У одного ЛОМа (лидера общественного мнения, прим.ред) опубликовано письмо женщины следующего содержания:
«Рожаешь ребенка, встаешь к нему среди ночи, стоишь в очереди в садик, не дождавшись, пристраиваешь в частный или по бабушкам, водишь по развивашкам, все это, разумеется, за свой счет, потом школа, где поборы, несмотря ни на какие запреты никогда не прекращаются, потому что иначе не будет материалов / воды / бумаги / штукатурка со стен слетит. Делаешь с ним уроки, нанимаешь репетиторов, водишь на кружки, готовишь к универу. Не забыть еще бесконечные походы по различным врачам (чаще всего платно или с доплатой), одежду, игрушки, еду, подарки, каникулы и поездки. И где мы во всем этом задолжали государству, да так, что надо этого ребенка на смерть отправить?..»
Интересно, что данный текст презентован как практически протестный. Однако, на мой взгляд, именно такое положение вещей, когда ребенка заводят в бесперспективной полунищете, но при этом постоянно рассматривают как вложение, считают, пересчитывают, а потом предъявляют этот счет (в данном случае государству, но, как правило, самому ребенку), привело к тому плачевному положению, в котором сейчас находится страна.
В комментариях у упомянутого выше ЛОМа я написала:
«Но все расходы мать посчитала до копеечки. Советско-постсоветские люди понимают детей как вложение. Причем, как правило, неудачное. И очень нервничают, когда идет убыток. Этакие младенческие ростовщики. Ну и такая некрофилическая высокодуховная ревность — «Умереть можно только за маму с папой.»
И тут же я столкнулась с толпой тех, кого принято называть агрессивно-послушным большинством. Мои слова были перевернуты с ног на голову, а я сама была обвинена во всех смертных грехах. Как я писала не раз, люди не выносят правды о себе. И именно эта тема (убивающей родины-матери) оказалась триггером к психической атаке, равной саморазоблачению. Потому, что убивающие матери — это вы. В данном случае — комментирующие. Как власть состоит из миллионов подчиненных ей големов, так государство состоит из убивающих матерей. И отцы — здесь те же убивающие матери (а не родитель №1 и № 2).
То внимание, которое советско-постсоветский человек уделяет возрасту и полу, всякий раз убеждает меня в отсутствии у него понимания и чувства субъектности. Поэтому психоанализ, фрейдизм и прочие подобные вещи только внешне противостоят традиционализму. На самом деле они являют собой его же софт-вариант. Вся бытийная тюрьматрица буквально проткнута этой беспомощной, а главное неактуальной скрепой, серьезно тормозящей всякое движение к прогрессу.
Практически любой советский человек как социальный продукт системы, создававшей его под массовые, примитивные и жестокие мероприятия, как то — малопроизводительный труд, участие в крупных вооруженных конфликтах, а в лучшем случае — под непритязательные бытовые нужды, является психотиком. Поэтому видя постсоветского (уже) человека в приближении, в зрелом и чаще пожилом возрасте, мы наблюдаем этакую големическую болванку, ежедневно исполняющую нехитрые ритуалы. Например, походы в магазин «Терпилочка», утомительный процесс готовки примитивной еды из таких же дешевых и некачественных продуктов, поездки на отбывание пожизненной дачной повинности, стояние в очередях различных учреждений, режим постоянной экономии, копеечные сутяжничества и пр.
Только поверхностному взгляду кажется, что эти действия имеют какой-то рациональный смысл. Простой человек, вовлеченный в них, лишь выглядит адекватным, погружаясь в бессмысленный бытовой ад. Но в основе подобных социальных телодвижений лежит отнюдь не практичность и не хозяйственность, а отчаянная попытка даже не сойти с ума, а не быть уличенным в безумии, которое для него самого подсознательно становится все более угрожающе очевидным. Он боится нетипичных, непривычных для себя действий — то есть, практически любых (!). Его страшит сама жизнь за пределами окученных квадрметров и адского треугольника — дом-работа-дача. И действительно, там, за поворотом таится подлинное сумасшествие, полное обрушение основ личности — тайный кошмар всякого зомби.
Люди не хотят знать, что находится внутри них, но также не в состоянии видеть и то, что снаружи. Журналист Дмитрий Волчек пишет:
«Звонит приятель из Москвы, хочет приехать в гости. С большим удивлением и недоверием узнает от меня, что в Европе не работают российские кредитные карточки. О ‹спецоперации› и санкциях что-то слышал, но подробностей не знает, хотя заметил, что в клубах и ресторанах стало меньше публики и цены чуть-чуть выросли. О мобилизации ему кто-то уже говорил, но мое предположение, что она может коснуться лично его, встречает жизнерадостным смехом. Ему даже в голову не приходила такая бредовая возможность, и никого из его знакомых не мобилизовали. Под конец разговора явно начинает подозревать, что я безоговорочно спятил или подсел на галлюциногены и живу в какой-то пурге. Вот вам и коллективная ответственность.»
Судя по всему, в обозримом будущем основной общественной наукой в России станет социальная психиатрия. Целью которой будет не шельмование и стигматизация, а устранение социалистических культурных кодов. Чтобы Россия обновилась, она должна дойти до дна, сбросив балласт лжеидеологий и лжесмыслов.