Неукротимый оптимист

В книге воспоминаний Вениамин Смехов описывает эпизод своего первого успешного выступления: поставленный на табуретку в госпитале трехлетний Веня поет «Артиллеристы, Сталин дал приказ!», а вокруг рыдают медсестры. «Только много лет спустя, – отмечает автор, – я понял, что плакали эти женщины, вспоминая ушедших на фронт мужей». Ощущение, что за любым личным актерским успехом всегда присутствуют причины большие и важнейшие, Вениамин Смехов, похоже, сохранил на всю жизнь.

В великолепной когорте легендарной поры Таганки практически все первачи труппы выделялись не только лицедейскими способностями, но и литературными дарованиями. Все сочиняли стихи и прозу, песни и сказки, писали инсценировки и капустники, сценарии и литмонтажи. «Кастальский ключ» бил нефтяным фонтаном, чудо Таганки рождалось из веселой складчины талантов. А непредсказуемый Мастер – Юрий Петрович Любимов умел из разнородных и разноприродных «искр» своей труппы составить тот самый «костер», к которому тянулись лучшие люди страны – космонавты и физики, поэты и писатели, драматурги и искусствоведы.

История Таганки еще ждет своего Толстого, но ни один историк театра не сможет обойтись без воспоминаний Смехова. В своих мемуарах он сумел передать эту неповторимую заводную атмосферу великого театра, когда бытовой сор и высокие порывы духа, ежеминутно сталкиваясь и конфликтуя, рождают такие постановки, как «Десять дней, которые потрясли мир» и «Антимиры», «Час пик» и «Мать», «Гамлет» и «Зори здесь тихие», «Дом на набережной» и «Мастер и Маргарита».

В своей ранней повести «Служенье муз не терпит суеты» Смехов очень детально описал метания молодого артиста, в котором узнаются автопортретные черты, между репетициями и халтурами, полетами духа и житейской прозой, где есть очереди за молоком для дочек и добывание хлеба насущного. «Суета жизни» часто оказывалась губительной для его героев: для прагматичного Глебова из «Дома на набережной», для импозантного Клавдия, целиком погруженного в крысиную борьбу за неправедно доставшиеся «корону, край и королеву». Вениамин Смехов умел передать притягательность жизненных соблазнов для человеческой души.

Но умел понять, разделить и сыграть и другое: возможность человека взглянуть на «жизни мышью беготню» из другого измерения. Это может быть измерение поэзии – не зря же именно русскую поэзию Вениамин Смехов называет самой большой любовью своей жизни, и его чтецкие вечера, на которых он читает Маяковского и Пастернака, Самойлова и Слуцкого, десятилетиями собирают зрительный зал. А в театре вместе с Владимиром Высоцким, Леонидом Филатовым, Валерием Золотухиным, Борисом Хмельницким он играл в поэтических постановках Любимова ту или иную ипостась поэта.

Но есть в его биографии образы, в которых герой поднимается до взгляда на человеческую судьбу с высоты «птичьего полета». Этот отвергающий чуть презрительный жест, обращенный ко всевозможным «лакомствам» бытия, был главной чертой и его Атоса из «Трех мушкетеров», и его Воланда из «Мастера и Маргариты». Невозможно-благородный герой Дюма и скептичный дьявол, написанный Михаилом Булгаковым, в исполнении Вениамина Смехова умели иронически-отстраненно посмотреть на окружающий мир, трезво оценивая его кружащие голову погремушки страсти, успеха, денег, карьеры… «Рукописи не горят», – успокаивающе констатировал его Воланд в финале спектакля, подчеркивая лежащий за внешней суетливой мельтешней будней строгий замысел мироздания, где кирпич никогда не падает на голову «случайно» и «беспричинно».

Ощущение мира как произведения, в котором есть свои ритмы и свои рифмы, в высшей степени присуще и самому Вениамину Смехову, умеющему сохранять покой и достоинство в самых непростых ситуациях.

К семидесяти годам человек накапливает грусть и мудрость, благожелательность и терпеливость. Мемуары Вениамина Смехова вполне могли бы называться мемуарами счастливого человека, а всю жизнь сохранившего доверие к своей судьбе и умение глядеть на близких людей влюбленными глазами. Он считает себя счастливчиком, которому повезло и с семьей, и с друзьями, и с работой, и с любимой женщиной, с детьми и внуками. Описывая однокурсников, коллег, друзей, случайных попутчиков, Вениамин Смехов щедро пользуется превосходными степенями и эпитетами, обращая иронию прежде всего на собственную персону.

Согласно анекдоту, пессимист будет расстраиваться, что его стакан наполовину пуст, а оптимист обрадуется, что его стакан наполовину полон. Вениамин Смехов называет себя «неукротимым оптимистом, убежденным, что в конечном итоге все образуется, какие бы кризисы не лезли нам в душу и какие пожары не полыхали бы вокруг».