Актер и педагог Павел Любимцев

– В одном из интервью вы сказали, что самым трудным профессиональным испытанием для вас было испытание школьной аудиторией…

– По профессиональному гамбургскому счету школьная аудитория – это лакмусовая бумажка, которая проверяет, чего стоит артист. Дети не слушают из вежливости, они слушают только в том случае, если им интересно. Когда-то давно в нашей советской культуре чтецкая профессия называлась профессией эстрадного рассказчика, а умение интересно рассказывать лучше всего проверяется на детях. И если артист-чтец хорошо «проходит» в школах, значит, он хороший артист. Поэтому я школьную аудиторию люблю. Мне грех жаловаться: за 30 с лишним лет моей профессиональной работы (а в филармонии я начал работать в 1982 году) у меня было великое множество школьных концертов. Последние годы, когда я уже работал совсем много перед тем, как свалился с инфарктом, у меня было по 130 концертов в сезон, при том что сезон – это даже не с сентября по май, а с октября по апрель, то есть семь активных месяцев. Получается больше 15 концертов в месяц. В школах. Согласитесь, это много. Сейчас я это дело бросил – не потому, что перестал любить школьную аудиторию, но потому, что решил немножко ограничить свою нагрузку. Что, конечно же, привело к тому, что она выросла, но, по крайней мере, она перестала быть связана с огромным количеством разъездов по всей Москве.

– Можно ли потерять навык выступления перед детьми? Или это как езда на велосипеде – раз научившись, не забудешь?

– Навык потерять нельзя, тут вы правы. Но сейчас у меня другая ситуация. Так как я оставил себе только афишные концерты, а школы – сократил, то и количество программ, которые у меня в памяти, постепенно становится меньше, так как я их перестал читать.

– А вы читали наизусть?

– Конечно! Читать свою чтецкую программу по книге – это, знаете, себя не уважать. Вот когда я с оркестром читаю и когда мой голос – один из голосов в партитуре концерта, тогда текст перед глазами допустим. А когда я один на эстраде – только наизусть!

– Как вам кажется, сейчас, когда такой невероятной популярностью пользуются филармонические концерты чтецов с оркестром, можно ли говорить о взлете интереса к чтецкому искусству, как было в 70-е?

– Я бы все-таки уточнил, что эти новые, замечательные, синтетические концерты, в которых чтец работает вместе с оркестром, – это что-то другое, чем чисто чтецкий жанр, к которому как к таковому интерес сегодня, надо признать, все-таки камерный. По сути, взлетов интереса к чтецкому искусству в России было два. В 20-е и 30-е годы, когда Луначарский поддержал идею Закушняка, которая заключалась в том, что с помощью чтецов можно ликвидировать безграмотность. В те годы именно благодаря чтецким концертам неграмотные люди знакомились с великими произведениями литературы в рамках плана ликвидации безграмотности. Второй взлет интереса к чтецам случился в 60-е и 70-е годы. Тогда чтецкие вечера были единственным способом познакомиться с запрещенной литературой. Достать книги Булгакова или Цветаевой тогда было невозможно, а вот услышать их произведения со сцены было реально. Придя в филармонию в начале 80-х, я еще ощутил конец этого взлета. Во всяком случае, на заседаниях художественного совета Валерий Абрамович Токарев, замечательный наш чтец, человек с огромным репертуаром (у него было 55 программ, если я не ошибаюсь), говорил нам, что необходимо исправить школьный крен в работе чтецкого отдела Московской филармонии. У нас тогда было 45 процентов концертов для взрослых и 55 – для школ. Это было в начале 80-х. Сейчас, чтобы было понятно, концерты для школ – это 99 процентов нашей работы. Концертов для взрослых совсем мало.

– Расскажите, а как люди попадают в эту странную и довольно экзотическую профессию эстрадного чтеца? Вы, уже много лет работая в Щукинском училище, когда видите молодого актера или актрису, про которых понимаете, что у них «пойдет» чтецкое дело, – вы их тянете в эту сторону?

