Posted 2 октября 2008,, 20:00
Published 2 октября 2008,, 20:00
Modified 8 марта, 07:51
Updated 8 марта, 07:51
Татьяна Устинова:
– Татьяна, у вас существуют правила написания детективов?
– Да. Правила, которых я придерживаюсь, однажды сформулировал Борис Акунин. Правда, он говорил о них применительно к женщине, а не к написанию детективов. Так вот, отвечая однажды на вопрос «как удержать рядом с собой женщину», Акунин сказал: «Нужно интриговать, смешить и немножко пугать». Я считаю, что именно это и должен делать каждый уважающий себя детективный автор. Ведь что такое детектив? Кошмарное убийство, запутанное расследование и феерический финал. Все! Эту канву невозможно обойти, невозможно поменять местами, невозможно перепутать. Детектив – абсолютно структурированная история, которая может очень быстро надоесть, если не будет вот этих трех составляющих: интриги, некоторого веселья и страха, какой-то тайны.
– А есть у вас какие-то секреты, особые нюансы в воплощении глобальной схемы «убийство-расследование-финал»?
– Когда я начинала писать детективные истории (это именно истории; писательская работа – другая), то поняла абсолютно затасканную фразу Булата Окуджавы: каждый пишет, как он дышит. К сожалению, несмотря на то, что я – просто детективный автор, не могу себя заставить повторять из романа в роман некую удачную схему. Единственное, что могу сказать, – то, чего я не люблю делать. Вот я не люблю, когда убийцей становится бродяга. Об этом написал канадский писатель Стивен Ликок в одном из своих произведений, где разобрал детектив по косточкам. Ликок пишет, что когда автор решительно не знает, кого назначить в преступники, тогда убийцей становится бродяга, проходивший мимо дома в тот момент, когда лорд читал завещание. Бродяга услышал это, вошел в дом и ударил лорда палкой по голове... У меня есть детективы, где убийцей становится бродяга. То есть когда вдруг в конце книжки выясняется, что убийца – «водитель вот того типа». Но этого я не люблю, стараюсь избегать.
– Почему вы пишете именно детективные истории? Почему вам не написать историю, например, о своих детях?
– Для меня невозможно писать о близких. Сейчас, написав 25 романов, я точно знаю, что сбывается все, написанное на бумаге. Абсолютно все! Я окончила Московский физико-технический институт и не верю в сглаз, в черного кота, в левитацию… Я не боюсь большого адронного коллайдера и не смотрю программу «Малахов+», но я точно знаю, что все, написанное на бумаге, сбывается. Всегда. Писать о близких невозможно. Это катастрофа. Точно так же, как писать про себя. Это может только гений. Достоевский мог. Я не могу…
– Но ведь можно описывать истории «из прошлого»…
– А я именно этим и занимаюсь. Поэтому я не писатель-пустынник. Я ношусь, высунув язык, по Москве, работаю на всех работах и посещаю с чрезвычайным рвением город Тамбов, а потом – город Петропавловск-Камчатский. Потому что все, что есть там, потом оказывается в текстах. Я, к сожалению, слишком тупа, чтобы все это придумывать. Это должно откуда-то приходить. Я должна наблюдать за тем, как человек садится в машину, как он закуривает, как он врет жене, как он любит свою собаку – а больше никого… Про это я пишу.
– Про что вы не решились бы написать?
– Про изнасилованных детей. Про нищих старух. Про приюты для наркоманов… Не потому, что я живу в каком-то выдуманном мире и не знаю, что все это существует… Знаете, однажды я сказала своему мужу: «Жень, вот меня все время ругают за то, что я пишу какие-то сопливые и счастливые хеппи-энды и что в каждом романе герой обретает счастливую любовь, собака находит хозяина, а брошенный ребенок – добрых и великодушных приемных родителей… Все мне говорят, что это неправда, что так не бывает. Но ты-то понимаешь, что я это пишу не потому, что я дура, а потому, что я в это искренне верю!» И мой гениальный (на самом деле гениальный – он мужчина, поэтому может считаться гением) мне ответил: «Знаешь, увеличивать хаос мира очень просто, уменьшить – нелегко. А ты пытаешься его уменьшать. И ты – молодец!» А так как мнение моего мужа для меня важнее мнения всех вместе взятых литературных критиков, то, говоря о том, о чем я не стала бы писать, скажу: я не стала бы увеличивать хаос мира. Я не хочу этого! Помните, в «Звездных войнах» был Дарт Вейдер, который чувствовал колебания великой силы, колебания маятника «добро-зло». Я как он – тоже чувствую колебания этой силы. И я не хочу заваливать маятник в ту, черную сторону, я хочу в эту.
– Для многих детективы – это лекарство от плохого настроения, от проблем. И нынешний бешеный спрос на это лекарство многих пугает…
– Почему?
– Хотя бы потому, что такой спрос свидетельствует о существовании огромного числа людей с массой проблем.
– Нет. У меня на этот счет тоже есть теория (улыбается). Мне кажется, что детектив – вечен. И это лекарство принимали всегда. Вот, скажем, в замке у лорда менестрель, играя на мандолине, слагал балладу. О чем он в ней рассказывал? Да о том, что прекрасный рыцарь отправился в путешествие, чтобы спасти прекрасную даму от дракона. А в дороге рыцарю обязательно попадался злодей, который преграждал ему путь и мешал убить дракона. Что это, если не детектив?
