Лен за утюги: что показала первая бартерная сделка с Китаем и чего боятся экспортеры

Елена Петрова, Татьяна Свиридова

По тонкому льду, или Бартерные первопроходцы

В конце сентября в России была зарегистрирована первая бартерная сделка, сообщила уральская таможня. Неназванные бизнесмены из РФ обменяли семена льна на партию бытовой техники.

На новом этапе разделения мировых торговых рынков небольшая сделка, стоимость которой, по оценкам председателя Русско-Азиатского делового совета Максима Кузнецова, не превышает 100 тысяч долларов, привлекла особое внимание и импортеров, и экспортеров России. Все потому, что она стала символьной.

— Мы действительно наблюдаем рост интереса к бартерным сделкам. Это связано с тем, что компании ищут альтернативные способы ведения торговли в условиях санкций и ограничений в банковской сфере, — рассказал в интервью «НИ» председатель совета директоров ПАО «КИФА» и основатель одноименной B2B-платформы цифровой торговли между Россией и Китаем Сунь Тяньшу.

«Судя по эмоциям в ТГ-каналах, вещь запоминающаяся. Хотя от этого способа расчетов, казалось бы, мир давно ушел. Но мы охотно умеем деградировать, хотя почему-то воспринимаем как нечто небывалое», — пишет финансовый аналитик Виталий Калугин.

Другие импортеры предпочитают подождать, пока первые набьют шишки.

— Если бы это было просто, то прошедшая сделка — семена льна в обмен на бытовую технику — не была бы первой, это стало бы массовым явлением. Я думаю, что механизмы сейчас отрабатываются, подбираются партнеры, но это достаточно емкий и сложный процесс, — объясняет сдержанную позицию рынка генеральный директор компании ATVIRA Екатерина Кизевич.

Кому нужны бартерные сделки

Бартер потенциально может решить проблему «с чувствительными категориями продукции и особенно по 84-85 товарным группам, по которым сейчас платежи проходят с определенными сложностями», говорит Максим Кузнецов.

Для тех, кто далек от внешней торговли, можем только сказать, что в эти две группы входит оборудование, которое, по мнению авторов санкций против России, может использоваться как для изготовления гражданской, так и военной продукции. Речь идет о станках, авиационных и автомобильных двигателях, турбинах, даже ядерных реакторах и много чего другого.

— Если мы говорим про серьезные истории, то нужно понимать, что у нас примерно 65% импорта из Китая — машиностроительная продукция. А из нашей страны примерно 65-70% — минеральное сырье. Грубо говоря, когда мы говорим о бартерных сделках, в большинстве случаев мы подразумеваем, что это обмен чего-то машиностроительного на что-то сырьевое, — поясняет Кузнецов.

Однако специалисты внешней торговли очень сильно сомневаются, что большие экспортеры будут заниматься бартером. Слишком велики объемы, а следовательно, издержки, которые неизбежно возникают при такого рода сделках.

— Бартер может быть эффективен как для малого и среднего бизнеса, так и для крупных компаний. Однако крупным предприятиям сложнее найти партнера с сопоставимыми объемами и ассортиментом продукции, — осторожно формулирует китайский бизнесмен Сунь Тяньшу.

Что не так в сделке «лен в обмен на холодильники» и ей подобным

«Очевидный плюс бартерных сделок заключается в минимизации валютно-финансовых рисков вплоть до их полного устранения при равноценном обмене товаров. Во-первых, колебания курсов валют не влияют на эффективность сделки. Во-вторых, не возникает проблем из-за задержек платежей или отказа банков от проведения транзакций», — отметил начальник Уральского таможенного управления Алексей Фролов, ведомство которого и стало получателем документов первой бартерной сделки.

Все три плюса, о которых говорил чиновник, в реальной жизни, а не глядя из таможенной башни из слоновой кости, — недостатки хорошо забытого способа торговли.

Выгода для российской стороны даже в такой маленькой сделке весьма сомнительная, говорят аналитики. Обмен никогда не может быть равноценным, а уж об обмене сырья на готовую продукцию, у которой нет никаких качеств, делающей ее незаменимой, можно даже не говорить.

