В российской истории власть только дважды добровольно решалась на самоограничение в отношениях с обществом. Первый раз – с Великими реформами Александра II, когда был введен независимый суд. Второй раз – с перестройкой Михаила Горбачева, когда гласность быстро переросла в свободу печати, а либерализация – в демократизацию. Александра II убило нетерпение общества – и страна пошла по пути реакции, спровоцировавший через четверть века революционный взрыв, во время которого последовали запоздавшие вынужденные уступки.
Горбачев в конце своего президентства оказался практически в одиночестве – его предали ближайшие соратники, ставшие заговорщиками, а элиты союзных республик стали обустраивать жизнь согласно собственным представлениям о должном. Горбачеву пришлось принять наследство промотавшихся отцов – лидеров страны, не решившихся на необходимые экономические реформы (пропустив возможность китайского пути, который при Горбачеве был уже нереалистичным) и подморозивших ее политически не хуже Победоносцева. Он добросовестно пытался спасти страну, не обладая опытом антикризисного менеджмента (его в СССР тогда не было ни у кого) и пробуя разные способы такого спасения в условиях крайнего дефицита времени и сил. В результате за одни решения его возненавидели реакционеры, из-за других от него отворачивались прогрессисты.
И все же именно благодаря Горбачеву появились несколько непоротых поколений. Людей, для которых абсолютно нормальными и естественными являются ценности самовыражения. Привыкших, что можно читать те книги, слушать те песни и смотреть те фильмы, которые выбирает сам человек, а не государство, решающее, что полезно, а что вредно. Что можно ходить (или не ходить) в любой храм. Что можно заниматься бизнесом в самых разных сферах – при Горбачеве вернулось понятие частной собственности.
И, кстати, при Горбачеве возродилось и независимое рабочее движение, на время приведшее к иллюзиям о возможности российской «Солидарности». И Горбачев попытался взглянуть на империю как на обычную страну, которая не должна перенапрягаться, постоянно идя в последний смертный бой. Многочисленные ненавистники Горбачева могут предложить в тех конкретных исторических условиях, по сути, лишь одну альтернативу его действиям – казарму. Можно украсить ее портретами Ленина и Сталина, можно – Николая II и Столыпина, можно всех сразу, но суть от этого не изменится. Горбачев же, только что давший волю, не захотел сидеть на штыках.