов и азартной актерской игры. Особенно великолепен дуэт Яковлевой и Лютаевой, представивших своих персонажей во всеоружии женского коварства и обаяния. К фестивальному кино это имеет мало отношения, но смотреть интересно.