Милитаристская риторика Кремля, которая становится с каждым днем все громче и громче, у многих и не только на Западе, а и в России, вызывает удивление и даже изумление: на самом ли деле Запад мечтает уничтожить Россию? Если это так, то отчего же он не сделал этого раньше, благо очень удобные моменты для этого в истории были. Понятно, что очень часто с помощью войны власти той или иной страны хотят решить социально-экономические проблемы, которые в мирной жизни они решить не способны. И все же? Есть ли рациональное зерно в страхах Кремля, или же они всецело - пропагандистский ход? Об этом размышляет в своей публикации политический аналитик, не понаслышке знающий специфику кремлевского мышления Дмитрий Некрасов:
«Чем больше я слушаю комментарии различных российских официальных лиц по поводу их собственного «ультиматума» тем больше думаю о том, что, как это ни смешно звучит, они ведь действительно боятся «агрессии НАТО». Т.е. и расчет, и цинизм, и политическая игра во всем этом блефе, конечно, присутствуют. Но мысль о том, что Запад реально вынашивает в отношении России какие-то агрессивные захватнические планы, они воспринимают не как ими же выдуманную фикцию, а как вполне реальную угрозу. (Тут не надо смешивать гарантии бывшим частям империи от вмешательства Москвы в их внутренние дела, с агрессией против собственно России. Первое более чем реально и тоже воспринимается в Кремле как значимая угроза, забавно что они верят и в реальность второго).
Вспоминается байка про то, как Рейган после разговора с кем-то из советских лидеров сказал Тэтчер что-то вроде: «им требуется психиатр, эти сумасшедшие и правда думают, что это МЫ хотим на них напасть».
Причины этих иррациональных страхов не очевидны. Я попробовал проследить их истоки и понял, что до революции фобия про «страну в кольце врагов» скорее отсутствовала. Да было множество попыток представить собственную агрессию как оборонительную войну, но такое много у кого бывало. А вот постоянного ожидания нападения от объединенного запада не наблюдалось.
Попробую проследить развитие этой фобии/мифа в течение нескольких исторических эпизодов.
Мы все со школы знаем, что во время гражданской войны «интервенты» пытались задушить молодую советскую республику и растащить страну на части.
В реальности пресловутая «интервенция 14 держав», состояла из:
1. Интервенции австро-германо-турецких войск, которая была продолжением Первой мировой войны, а отнюдь не походом конкретно против большевиков. Сколько-нибудь серьезных боестолкновений с «центральными державами» у большевиков не случилось, да и не должно было, ибо большая часть данной «интервенции» осуществлялось в полном соответствии с условиями Брест-Литовского мира. От этой интервенции Советы в прямом смысле спасла Антанта (пусть и не преследуя подобной цели).
2. Интервенции бело-поляков, бело-финнов, и прочих бывших частей империи, воюющих за собственную независимость. С тем же успехом, что и Пилсудского, можно было записать в «интервенты» Петлюру с Махно и басмачами.
Еще были «бело-чехи» волею случая, оказавшиеся на территории, охваченной гражданской войной, и стремящиеся выбраться оттуда любыми способами. Их правильнее было бы назвать «аутервентами».
3. Собственно интервенции Антанты и союзников, которая:
а) за исключением японской и румынской, никогда и близко не преследовала целей захвата российских территорий. Более того, никто так последовательно не отстаивал недопустимость захвата территорий бывшей Российской Империи иностранными державами, как США и Англия. Сохранение Дальнего Востока в составе СССР – в принципе заслуга Вудро Вильсона. Не будь он столь принципиален – остался бы Дальний Восток (а может и восточная Сибирь) японским протекторатом.
б) после октябрьского переворота Антанта приняла официальное решение об избегании прямых боестолкновений с большевиками. Подобных столкновений у англо-франко-американцев в сколько-нибудь существенном масштабе и не случилось. Потери великих держав исчислялись сотнями от всех причин. (Чуть более серьезные бои были с большевиками у румын и японцев, но и это в масштабе гражданской войны мелочь).