«Само по себе смешно, что китайцы нам выкрутили руки по стандартной схеме. Они нам — предметы 3-5 переделов (товары конечного потребления — бытовая техника и проч.), а мы им — сырье. Семена льна они отожмут и уже как масло продадут втрое дороже. А если потом его продавать как часть лекарств или кондитерских изделий, то и в 10 раз. Но нам ведь на этой стороне такая добавочная стоимость не нужна, не так ли?» — ехидно замечает Виталий Калугин.

Сама цена, по которой производится обмен, — это переменная, на которую влияет слишком много неизвестных. Ее нужно зафиксировать, но потери при определении могут оказаться выше, чем даже комиссия, которую взимают посредники по своим непрозрачным схемам.

— Если вы продаете машиностроительному заводу большое количество нефти, нефтепродуктов или сельскохозяйственной продукции, то нужно понимать, что они не являются конечным потребителем вашей продукции, а становятся промежуточным звеном и тоже будут закладывать свою комиссию, которая, возможно, будет сопоставима с уровнем комиссии, возникающей при схемах платежных агентов, — говорит Кузнецов.

Виталий Калугин еще более прямо оценивает риски — на примере текущего курса рубля у юаню. За месяц рубль упал по отношению к китайской валюте на 17%. Но, поскольку цены согласовываются в первую очередь, а сделки затягиваются, российской стороне придется «добивать» дополнительным объемом, полагает аналитик:

«Например, должен поставить 1000 тонн. А курс упал на 17%. Хочешь не хочешь, а надо отдать еще 150 тонн сверху. Чтобы сумма была снова эквивалентная. В условиях постоянного и неизбежного падения рубля так будет всегда».

Сделки без правил

С молчаливого согласия властей бизнес очень медленно движется в сторону безденежного обмена. И дело не только в том, что сделки сами по себе сложные. В РФ нет законодательной базы, которая позволяла бы компаниям быть одновременно и импортерами, и экспортерами. Вопросов очень много, например, ставится ли бартерная сделка на валютный контроль. Или еще такой момент: как российским компаниям платить НДС, если сделка безденежная?

— Основные узкие места — это вопрос валютного учета, возмещение НДС для экспортеров и критерий определения стоимости товаров, потому что таможенники или налоговая могут посчитать, что в ходе бартерной сделки занижается стоимость товаров, так как сделка проходит в безденежной форме. Надо доказать, на основании чего контейнер живых куриц соответствует цене половины контейнера микроволновых печей, например. Надо не только, чтобы две стороны договорились, но чтобы контролирующие органы согласились, — говорит от имени бизнеса Максим Кузнецов.

Сунь Тяньшу из «КИФА» также подтверждает, что юридически эта модель проведения трансграничных сделок не прописана. Однако интерес к бартеру проявляют российские банки.

— Экспорта из России гораздо меньше, чем импорта из Китая. Ликвидность юаней нужна всем банкам. Конечно, банки будут хвататься за экспортеров и пытаться проводить бартерные сделки, — рассказала «НИ» Екатерина Кизевич.

Другие способы оплаты товаров происходят также на грани законности, но и они работают.

— Хотя бартер и может быть полезным инструментом в определенных ситуациях, наша компания продолжает развивать цифровые решения для B2B-торговли, которые позволяют эффективно осуществлять трансграничные операции даже в текущих условиях, — уверяет китайский предприниматель.

Ажиотаж по платежам, который наблюдался этим летом, поутих, подтвердила «НИ» Екатерина Кизевич:

— Кто-то из агентов работает через Китай, кто-то проводит платежи через криптовалюту, цифровой доллар и третьи страны. Но не нужно забывать, что любая криптовалюта в Китае запрещена и проводить платежи таким способом — большой риск.

Похоже, бартер рассматривается бизнесом как последнее средство, если никакие другие способы оплаты не работают. Максим Кузнецов говорит, что его компания пока никаких конкретных шагов не предпринимает.

— Мы пробовали провести одну сделку, потом взвесили все риски и решили, что пусть кто-то другой совершит все ошибки, а мы потом посмотрим, что у них получилось.

Пока желающих последовать по следам первопроходцев «НИ» не обнаружили. К счастью, бартер остается экономической экзотикой.