Кукольное счастье

С внедрением компьютеров в наш быт вошли понятия «белая сборка», «желтая сборка». Компьютер, собранный в Гонконге, будет стоить дешевле, чем компьютер, собранный в Европе, но и качество будет соответствующее. Надо сказать, на афише «Золотой маски» постановок «желтой сборки» довольно много, что красноречиво свидетельствует о волне «дилетантства», захлестнувшей сегодняшний театр, где режиссерский драйв иногда ценится выше, чем профессиональная грамотность. После просмотра опусов, где «энергия» и «фантазия» подменяют собою мысль и вкус, начинаешь тосковать о тщательно сделанных, пусть и холодноватых, спектаклях «белой сборки» Михаила Бычкова. Мечтаешь о них так же, как можно было бы мечтать о мороженом в Сахаре. Сочетание математической выверенности формы с неожиданностью решений – характерные черты его режиссерского почерка. И знаменательно, что в афише «Маски» этого года есть две его постановки: «Нора» Ибсена (петербургский Белый театр) и «Зима» Гришковца, сделанная со своими актерами в Камерном театре Воронежа.

«В незнакомом городе, с незнакомыми актерами из пяти разных театров, в странном месте – музее-квартире Достоевского – я должен был сделать спектакль по пьесе, которую я не выбирал», – так характеризует свою питерскую авантюру сам Михаил Бычков. Кажется, легендарная пьеса Ибсена в процессе работы так и не увлекла постановщика, и следы борьбы с драматургом видны в спектакле. Длинные тирады, возвышенную риторику объяснений, детективные элементы фабулы режиссер доводит почти до карикатуры, стилизуя спектакль под немое кино. Кажется, что режиссерское решение подсказала ремарка: «Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогой мебелью. В глубине, в средней стене, две двери: одна, справа, ведет в переднюю, другая, слева, в кабинет Хельмера. Между этими дверями пианино». Пианино немедленно напомнило о тапере. А тот потянул за собой хрестоматийное: «Бешеные звуки затравленного фортепьяно». Под пошловатую музыку персонажи принимают картинные позы, заламывают руки, всплескивают ими, закатывают глаза, апеллируя к невидимому объективу камеры, короче, играют в стиле: «Кинематограф, три скамейки, сентиментальная горячка».

Художник Эмиль Капелюш построил несколько приподнятых площадок прямо на сцене. С одной стороны маленькое сооружение из палок, где висят на ниточках елочные подарки. С другой – то ли приподнятая эстрада, то ли очень низкая лежанка, где Хельмер (Александр Баргман) самодовольно журит жену за расточительность и ласкает за покорность. Нора (Марина Солопченко) – красивая страстная женщина с внешностью героини и трагически опущенными уголками губ, – кокетничая с мужем, изображает маленькую капризную девочку.

Режиссер строит спектакль на интонации иронической усмешки над старомодностью самих чувств (страха за свою репутацию или супружеской верности) и способа их выражений. Пришедший с фальшивым векселем шантажист Крогстад (Валерий Кухарешин) с демоническим гримом опереточного злодея склоняется над поверженной Норой в почти балетной позе. С подчеркнутой театральной жеманностью Хельмер показывает жене па тарантеллы. И только в финальной сцене объяснения Норы с мужем будут забыты и отставлены все театральные ужимки. Очень тихим, спокойным, непафосным голосом Нора объяснит, что должна уйти, потому что не может жить с человеком, которого она любила и которому верила, а теперь не осталось ни любви, ни веры, ни уважения. Комедия кукольного дома закончена. Благополучие держалось на обмане и растаяло, как мираж. И, как часто бывает в жизни, после бурных театральных сцен остаются осколки бедного, маленького, кукольного счастья.

«Зима» – работа иная. Все пьесы Евгения Гришковца обращены к человеку, который помнит холодные темные утра, когда надо идти в школу, слабый запах хлорки в коридорах и на лестницах, распухшие после первых неумелых поцелуев губы… А кто этого не помнит?! Подарок на день рождения, который оказался совсем не тем, картинку из учебника, список литературы на лето, елку и отчаянно нестройный крик: «Сне-гу-ро-чка!». На сцене груда детских кубиков, неожиданно громадных, с картинками и буквами. Белые силиконовые елочки. Два мужика в зимних маскхалатах выполняют не очень понятное, но ответственное задание. Курят, болтают друг с другом, отчаянно мерзнут, пытаются согреться, вспоминают самые неожиданные эпизоды из школьного детства. Вот появляется девочка, в которую был влюблен и именно потому так глупо с нею ссорился. Вот родители, которые всегда хотели как лучше и никогда не покупали того, чего по-настоящему хотелось…

Вместо задника увеличенная страница фотоальбома. По мере воспоминаний резные кружочки заполняются карточками. Все вперемешку: группа «Битлз», Амундсен, Некрасов с Белинским, фото маленьких мальчиков в бескозырках, ушанках, беретках. Зажженные елочные ветки: «Елочка, зажгись!». В финальной сцене к замерзающим героям приходит Снегурочка, и вдруг оказывается, что Деда Мороза звать неохота. Подарки не нужны. И желаний почти не осталось. Разве что, наконец, выполнить задание, рвануть чеку: «Гори, елочка, мать твою!». Как заметил сам Михаил Бычков: «Когда мы стали читать Гришковца, у «новой реальности» обнаружилось человеческое лицо, общая с нами эмоциональная память». В сущности, театр всегда требовал недюжинной выдержки и умения рвануть чеку гранаты вовремя.