Иван Зубов
Многие российские аналитики уже давно обратили внимание на дикую противоречивость отечественной пропаганды, которая с одной стороны громит на чем свет западную «иностранщину», а с другой — без той же «иностранщины» не может существовать сама.
Приметливый публицист Павел Пряников обратил внимание на вопиющий факт, почему-то ускользающий до сих пор от внимания общественности. Российское начальство насаждает англицизмы буквально своими руками. Зачем? Оказалось, что скрыв за английским словом суть явления, можно добиться весьма многого.
Пряников берет для примера слово «фейк», ставшее суперпопулярным в самой серьезной официальной документации, включая и законотворческую. Кажды день все сводки отечественных новостей пестрят сообщениями, что такой-то такой распространил очередной «фейк о российской армии», ну и дальше следует цифра: сколько лет тюрьмы он за это получит.
А ведь русский аналог слова «фейк», напоминает Пряников, это всего лишь клевета, если переводить с английского. И получается вот что: в российском законодательстве существует себе прекрасная статья № 218 УК о клевете, по которой клеветник может получить всего-то до 2-х лет лишения свободы, но чаще он отделывается штрафом. Зато за английский «фейк» он вряд ли получит меньше 7-10 лет!
Добавляет к «фейкам» Пряников и другое английское словцо, тоже ставшее невероятно популярным — «пранкер» («пранк»), что по-русски означает всего-то телефонное хулиганство (телефонного хулигана), которое тоже наказывается по статье Уголовного кодекса РФ № 213 — до 5 лет лишения свободы. Но как назвать «телефонным хулиганством» те развеселые акции, которым радуется вся страна, когда известные «пранкеры» дурачат головы зарубежным политикам. И никто и не думает их наказывать…
Со своей стороны, социальный психолог Алексей Рощин добавляет к этому списку еще один безмерно любимый многими англицизм — «киллер». А чего, звучит приятно, солидно, по-деловому, не то, что омерзительное, чисто русское — «убийца»…
Хотелось бы все-таки прояснить, зайдет ли борьба за чистоту русского языка настолько далеко, что он, наконец, избавится от «фейков», «пранкеров» и «киллеров»?