Я бы хотел оттолкнуться от текста одного поста. Поскольку он из закрытой группы, привожу его без идентифицирующих автора признаков. Тем более, что я не планирую вступать в полемику с содержанием текста, а хочу использовать его как живой и высококачественный пример презентации позиции, которую я хотел бы проанализировать. Конструировать вымышленный образец и сложно, и не так убедительно.
«Уважаемая ******* обиделась на мое определение российско-украинского конфликта как "битвы за ёршик в коммунальной квартире".
Увы. Стоял и буду стоять на хемингуэевской максиме - на войнах есть только убийцы. И каждая война - это апогей жадности, глупости и безумия. Столько времени, сколько существует наш вид.
В ХХ веке была всего одна праведная война - борьба Союзников против стран Оси. И то лишь потому, что случился Холокост и зондеркоманды. И даже на той войне не обошлось без чудовищных военных преступлений со стороны Союзников.
И борьба Израиля.
Точка. Больше праведных войн в ХХ веке не было.
Нет и не было ни правых стран, ни правых армий. От Первой мировой до Никарагуа, от Афганистана до Украины. Все военные конфликты - битвы за ёршик (с). Причем, не для примуса (как было в оригинале), а именно туалетный.
К сожалению, война России с Украиной слишком выгодна мировым лидерам, чтобы прекратить разжигать, распалять, дразнить и нервировать стороны. Если таковая все же случится - я буду презирать и ненавидеть всех, кто с российской стороны не дезертирует, не откажется выполнять преступный приказ, а возьмет в руки оружие и пойдет убивать украинцев.
Но еще больше буду ненавидеть истинных виновников "торжества" - мировую наднациональную олигархию в Лондоне, Вашингтоне, Москве.
Чья ответственность за происходящее, увы, равновеликая.
А генезис войны не меняется никогда.
Правых и виноватых стран и народов нет.»
Несмотря на политическую конкретность высказанной позиции, она не является собственно политической. Без каких-либо заметных модификаций, мы легко можем распознать ее в логике чисто внутрисоциальной проблемы критериев права на самооборону. Так, если в ответ на требование кошелек или жизнь в безлюдном переулке, вы ответите выстрелом из личного оружия, именно представители этой позиции поднимут крик об убийстве из-за ста рублей.
Но и эта форма проявления позиции вторична. Еще глубже, мировоззренчески, она происходит из особого понимания сверхценного или приоритетной ценности. То есть из той инверсии базового либерально-гуманистического постулата о приоритете прав и интересов личности над всеми иными интересами и правами, в которой личность оказалась заменена на жизнь.
Эта позиция в своей аргументации вынуждена прибегать к различным манипулятивным приемам, поскольку без доли лукавства обосновать себя не может. И это не удивительно для позиции, основанной на религиозных принципах. Религиозной не в смысле некой конфессиональной принадлежности, но как убеждение обоснованное эмоционально, исключительно на переживании.
Первая «неточность», которая косвенно всегда присутствует в любом применении этого подхода к конкретным обстоятельствам, это окончательная ликвидация границы между личностью и всей полнотой индивидуального человека, которую пусть интуитивно и смутно, мы все же различаем. Благодаря этому упрощению порождается парадокс, когда и свобода насилия над другими, и право защиты от насилия, равно оказываются «правами личности». Тут-то и остается только развести руками и признать, что другого критерия чем сверхценность жизни у нас просто не остается.
Вторая форма лукавства, представляет в качестве исходной ситуацию так, что сверхценность личности и сверхценность жизни полностью альтернативны друг другу. Или — или.
Вот отсюда давайте и начнем «наводить на резкость».
На самом деле, это не равновесные альтернативные позиции. Позиция приоритета прав личности, включает в себя неотъемлемое право на жизнь как абсолютно необходимое условие бытия личности. Более того, исторически сама идея неотъемлемого права на свою жизнь, возникла из понимания ее принадлежности личности. Именно выделение феномена личности из целостности человека, включающей в себя его органическую и неорганическую (вещественную) природу, позволило выделить принадлежащую личности жизнь в особую категорию, не попадающую под действие естественного природного закона жизни, по которому все живые организмы используют друг друга в качестве источников энергии (пищи).
В большинстве случаев приоритет личности настолько совпадает с ее правом на жизнь что они почти сливаются. Какая разница, почему ты не можешь угрожать жизни другого: потому что священна сама жизнь, или потому что она принадлежит другой неприкасаемой личности.
Но есть целый класс ситуаций, когда только такая иерархия помогает нам разобраться в ситуации. И связан этот класс с реакцией на агрессию. Бытие личности имеет свои объективные условия возможности, даже если мы этого не осознаем. И одним из базовых условий существования личности является свобода самодействия. Только в актах самодействия личность реализует свою бытийную функцию саморазвития и самоосознания, то есть, попросту — существования. Лишение личности возможности самодействия — это ее полноценное убийство.
И именно поэтому, пусть по большей части интуитивно, а не рационально, в рамках представления, где личность приоритетна перед жизнью, покушение на существование личности расценивается по меньшей мере равноценно с покушением на органические основания ее существования — на биологическую жизнь.
Именно поэтому, и на индивидуальном, и на социальном, и на государственном уровне, защита личности, защита возможности ее свободного самодействия, приравнены к защите от геноцида и угрозы физического уничтожения. И да, человек защищающийся от угрозы попадания под власть другого, не более ограничен в праве, чем человек защищающийся от угрозы физического уничтожения; социальная группа, восстающая против поражения в правах, не менее легитимна чем социальная группа, восстающая против ползучего геноцида; государство, сопротивляющаяся подчинению чужой культуре или идеологии, не менее право, чем защищающееся от угрозы поголовного истребления. Просто потому, что убийство личности ничуть не меньшее преступление, чем убийство тела. На самом деле большее, но мы пока доросли лишь до формулы «не меньшее».
Позиция приоритета права на жизнь образуется за счет своего рода упрощения, изъятия самой личности из «формулы». Само право на жизнь, не обосновывающее себя апелляцией к принадлежности личности, повисает в пустоте и порождает целую серию логических парадоксов.
Мы, по крайней мере логически, перестаем отличать преступника от жертвы. Не можем никак объяснить, почему ценность жизнь какой-нибудь свинки Пеппы нам кажется сравнимой с ценностью жизни человека, а ценность жизни свинины на прилавке — нет. Ставим под сомнение классическое право на восстание против деспотий, и борьбу за национальное освобождение.
И как апофеоз — приходим к замечательному выводу, о том, что весь конфликт Украины и России - это «спор о туалетном ершике».
И единственная причина всего этого безумия — идея приоритетности биологической жизни, перед правами разума и личности.
Оригинал здесь