Posted 9 июля 2015,, 21:00
Published 9 июля 2015,, 21:00
Modified 8 марта, 03:35
Updated 8 марта, 03:35
Актер и режиссер Юрий Васильев
– Юрий Борисович, вы играете в театре, ставите спектакли, преподаете, снимаете кино – это природная неуемность характера или в искусстве нельзя иначе?
– Ну, почему же нельзя... Знаю многих, кто годами сиднем сидит в ожидании роли или выгодного предложения в кино, жалуясь на несправедливость судьбы. Жаловаться на судьбу легче, чем пытаться ее изменить. Простои в нашей профессии неизбежны, и у меня их было, прямо скажем, немало. Я действительно по жизни не из тех, кто сидит в тихой заводи в ожидании, когда туда ни с того ни с сего заплывет счастливый случай. Но когда я пришел в Театр сатиры и увидел, как работает Андрей Александрович Миронов, вот тогда и понял, что такое подлинная страсть к работе. Это он меня ею заразил. Мне интересно пробовать делать то, чего я еще не делал.
– Это и подвигло успешного актера Васильева взяться за режиссуру?
– Ну, если энергия есть, а подходящей возможности ее реализовать не наблюдается, то почему не пробовать?! Когда ставил «Секретарш», хотелось предложить интересную работу нашим прекрасным сатировским актрисам – не секрет же, что мировой репертуар на хорошие роли к актерам гораздо щедрее, чем к актрисам. Со «Свадьбой в Малиновке» – другая история: чем сложнее жизнь, тем сильнее потребность в хорошей комедии – веселой, остроумной, в меру злободневной. Зритель соскучился по вменяемым сюжетам – без наркоманов, бомжей и прочих маргинальных личностей. «Продавец игрушек» и «Вероника решает умереть» были сделаны для моего театра, и эти постановки в наибольшей степени отразили мое представление о том, каким сегодня должен быть театр. И зритель был со мной согласен, но сегодня частному театру в России не выжить без серьезной поддержки извне. На государство рассчитывать не приходится, а бизнесу это, к сожалению, просто неинтересно. Редкие счастливые исключения только подтверждают эту грустную истину.
– Но режиссуру бросать вы, надеюсь, не собираетесь?
– Нет, конечно. Но пока не нашел пьесу, с которой хотелось бы поработать... Такую, чтобы нельзя было не поставить. Но вы же знаете, если бог закрывает перед вами дверь, значит, он где-то приоткрывает окошко. В моей жизни случилось кино. И если «Продавец игрушек» был своего рода вызовом самому себе: смогу – хорошо, не получится – значит не судьба, то в «Музыку во льду», о тех, чьи жизни сломали Первая мировая война и революция, и об их потомках, я уже втянулся с головой. Осенью картина должна выйти на экраны.
– Съемки – процесс все же круглосуточный, а вы не только спектакли успевали играть, но и студентов учить...
– Вот только что выпустил курс в ГИТИСе на эстрадном отделении. Третий по счету. Председателем государственной экзаменационной комиссии по вокалу был Владимир Назаров, худрук Музыкального тетра национального искусства. После экзамена он мне сказал: «Я нашел голоса!»
– Ну, раз так, то выпускать своих «птенцов» в свободный полет вам было не страшно?
– Страшно не выпускать, а набирать. Абитуриенты сейчас абсолютно нулевые. Чистый лист. Такое впечатление, что они в школе не учились, книжек не читали, кино хорошее не смотрели. Вот от этого каждый раз не по себе становится: что ж я с ними делать-то буду? Но у нас на курсе были замечательные педагоги – прекрасные, чистые люди, которые смогли в них вложить не только душу, но и научили мыслить.
– А почему курс эстрадный, а не драматический?
– Я актер поющий, и мне больно видеть то, что происходит у нас на эстраде. Для меня эстрада – это Жильбер Беко, Шарль Азнавур, которые выходят на сцену и ничего, кроме оркестра, там нет. Вот что называется держать зал! Без спецсвета и спецэффектов, без этой нелепой подтанцовки. Я ничего нового своим ученикам не открываю, просто хочу, чтобы они осмысленно подходили к тому, что они делают на эстраде. Чтобы в том, что они поют, был смысл: хорошая песня – это всегда маленькая история, и чтобы этот смысл они умели донести для слушателя.
– Но исполнители в большинстве своем сами-то песен не пишут! Репертуар диктуется продюсером, а против него даже признанные «звезды» не всегда рискуют идти...
– Продюсер продюсеру рознь. Есть те, кому нужен ширпотреб, а есть такие, которые ценят в исполнителе индивидуальность, из нее и исходят, формируя репертуар. Шоу, если оно, конечно, качественно сделано, это вовсе неплохо. Но за шумом, блеском и грохотом, как правило, не видно личности исполнителя. Настоящий артист говорит не с толпой, не с массой, а с каждым слушателем в отдельности. А шоу делает безликую массу и из зрителей, и из исполнителей. Лица неразличимы – что в зале, что на сцене. Фамилии новоиспеченных «звезд» забываются моментально. И сами они, получив свою «минуту славы», падают в никуда. На поверхности остаются единицы, да и те держатся недолго: при отсутствии глубокой индивидуальности артисты взаимозаменяемы, как винтики – одна симпатичная мордашка и сексапильная фигурка с легкостью заменяется на другую, еще более симпатичную и сексапильную.
– И этот бесконечный калейдоскоп, похоже, всех устраивает.
– Тех, кто дергает за ниточки этого шоу – да. Отдельная человеческая история их не интересует. Что с этими «звездами» будет потом, когда софиты погаснут и за кулисами столпятся очередные претенденты на звездные лавры, их совершенно не волнует. Из героев праздника артисты-однодневки моментально превращаются в отработанный материал. Работать над их развитием, ростом невыгодно – чтобы вырастить личность, нужно время, а сейчас все думают только о том, как бы поскорее «отбить» вложенные средства. Поэтому проще набрать новых наивных дурачков. Шоу ведь должно продолжаться. И будет продолжаться, но высокую цену за это будут платить не «кукловоды», а их марионетки. И этот закон царит не только на эстраде. Сериальное телевидение, основной пожиратель «юных дарований», живет по тем же принципам. Массовое кино – к сожалению, тоже. Трагедия нашего нынешнего искусства в том и заключается, что нет у него потребности в личности.
– Это проблема нашего времени?
– Эта проблема – из разряда вечных. Каждое время ее как-то решает. Одно лучше, другое хуже. И личность в разные эпохи наделяется различными наборами качеств. Мне кажется, что, сетуя на безгеройность нынешних времен, мы просто забываем, что такое в искусстве уже не раз случалось. Фокус в том, что мировая история и история искусства, в том числе, сохраняет именно героев, а безгеройные времена как бы пропускает. Вот и кажется, что это именно нам так не повезло со временем, в котором живем. Да, сегодня на экране и на сцене героем является «духлесс». Сформировался стереотип, которому массовое искусство следует, а общественное сознание пока этот стереотип преодолеть не в состоянии. Но в жизни есть место и совсем другим героям. Я много езжу, сталкиваюсь с людьми разных профессий, социального положения, возраста – искренними, честными, с достоинством делающими свое дело, что сегодня кажется почти невозможным. Жизнь ведь гораздо многообразней своего отражения в искусстве.