в) на первом этапе преследовала главной целью предотвращение захвата военных складов немцами или промыслов Баку турками, а в последующем - обеспечение функционирования транспортной инфраструктуры и эвакуацию (в случае с американцами еще и недопущение аннексии японцами Дальнего Востока). Задачи военными методами задушить большевиков никогда не ставилось и в страшном сне.
Понятно, что руководство англо-франко-американцев не любило большевиков и предпочитало им более цивилизованные альтернативы. Снабжало белых оружием (в основном тем, что осталось с войны и не жалко) и так далее. Однако в ходе гражданской войны в России великие державы, и в первую очередь англо-американцы, ДЕЙСТВИЯМИ прямо продемонстрировали нежелание ни захватывать российские территории, ни сколько-нибудь серьезно напрягаться для уничтожения большевиков.
А возможности тогда были абсолютные. Один чешский корпус смог взять под контроль огромные территории. Польский поход продемонстрировал реальные возможности Красной армии воевать против сколько-нибудь регулярных войск. Просто процитирую Ленина: "Нет сомнения, что самого ничтожного напряжения сил этих трех держав [Британии, Франции и Японии] было бы вполне достаточно, чтобы в несколько месяцев, если не несколько недель, одержать победу над нами".
Но великие державы НЕ ХОТЕЛИ этого делать. Был единственный разумный человек Черчилль, уговаривавший Лойд-Джорджа с Клемансо выделить пару корпусов, чтобы взять Москву (это решение предотвратило бы многие десятки миллионов смертей в ХХ веке, но сейчас не об этом), но и мнение элит и общественное мнение великих держав было категорически против подобных действий.
Несмотря на все вышесказанное миф о «стране в кольце врагов» возник именно после гражданской. Тут сошлось много факторов: мифология о внешних интервентах добавляла большевикам легитимности и облегчала мобилизацию; один из базовых догматов марксистской религии состоял в неизбежности «классовой борьбы», и истово верующие марксисты считали что буржуины просто обязаны воевать со своими классовыми врагами; вольно или невольно, все действующие лица ориентировались на пример великой французской революции: там была реакционная интервенция значит и здесь должна была.
В нашем главном вопросе о том «насколько они и правда верили, что запад хотел на них напасть» уже здесь нельзя дать никакого очевидного ответа. С одной стороны, руководство большевиков не могло не понимать, что никакой запад с ними серьезно не воевал, и даже напротив обошелся с ними мягче любых разумных ожиданий, однако догматизм и собственная пропаганда постепенно убеждало их в другой картине мира.
Все 1920-е СССР активно раздувает мировую революцию. Поддерживает реальные вооруженные восстания в разных странах, финансирует террористов, предпринимает попытки активного вмешательства, например, в Афганистан и Иран (последовательный учебник должен был бы их назвать вооруженными интервенциями), снабжает не только оружием, но и военными советниками китайских коммунистов, повсюду вплоть до Индии активно тратится на антибританскую пропаганду и далее по списку.
В ответ злобные буржуины, и в первую голову США, во время голода 20-х спасают несколько миллионов советских жизней беспрецедентной по масштабам продовольственной помощью. А Британия, в колониях которой ведется откровенная подрывная работа, разражается… дипломатической нотой. В общем Запад ведет себя гораздо мягче, чем можно было бы ожидать в ответ на поведение советского правительства.
Так или иначе, очевидно, что «задушить» оправившееся от потрясений гражданской войны, экономически окрепшее и консолидировавшееся советское государство образца 1927 года было на порядок более сложной задачей, чем сделать то же самое в 1919. Если не сделали тогда – зачем пытаться в 1927-ом? Более того, никаких реальных причин считать, что Британия образца 1927 года готовится к войне с СССР не было в принципе. Военные расходы в этот период сокращаются, любые разговоры об ответе на советскую подрывную деятельность сводятся к торговым и дипломатическим санкциям.
