Мыльная опера

Начинается спектакль чудесно: во время увертюры, вися в малярной люльке, два ангела-художника рисуют кистями по небу на заднике, создавая облака и птиц. Нас приглашают в прекрасный мир, где, как у Россини, находчивость во имя любви побеждает глупость и злобу. Но по ходу действия режиссер все больше полагается на либретто, а не на музыку. Нет, оркестр под управлением Заурбека Гуткаева играет, что положено. Лишь вместо клавесина используются вибрафоны, их «электронный» звук властно вмешивается в старинную партитуру. Итальянские речитативы частью не поются, а говорятся, причем – для смеха – с вкраплениями русских слов. От реплик – большой зрительский эффект, особенно в момент, когда Бартоло (Эдем Умеров) вступает с дирижером в перебранку.

Маратра заставил певцов существовать не только на сцене, но и перед ней, на подиуме-мостике: любимый, не раз использованный прием режиссера, убежденного, что действие надо приблизить к публике. Идея с мостиком удобна: бегают солисты или хор со сцены на него и обратно – режиссура налицо. Но даже при наличии невидимых публике экранов с дирижерским жестом певцам (они за спиной маэстро!) нужно проявлять чудеса героизма, чтобы не разойтись с оркестром. Солисты – а пели большей частью артисты Академии молодых певцов при Мариинском театре – героизм проявили, но на это ушел большой запас творческих сил. Россиниевские фиоритуры во всей полноте удались только Розине (Антонина Васенина).

Мысль о том, что режиссер ставит не музыку, а сюжет, подтвердилась в финале первого действия. Тут у Россини дивный ансамбль, который поет о том, что кутерьма всем выносит мозг. Виртуозно, смешно и уютно – хочется слушать. Но Маратра сделал так, что слушать стало невозможно. Он запустил в зрительный зал огромных кукол: тяжеловесы со злыми старческими лицами, управляемые изнутри актерами миманса. К чему монстры на прогулке в апофеоз комического пения? Знатоки закулисья поведали, что малопонятный ход, по замыслу режиссера, – страшный сон доктора Бартоло, хотя означенный доктор не спит, а поет вместе со всеми, стоя на столе. Публика, спровоцированная парадом кукол, начала ритмично хлопать – как на рок-концерте. Результат: на сцене можно петь, можно молчать, без разницы. Ансамбль был загублен, он утонул в шуме.

Зал был задействован еще не раз. Фигаро (Виктор Коротич) раздавал зрителям визитки парикмахерской и намыливал щеки «случайно» выбранному с первого ряда зрителю. Офицеры из хора пели с ярусов театра. Хор сидел на краю сцены, свесив ноги к первому ряду. Розина отвечала на любовный позыв Альмавивы тоже с яруса. На сцене также развлекались, как могли, играя в бурлеск, тем более что художник по костюмам одел героев с богатой исторической фантазией, по принципу «с миру по нитке».

Местами, правда, действие провисало, особенно в моменты речитативов, и бурность сменялась застоем. Финал вообще оказался скомкан. Но «пьяный» Альмавива (Евгений Ахмедов) обращался к Бартоло с репликой, которую в титрах перевели как «Доктор, слушайте сюда». Доктор, в свою очередь, связал зарвавшегося Фигаро и засунул ему в рот кляп. Начальник городской стражи катил огромного дога на колесиках. Пришибленный Базилио (Николай Каменский) щеголял заметным горбом. Моложавая служанка Берта (Елена Саммер), спев положенную арию о себе как о старухе, под музыку грозы затаскивала в комнату любовника. Розина писала записку, сидя под столом (прячется от зорко-ревнивого опекуна), а знаменитую каватину «В полуночной тишине» она спела, лежа на столе.

Почему севильская дворянка ходит в восточных шальварах? Наверно, потому, что шальвары – это гарем, а гарем – это Восток, где женщины сидят взаперти. Розину же заперли?

Место этого неровного спектакля – между полуконцертным исполнением и концептуальным размышлением. На «Цирюльнике» Маратра в какой-то момент скучно, но потом – оживленно. Местами поставлено «вдоль» музыки, местами – поперек. Где-то остроумно, где-то – вымученно. Глубоко и поверхностно. Пожалуй, слишком рассудочно для упоительной партитуры. Но все равно: любая опера Россини в афише любого театра – беспроигрышный вариант. А «Севильский цирюльник» – выигрыш с бонусом. Кто бы ни ставил самое знаменитое произведение итальянского композитора, он обречен на успех, независимо от качества спектакля. Все дело в звуках: слушая их, чувствуешь себя счастливым.