– Совсем не тяну. Они сами тянутся. Сами приходят в филармонию, где если проходят конкурс, то получают добро на попытку создать свою программу. Ситуация сегодня требует от них намного большей настойчивости, чем это было в годы моей молодости, просто потому, что сейчас намного труднее устроиться на работу. И одна из причин – материальная. Когда я пришел в филармонию в начале 80-х, близкий друг моей мамы, пианист Наум Штаркман, позвонил ей и сказал: «Я поздравляю тебя с тем, что Павлик принят в филармонию, ведь самые обеспеченные люди в филармонии – это именно чтецы». И это было чистой правдой. Тогда, будучи молодым артистом с небольшой ставкой и небольшим репертуаром, я зарабатывал в месяц 300–400 рублей, а такие зарплаты получали в то время в театрах народные артисты. Причем это было просто потому, что я очень много работал. Сейчас ситуация другая. Сегодня чтецкий концерт стоит тысячи три, и для того, чтобы заработать хотя бы 30 тысяч в месяц, надо дать 10 сольных концертов. Сегодня молодым исполнителям, чтобы выбрать эту стезю, нужно пуд соли съесть.

– Павел Евгеньевич, расскажите, пожалуйста, про ваши весенние планы…

– Судьба свела меня с двумя очень крупными дирижерами. Они очень разные, и каждый из них – настоящий художник. К счастью, именно с ними я последние годы делаю свои программы. С Оркестром народных инструментов имени Осипова я уже шестой сезон работаю над «Забавным профессором». Этот абонемент будет идти и в текущем сезоне, в новом зале филармонии в Олимпийской деревне. Это абонемент просветительский. Кто-то из знакомых иронизирует, что этот проект – мое «общество знаний». Я не обижаюсь, потому что быть в «обществе знаний» не так уж и плохо. В этом абонементе главное – сплетение музыки и моего рассказа. Руководит оркестром народных инструментов Владимир Павлович Андропов, и на репетициях с ним очень интересно искать созвучие и сопоставление ритмов: я рассказываю – он играет. Когда мы встречаемся на репетициях, я всегда с большим вниманием слушаю исполняемую музыку. Тем более что осиповский оркестр – это совершенно уникальный коллектив, который на народных инструментах может исполнить хоть Моцарта, хоть Бетховена. Кроме того, с Владимиром Павловичем никогда не можешь быть самоуверенно-расслаблен: на последнем нашем концерте, посвященном Андерсену, он меня заставил петь, и я исполнил с оркестром песенку «Ах, мой милый Августин»: она простенькая и никаких вокальных данных не требует. Так что я снагличал – и спел. А еще я работаю с Юрием Ивановичем Симоновым. Мы сделали вместе две программы – «Золушку» и «Василису Прекрасную» – и уже несколько раз их исполнили. Юрий Иванович создает уникальные партитуры «гребёнкиного» типа, переплетая музыку с текстом буквально по фразам. Для меня эта работа всегда связана с волнением: я должен соответствовать, подхватывать, быть в том ритме, в котором нужно. Я слушаюсь Симонова. Он – руководитель. Он – прима во всей этой истории. Читать обе эти программы для меня как для артиста – наслаждение, потому что в них возникает партнерство голоса и музыки, голоса и оркестра, голоса и дирижера. Это совершенно особенная страница в моей жизни, которая возникла только в последние годы. Но ведь и сама идея объединить чтецкие программы с программами оркестровыми и адресовать их семейной аудитории возникла совсем недавно, и она оказалась необыкновенно популярной! Битком набитые залы, абонементы сметаются за один день, и в концертном зале Олимпийской деревни эти абонементы тоже очень хорошо прошли, хотя «Филармония-2» – это новый зал и он сейчас только осваивается. Я этому несказанно рад, и с некоторой гордостью думаю о том, что если даже на не раскрученной еще площадке эти абонементы так востребованы, значит, мы действительно делаем что-то очень нужное людям!