Тем не менее, в 1927 году вся мощь советской пропагандистской машины начинает раздувать угрозу скорой и неминуемой войны с Англией. Помимо истерии в прессе увеличиваются военные расходы, активизируются военные учения, и прочее подобное. Забавно, но в этот момент вокруг СССР и правда существуют враждебные страны имеющие к нему явные или скрытые территориальные претензии. Те же Польша, Япония, Румыния. Но воевать СССР готовятся почему-то именно с Англией, которая и в страшном сне не планирует никаких интервенций. А про угрозы поляков с румынами если и говорят, то как о прислужниках английского империализма. Ничего не напоминает?
Чем больше читаешь по теме, тем больше понимаешь, что своим главным врагом Англию назначили именно большевики по своим субъективным (идеологическим) мотивам. При том, что степень ее реальной враждебности была не более, а скорее менее, чем, допустим, у Франции, чьи инвесторы понесли гораздо большие убытки от экспроприаций, и пресса которой высказывается даже более радикально.
И снова вопрос: советское руководство сознательно выстраивало эту линию пропаганды (бояться поляков как-то мелко) или и правда считало, что Англия неизбежно на них нападет? Тут многие расскажут про то, что это была внутриполитическая игра Сталина, который умело использовал «военную тревогу» для усиления собственных аппаратных позиций. Однако тот факт, что подобная, абсолютно вымышленная, угроза легко продавалась, говорит о том, что к тому были причины. Снова догматизм?
Стоит пару слов сказать последствиях «тревоги». Раздувание военной угрозы было важным аргументом для реализации наиболее радикальной версии коллективизации и ускоренной индустриализации. Способствовало шпиономании и расширению репрессий.
СССР первым, за 6 лет до прихода Гитлера к власти, начал резко наращивать военные расходы в условиях, когда весь остальной мир (за исключением разве что Японии) их последовательно снижал. На середину 1930-х СССР имел больше танков и боевых самолетов, чем весь остальной мир в совокупности.
Да потом это пригодилось в войне с Гитлером, но его ведь могло бы и не случиться. Более того именно стремительное военное усиление СССР способствовало тому, что многие и в Германии до 1933, и у англо-французов после 1933 были более склонны попустительствовать Гитлеру как противовесу коммунистической угрозе.
(Кстати это крайне интересная альтернативно-историческая ветка: что было бы не приди Гитлер к власти. Страшно подумать какого военного превосходства добился бы СССР к концу 30-х если бы Германия не спровоцировала всеобщую гонку вооружений. Как бы это было использовано? Ограничился бы СССР аннексией Прибалтики, на которую запад бы закрыл глаза как сейчас на Крым? Был бы свой «мюнхенский сговор» в отношении Польши? Или бы Сталин всем этим не ограничился и история бы закончилась ядерной бомбардировкой Москвы и нюрнбергским процессом над преступниками из НКВД? Но это тема отдельного поста.)
В общем-то и во время второй мировой, если бы англо-американцы воспринимали СССР как экзистенциальную угрозу, которую стоит обязательно впоследствии уничтожить, они могли:
а) остановить ленд-лиз в 1943 году сразу после того, как угроза быстрой капитуляции СССР отпала;
б) сконцентрировать силы сначала на Японии, выделяя минимум ресурсов на бомбардировки Германии (а до ¾ немецкой авиации всегда было на Западе, не говоря про влияние бомбардировок на возможности немецкой промышленности);
в) ждать появления атомных бомб или просто высадится позже, наблюдая за мясорубкой на восточном фронте, где господствует немецкая авиация;
В общем, если бы англо-американцы готовы были бы нести сколько-нибудь существенные потери/риски ради ослабления/последующего уничтожения СССР они имели все возможности принять капитуляцию Германии, с сильно более ослабленным СССР в момент, когда Восточный фронт был бы где-то под Смоленском (где он и находился по факту на момент высадки в Нормандии).
