Драматург Валентин Красногоров

– Валентин Самуилович, каковы цели этого объединения?

– Наступило такое время, что нужно что-то делать. Причин несколько. Трудно сказать, какая из них главная, но мне кажется важным, что мы, драматурги, глубоко обеспокоены положением театра, а значит, и зрителя. В конечном итоге то, что показывают по телевидению, в театрах, в кино, – все это работа сценаристов, то есть драматургов. Не секрет, что существует пренебрежение к современной драматургии. К тому же сейчас расцвет режиссерского театра.

– Считаете, это опасно?

– Это приводит к большому кризису театра. Я уже давно скучаю в нем, мне надоели трюки. Классика искажается, приперчивается матом и сексом, из театра уходит драматургия, она все больше подменяется трюками, сценическими приемами, фокусами. У нас когда-то была традиция: драматург присутствовал на репетициях, давал советы, режиссер мог с ним конфликтовать или согласовывать свои идеи. Когда драматург давал свое «добро», спектакль выходил в свет. Теперь этого нет, режиссеры говорят, что драматурги мешают. Артисты нервничают. Может, это вызвано тем, что текст роли сокращен, и драматург может сделать замечания? Конечно, это нервирует. Но ведь в конфликте мнений и рождается объемное видение спектакля. С девяностых годов в России перестали ставить современных драматургов, особенно это заметно в столицах. Если посмотреть статистику, то в Америке 80% репертуара – это современные пьесы, на Западе – 50, а у нас – всего 5–6%.

– Что же плохого в том, что наши режиссеры предпочитают классику?

– Есть несколько причин, почему режиссеры любят классику. Первая – качество. Вторая – не надо платить гонорар, заключать договор. Третья – авторы не путаются под ногами. Шекспир и Чехов – в лучшем мире. Поэтому можно их сокращать, изменять. Это удобно. Если режиссер берет для постановки того же Шекспира, то никто ему не скажет, что он взял плохой материал. Режиссер кажется себе гигантом, если он залез на плечи гиганта. Современные пьесы труднее ставить, а классика истолкована, перетолкована, по ней имеются сотни монографий, и ставить ее можно так, а можно эдак. Наконец, есть еще одна особенность, когда режиссер ставит классику. Посмотрите на афишу некоторых театров – «Режиссер такой-то. «Женитьба», и чуть ниже – мелким шрифтом: «Пьеса Н. Гоголя». А еще очень часто бывает так, что режиссер переделывает пьесу, пишет «По мотивам...» и получает гонорар.

– Но ведь и ваши коллеги, объединившись, тоже наверняка преследуют материальный интерес?

– Конечно, он есть, но он не на первом месте, на которое мы поставили защиту прав драматургов. На Западе у гильдий драматургов есть коллективные договоры с союзом театров. Согласно этим договорам театры обязуются платить авторам не меньше такой-то суммы.

– А у нас не платят?

– У нас сначала нужно договориться, чтобы поставили, а потом начинают обсуждать гонорар. Платят обычно мало, но ведь еще и воруют. Берут пьесу, меняют название, ставят другое имя автора или вообще не ставят и – начинают играть. Это характерно не только для провинции, но и для Москвы и Петербурга. Когда авторы узнают об этом, то доказать ничего невозможно. Найти правду – большая проблема. Нас обманывают в Казахстане или на Украине. Драматурги не получают ни копейки от поставленных там пьес. Обращаться в агентство по авторским правам бессмысленно.

– Есть ли такая же гильдия в Москве?

– Нет, мы первые в России. Но надо сказать, что гильдии драматургов есть во всех цивилизованных странах. Мы очень бы хотели, чтобы московские драматурги тоже присоединились к нам. В дальнейшем надеемся наладить отношения с Украиной, Белоруссией.

– Сколько человек в вашей гильдии и много ли молодых авторов?

– Нас чуть больше тридцати, а молодых, увы, мало.

– Почему?

– Понимаете, когда перестают ставить, то драматурги начинают писать повести, рассказы. Половина членов нашей гильдии прославились в прозе. Например, Борис Голлер получил премию имени Гоголя. Очень трудно писать, если тебя не только не хотят ставить, но и вообще общаться с тобой. Пьесы прекрасного драматурга Людмилы Разумовской идут в театрах разных стран мира, но только не в петербургских. Понятно, что никто не обязан ставить современные пьесы, но ведь даже не отвечают на письма, звонки, предложения. Видеть не хотят! После этого все разговоры, что нет современной драматургии, кажутся болтовней.

– В советское время драматургам тоже было нелегко...

– Тогда была разнарядка. Если в год театр ставил пять пьес, то одна из них была классика, вторая – автора из соцстраны, третья – современная драматургия, четвертая – к какой-нибудь дате, так называемая «датская», и одна комедия. Сейчас этого нет, и слава богу, что нет. Мы против этого, не надо навязывать театрам современных авторов. Однако стоит посмотреть опыт цивилизованных стран. Например, в Польше и Израиле театр, поставивший пьесу современного драматурга, получает добавку к бюджету, а драматургу государство выплачивает гонорар за написанную пьесу. Таким образом, поддерживается национальная драматургия.

– Ваша гильдия уже существует юридически?

– Мы обязательно будем регистрироваться. Пока делаем первые шаги, и уже много успели сделать. Создали банк пьес, на сегодняшний день в нем полтораста произведений. Поверьте мне, пятнадцать из них очень высокого качества. Пока мы изучаем зарубежный опыт. Во Франции гильдия драматургов существует 200 лет, очень сильные союзы в Германии, Скандинавии, такая гильдия есть даже в Марокко.

– А если коллеги в Москве не поддержат вас?

– Предсказывать трудно, как пойдут дела. Наша гильдия все равно есть, мы смотрим на дело с оптимизмом, создаем свой сайт. В любом случае на одном Петербурге свет клином не сошелся. В стране есть еще 500 театров, проживем без Петербурга. Но – обидно. Понимаю, чудес не бывает и не все получится сразу, как только мы объединимся. Но какие-то коллективные действия предпринимать надо.

СПРАВКА «НИ»