– Сказка.
– Нет, нет, нет. Сказка – это другое. Это… мне трудно сформулировать…
– Добро всегда побеждает зло?..
– Так это не сказка, это правда! А детектив от сказки отличается… сладким и вкусным орешком, который завернут в фольгу! Сказка – это золотистая фольга, а детектив – это фольга с орешком внутри. И орешек – это тайна. В сказке про Мальчика-с-пальчика или про Золушку есть мораль, какая-то нравственная установка, история, но тайны нет. А в детективе она есть. И это самое вкусное! Вот после того, как ты развернул фольгу – похрустеть этим орешком и слопать его! Мой любимый Стивен Спилберг однажды сказал в каком-то интервью, что он снимает то, чего никогда не происходит в действительности. Он сказал замечательную фразу, которая мне страшно понравилась: за эти два часа, что идет фильм, я даю возможность нормальному человеку, каковым сам являюсь, пережить то, что он никогда не переживет в действительности. Ни у кого из нас так не бывает: выходишь утром из дома, открываешь дверь, а на площадке лежит труп. И мы ну давай расследовать, откуда он взялся, как и почему сделался трупом! Так не бывает. И даже если что-то подобное, не дай Бог, случится, первое, что мы сделаем, – позвоним в милицию, потом в «Скорую помощь», затем упадем в обморок. И никакой детективной истории не получится. А в детективе какому-то никчемному милиционеру или какой-то дурацкой переводчице, одновременно работающей в трех газетах, можно дать возможность изменить, сломать реальность. И на этом сломе получить новые эмоции, встретить нового мужчину, понять, что ты чего-то стоишь… И читатель это переживает – благодаря существованию детектива, благодаря тайне, орешку, завернутому в фольгу.
– Какие авторы, какие книги для вас как лекарство?
– О, у меня полно лекарств! Во-первых, конечно, Гончаров Иван Александрович. Ой, это счастье! Во-вторых, Островский. Когда продюсеры начинают стенать: нечего снимать, снимать нечего, я говорю: откройте Островского Александра Николаевича! И прочтите – с любого места, в любом направлении. Вот где драматургия! Вот где потрясающее чувство юмора! При том, что пьесы читать сложно, Островского читать – это счастье! И насколько актуальны его пьесы! Ничего ведь не меняется – вот в чем прикол-то, как выражается мой старший сын! И это не изменится никогда: следующее поколение будет решать те же вопросы, которые когда-то уже решил Блез Паскаль. Но дело в том, что опыт Блеза Паскаля не годится для моего сына – он должен решить свои проблемы сам. И человечество никак не перейдет из этого первого класса во второй. Мы все сидим во второгодниках! Я все никак не могу понять, почему Бог не дает нам возможность накапливать и передавать по наследству жизненный опыт. В чем тут дело? Почему каждый проживает все заново? Почему под словом «цивилизация» подразумевается то, что древние римляне ездили на повозках, а мы ездим на двигателях внутреннего сгорания? А может, если б мы научились накапливать опыт, то начали бы телепортироваться на другие планеты? Наверное, нам этого просто еще нельзя делать! (Улыбается.)
– Вы как-то говорили, что после окончания работы над каждой книгой впадаете в своеобразную «кому», когда необходимо восстановиться, взять паузу в делах. Сейчас, когда ваш двадцать пятый роман уже напечатан, вы вышли из этого состояния?
– Да, я вышла из комы. Сейчас работаю над короткой историей. У меня есть несколько рассказов, я хочу дописать еще несколько, и получится книжка детективных рассказов. И наконец-то мои издатели договорились с продюсерами, и выйдет книжка «Всегда говори «Всегда». Так назывался фильм, к которому я написала сценарий. А книжки по этому фильму нет. И сейчас у меня такая интересная работа – я пытаюсь сценарий переписать в книжку. И у меня получается. Потому что когда я писала сценарий, то героев, натуру я представляла не совсем так, как получилось в фильме… Сейчас у меня есть возможность кое-что поправить, и к концу года я сделаю эту книжку.
– Не так давно вы стали вести программу «Жизнь как жизнь» на Пятом канале. Расскажите о ней поподробнее, пожалуйста...
– Это ток-шоу про жизнь. Мне нравится Пятый канал, питерский. Я вообще люблю Питер – но я его любила еще до того, как это стало модно (это нынче обязательно надо оговаривать, потому что всякое могут подумать). Возвращаясь к Пятому каналу… Это такая попытка балансировать между каналом «Культура», который любят все интеллектуалы, и зрительским телевидением – телевидением, которое можно и интересно смотреть всем. Пока у них это получается. Может быть, потому что там работают молодые люди. Может, потому что пока денег достаточно… И ток-шоу «Жизнь как жизнь» – это действительно ток-шоу про жизнь: про то, как люди меняют не только работу, но и профессию, про то, как бороться с алкоголизмом, куда девать лишний вес, если он накопился… Это истории про жизнь.
– И кладезь для вас – человека, собирающего истории?
– Абсолютно точно! Если б вы знали, какие там бывают персонажи! Сколько там сумасшедших! А сколько прекрасных людей! Сколько всего интересного, волшебного! Это потрясающе!
Справка «НИ»