Вместо этого они совсем наоборот выполнили множество обязательств перед СССР, которые могли не выполнять, от символических до вполне реальных.
Но это мелочи. Дальше начался минимум 10-летний период, когда сначала у американцев была бомба, а у СССР не было, а потом бомб было на порядки больше при полном отсутствии у СССР средств доставки зарядов до США. По состоянию на июль 1945-го в рамках Манхэттенского проекта планировалось производить 7 зарядов в месяц уже в декабре 1945-го и «в разы больше» в первой половине 1946-го. Т.е. минимум сотня бомб могла бы быть готова к концу 1946-го.
В реальной истории с завершением войны производственные планы резко сократили, но и в реальной истории в 1950-м у США было 300 зарядов против 5, а в 1955-м 2400 против 200. При том, что хотя бы теоретические возможности доставить единичные заряды до собственно американской территории у советов появились лишь во второй половине 50-х.
В общем если бы американцы и вправду хотели уничтожить СССР военными методами у них довольно долго была возможность это сделать с минимальными потерями (как минимум, собственно, для американцев). При серьезности подобных планов бомбы на Москву должны были упасть край в 1949-м сразу после известий о советских испытаниях. И если они не упали тогда, с рациональной точки зрения странно было ждать, что в 1962-м американцы вдруг сбросят их первыми.
В свою очередь Москва, при наличии политической воли, минимум дважды имела приемлемую возможность перейти к модели гораздо менее конфликтного сосуществования с западом. Мы все помним что холодную войну начал Черчилль, однако фултонская речь и доктрина Трумэна были реакцией на вполне конкретные действия по советизации восточной Европы, которых можно было бы избежать, если бы СССР реально боялся конфронтации. Спустя 10 лет Хрущев, после встречи в Женеве и визита в США был в полушаге от полноценной разрядки. Тем не менее ситуация снова вернулась на привычные рельсы.
Конечно «карибский кризис» на фоне других эпизодов выглядит самым не надуманным. Во-первых, был совершенно конкретный и понятный мотив защиты кубинского сателлита. Во-вторых, в отличие от Англии 1920-х или современного запада, США начала 60-х и правда воспринимало СССР как экзистенциальную угрозу и правда в серьез прорабатывало военные сценарии (а еще нагло летало над территорией и многое подобное), хотя голоса о том, чтобы осуществить удар превентивно, всегда оставались маргинальными. Даже в момент наличия всех возможностей относительно безнаказанно стереть с лица земли все советские города в США господствовала «доктрина сдерживания», не подразумевавшая прямой конфронтации.
Однако, мотив советского руководства «уравновесить американскую угрозу» был важной составляющей карибского обострения. И этот мотив почему-то возобладал в тот момент, когда СССР впервые за 12 лет приобрел возможность если не равнозначного ответа, то по крайней мере нанесения противнику неприемлемого ущерба, что с точки зрения любой логики угрозу снижало. Более того, из всех рассматриваемых периодов конец 1950-х был моментом наименьшей уязвимости СССР к любым мерам «экономического удушения»: нефть еще не экспортировали, зерно - уже, зависимость от импорта технологий была минимальной за всю российскую историю.
И снова в период относительной слабости «противостояние угрозе» и ее нагнетание было меньшим, нежели в момент, когда угроза объективно снизилась, а силы несколько выровнялись. (Даже в Корейскую войну, обострение происходило сквозь прокладку из прокси).
В конце 1970-х СССР находился на пике геополитического могущества. Наконец достигнут паритет по числу зарядов (от которого СССР продолжит наращивать, а США в силу полной бессмысленности такого количества, сокращать). Достигнуты соглашения по ПРО и иные элементы «разрядки». США проиграло Вьетнамскую войну. На Западе господствуют антивоенные настроения.
