Елена Кадырова, психоаналитик
Прошедшей ночью почему-то трудно было уснуть. Обсуждали с подругой в чате чувство вины. Мы говорили не о глобальных вещах, а о личных. О том, как больно сейчас думать о том, что можно было сделать в жизни иначе, как нападает и мучает вина, как вершит постоянно над нами свой суд. И вот что, мне кажется важным сказать, особенно сейчас.
Несмотря на то, что я человек не религиозный, я верю, я чувствую, что есть нечто, перед чем мы абсолютно обнажены в своём внутреннем содержании. Мы можем обмануть и перехитрить себя, других, но мы не можем обмануть эту внутреннюю инстанцию, которая одновременно является и нами и всем, что есть в этом мире и даже за его пределами, если это можно вообразить. Мы не можем ввести в заблуждение никакими уловками ума эту инстанцию, или эту субстанцию — это нечто, этого Бога внутри себя и вовне.
Так вот, этой самой центральной инстанции нашего существования важно не то, что мы делаем и как это преподносим себе и другим, а то, из каких внутренних побуждений мы исходим в моменте. Но и это «интересует» нашего личного Бога не само по себе, а лишь в особом контексте, о котором я напишу дальше. И нет, я не назову эту инстанцию совестью, потому что это понятие слишком конкретное и нагружено осуждением и виной, а значит, мне это слово сейчас не подходит.
Потому что тот, кто нас людей из себя сотворил как никто другой в курсе, на каких дровах горит огонь нашей жизни. Богу ли не знать, что первый наш крик, означающий рождение, одновременно — это крик боли, беспомощности и зависимости. Ему ли не знать в каких муках мы рождаемся, как тяжело болеем и умираем, как не можем спасти от болезней, несчастий и смертей своих родных, своих любимых, как не можем защититься и защитить от злого рока, как бессильно воем от раздирающей душу боли, теряя тех, кто нам дорог и все, что нам дорого? И как же нам, обожженным этой болью, вольно или невольно, не возвращать ее обратно в этот мир через свою злость, месть, ненависть, зависть, презрение? Как нам, садо-мазохистически исхитрившись, не превращать своё и чужое страдание в удовольствие? Как смириться и принять, что все в этом мире исчезает навсегда, что все пожирает время и нет ничего, что можно было бы от него спрятать, удержать и уберечь? Как вообще можно пройти, психически не покалечившись и не свихнувшись, оставаясь живым, чувствующим и способным к близости, сквозь эти чертовы потери и их неотвратимость? Как не пытаться отрекаться от всего в себе, что болит и кровоточит, что стыдит и унижает, что кричит от одиночества и страха? Как не впасть в забытьё, бесчувствие, отрицание, отупение и не начать строить свою отдельную реальность в своей голове? Как не стать параноиком, стремящимся все вокруг контролировать, и наделять хоть какой-то предсказуемостью и смыслом, даже если это бред? Как не стать одержимым властью маньяком и не начать убивать все живое?
Очевидно же, что все это изначально замешано в рецепт любого из нас. Но к счастью, есть и другой ингредиент, из которого мы состоим, который приводит нас в этот мир, и встречает и берет на руки и прикладывает к груди и носит на руках и кормит, и лечит и заботится, и укладывает спать и гладит по волосам и любуется и играет с нами и щедро делится тем, что имеет, и светит солнцем, луной и звёздами, и раскрашивает небо облаками, рассветами и закатами, дышит в нас чистым воздухом гор, морей и рек, проливается летними дождями в жару, падает тихим зимним вечером с неба снежинками, а осенью золотыми листьями с деревьев, благоухает цветами и зеленеет молодыми побегами, обдувает ветрами, обволакивает кожу чистой прохладной водой, тарахтит утренним котиком на подушке и машет приветственно радостным собачьим хвостом, одаривает невозможной потрясающей красотой, музыкой, голосом и телом, объятиями и поцелуями, словами, нежностью, тёплом, улыбкой, смехом, дружбой, страстью, сексом, близостью, семьей, ребёнком. Вот ещё из чего мы состоим и называем это любовью.
И я чувствую так, что мой личный Бог, зная все это, не ждёт от меня идеальной благодетели, не считает мои грехи и не измеряет с линейкой мою праведность, не нападает на меня с обвинениями. Он готов простить мне любые ошибки и заблуждения. Потому как не он, а я имею и буду иметь дело с последствиями этих ошибок и заблуждений, я буду платить свою цену за все свои решения и выборы, в этой ли жизни или в других, если они есть. Он мне доверяет, он знает, что я делаю лучшее, на что способна в данный момент, будучи тем, кто я есть. Он добр ко мне и учит меня быть доброй к себе.
Моего личного Бога волнует только то, насколько я на связи с ним, насколько стремлюсь восстановить эту связь, когда она рвётся в минуты, дни и месяцы отчаяния, разочарования и бессилия. Эта связь нужна моему личному Богу для одной лишь очень простой незатейливой цели — чтобы он мог через меня прощать и сострадать мне самой и каждому человеку. Его интересует, готова ли я свидетельствовать своё добро внутри своего зла, не отворачиваясь от него и не прячась. В минуты просветления, когда стихает волнение моих страстей и тревог, я достигаю этого состояния любви и глубокого сочувствия к каждому остающемся живым человеку на этой земле и безмерного уважения к силе человеческого духа. В такие моменты я реально очень люблю людей. Не человечество, а именно людей. За то, что нам так трудно, но мы живем и делаем, что можем. И этот голос личного Бога, если к нему прислушаться, есть и звучит в каждом. В каждом, кто не превратился при жизни в мертвеца. Там, увы, звучат совсем другие голоса.
Я очень старалась подобрать слова, чтобы не звучать пафосно или совсем странно, я очень надеюсь, что смогла донести то, что хотела. Могут ли подобные слова сами по себе остановить кровопролитие, помешать убийствам, предотвратить новую катастрофу, прервать сон разума, спасти невинных и привести к справедливому воздаянию? В буквальном смысле, конечно, нет, но, с другой стороны, мы же знаем, что есть такая штука как эффект бабочки. В любом случае, привет от своего личного Бога я как сумела передала, и если получилось так себе, то он меня и за это простит.
Оригинал здесь