В отличии от других эпизодов, этому не предшествовал момент, когда «Запад мог бы уничтожить, если бы захотел». Однако соотношение сил в конце 1970-х выглядело для СССР гораздо более выигрышным нежели за 10 лет до того. И военное превосходство Запада, и психологическая готовность это превосходство использовать радикально снизились. Никакой угрозы в принципе не существовало с точки зрения любых рациональных соображений.
И вот на заседании Политбюро по ситуации в Афганистане министр обороны Устинов говорит о том, что: ЦРУ предпринимает усилия по созданию «новой Великой Османской империи» с включением в нее южных республик из состава СССР (!!!); о размещении в Афганистане американских ракет типа «Першинг»; о возможности использования афганских урановых месторождений Пакистаном и Ираком для создания ядерного оружия и прочее подобное. СССР «в кольце врагов» и надо немедленно «обороняться». Вторжение в Афганистан в его логике - защитное действие.
Вопрос не в том, что курил маршал. И не в том, что военные в любых странах всегда склонны преувеличивать угрозы, чтобы выбить себе дополнительные бюджеты. Вопрос не меняется: насколько он реально верил во все эти угрозы и необходимость именно «защиты» от них? Почему члены Политбюро не предложили маршалу подлечиться, а решили приступить к обороне Афганистана?
Фабула и так всем известна, подробно не буду. Подчеркну лишь, что если бы коллективный Запад и правда вынашивал планы уничтожения или захвата России, более удобного времени, чем 1990-е придумать сложно. Никто бы даже особо не сопротивлялся.
Однако в период российской слабости, усилия Запада (пусть и не столь энергичные как могли бы быть) снова были направлены на предотвращение хаоса, стабилизацию, передачу РФ всего ядерного потенциала, кредиты, гуманитарная помощь и т.д. И снова в период максимальной слабости тема «западной угрозы» в публичном пространстве и риторике Кремля отсутствовала, и снова как только баланс сил чуть-чуть изменился и все рациональные аргументы сложились в пользу того, чтобы обитатели Кремля чувствовали себя более уверенно, тема западной угрозы вновь стала раздуваться. Да и бог с ней с внутренней пропагандой, эта угроза, чем дальше, тем больше, кажется реальной самой российской элите.
За то время пока этот замкнутый круг несколько раз повторялся, Запад в своем поведении был более чем последователен. Раз за разом он был готов всячески поддерживать стремление советских/российских сателлитов к большей самостоятельности, а национальных окраин к независимости. С гораздо меньшей охотой и меньшими ресурсами он был готов поддерживать собственно российские силы, декларирующие приверженность определенным ценностям. Он вяло и неэффективно применял экономические санкции в ответ на подрывную деятельность. Но ни разу, даже имея к тому все возможности, англо-американцы не пытались ни захватить какие-то российские территории, ни ликвидировать страну как геополитическую сущность/военную угрозу. Каждый раз в той или иной форме воспроизводилась доктрина сдерживания. И эта логика работает не только в отношении России. Даже против гораздо более дикой и слабой в военном отношении Северной Кореи Запад не предпринял никаких действий не только сейчас, но даже в 1990-е, когда безумцы еще не обзавелись бомбой. Черчилли и раньше то были дефицитом, а нынешние западные политики – сплошь Чемберлены.
Стабильна и другая половина уравнения: в сознании российского руководства угроза каждый раз увеличивается тем больше, чем меньше к ней объективных предпосылок. И даже если в каждом конкретном политическом ходе присутствует элемент игры, в целом они и правда верят в такую угрозу. Для них расширение НАТО, очевидно преследующее целью гарантии от российской агрессии тем, кто имеет все основания подобной агрессии опасаться, подготовкой едва ли не к вторжению.
И если алогичность советского руководства можно еще как-то списать на идеологический догматизм, то истоки страхов нынешних обитателей Кремля и вовсе загадочны.