Сергей Алиханов
Светлана Ануфриенко родилась в поселке Поварово Солнечногорского района Московской области. Окончила Российскую международную академию туризма и Московский институт открытого образования.
Номинант национальной литературной премии «Поэт года».
Творчество отмечено медалью Анны Ахматовой.
Генеральный директор «Туристской Ассоциации регионов России», федеральный эксперт в области туризма.
Постоянно изменяющаяся историческая обстановка только подчеркивает универсальные смыслы, и высокие эстетические мотивы стихов Светланы Ануфриенко. Лирически постигая, творчески перерабатывая и осмысливая свой опыт, поэтесса аккумулирует в стихи чувства и мысли, и постоянно ведет на сетевых страницах поэтический дневник.
Каждая строфа как бы предварительно апробирована прожитым и прочувствованным днем, пролетевшей неделей, непрестанной работой, выраженными и отстаиваемыми принципами, и наконец, собственной судьбой. Интонация и звуковые элементы просодии изысканны и зачастую, только пройдя по цепи воспоминаний юности, воплощаются в строчки.
Поэтессе очень свойственная своеобразная непосредственная философия, и при этом даже печальные раздумья обретают особую значимость в исключительной лёгкости поэтического дыхания:
Хороший фломастер, не выцвел почти
В подъезде на стенах без цвета.
Спустя четверть века зайди и прочти:
Здесь так же написано — «Летов».
Гитары басили, пуская в галоп
Пульсацию общего нерва.
Скажи, где сейчас все, кто слушали Гр.Об?
И что они знали наверно?..
Что там на границе сломали ключи,
Что новые планы — о главном.
А плесень в подъезде с тех пор и горчит.
Она существует вне планов…
В необычности восприятия деталей бытия проявляется особенность поколения. Наработанная диалектика души закалилась в преодолениях перманентных кризисов. Художественность натуры Светланы Ануфриенко — своеобразная защита. Ей дано и выразить, и объяснить — поделившись стихами! — пользователю свое отношение к изменяющемуся, сложному миру. И тем самым спасти читателя, а может быть и себя — и в этом главное качество лирики Ануфриенко.
«И, дремля, едем до ночлега — А время гонит лошадей...» — философски написал Александр Пушкин. Мы же теперь смотрим во все глаза, лишь бы поспеть за стремительными изменениями, когда общественные отношения и житейские столкновения постоянно влияют и на характер, и на жизнь, и на творчество. А уберечь и сохранить душу может только поэзия:
Судьба едва черкнет пером
И развернёт стада,
Где свет рождён другим костром,
Другая бьет вода...
Пускай по временам, порой
Здесь кто-то горделив,
Случайность штрих добавит свой,
Любое обнулив.
Но весь уклад ни благ, ни плох,
А время всякий раз
Свою мозаику эпох
Сжимает до «сейчас»,
Когда творит себя излом.
И ум меж скучных стен
Не может утолиться сном
В дыханье перемен…
Светлана Ануфриенко любезно ответила на мои вопросы.
— А.С. Пушкин из Михайловского, в одежде крепостного кучера, был вписан в «пашпорт» своего соседа-барина, и собирался, но так и не решился, поехать туристом в Европу. Это было тридцать пять лет спустя после двухлетней европейской поездки Н.М. Карамзина! В то время наказанием для дворянина за самовольное путешествие в Европу— без личного разрешения Императора — было лишение всех прав состояния и самого дворянина, и всего рода! Это беспримерное наказание и остановило Пушкина. Необходимо ли поэту самому увидеть исторические европейских руины? Какое влияние оказывает современный туризм на поэтическое творчество?
— Меня трогает Ваше внимание и приятно, что мы затеяли этот разговор. Вы пытаетесь в своем вопросе объединить две темы, две, я бы даже сказала, стихии — туризм и поэзию. Вероятно, Вас удивляет, как это всё сочетается в моей жизни, отсюда и желание узнать о влиянии одного на другое. Если это так, то не удивляйтесь. Всё органично. И я постараюсь Вас сейчас в этом убедить.
Рассуждая о том, стоит ли поэту самому посмотреть, как Вы говорите на «исторические европейские руины», уверена, что да. Причем не только поэту и не только на европейские!
Чем больше мы воочию встречаемся с иными укладами жизни, традициями и истоками, с отголосками разных исторических эпох в больших городах и маленьких провинциях, тем вернее понимаем себя и ощущаем своё место в огромном пространстве жизни. Которое, в свою очередь, разворачивается перед нашими глазами как огромный купол. Диву, порой, даешься, как же всё сложно и закономерно устроено в этом пространстве. В такие моменты просыпается чувство мира. Вряд ли это чувство и весь восторг, связанный с ним, возможны от созерцания одних лишь картинок в книге или на экране монитора.
Личный опыт путешествий ни с чем не сравним. Через него мы становимся духовно богаче и больше.
Что касается влияния туризма на поэтическое творчество, то могу с уверенностью сказать, что на мой внутренний порыв написать стихотворение влияет всё, не только новые впечатления от поездок. Хотя они, безусловно, способны внеси неповторимые оттенки в мозаику эмоций, а затем выразится в словах.
Но я думаю, что склонность к творчеству, и к поэтическому в частности, наверное врожденная особенность ума. Сложно объяснить, как возникает поток мыслей, которые вдруг оказываются в рифму, раскачивается внутренний маятник, проступает ритм. Слова на него накручиваются, каждое на свое место. Иногда с пропусками, но с верным ощущением, что и они заполнятся...
При этом для меня главная ценность и качество поэзии вообще, это когда два слова, два образа, поставленные встык рождают собой третий, неписаный, но явленный.
Если, при прочих условиях, эти чудеса сотворяются и проступают на листе, и тем более если еще при этом возникает искренняя эмоция, то считаю, стихотворение удалось.
— Вам свойственна углубленность и многосторонность воззрений, и я бы назвал многие ваши стихи философской лирикой. Изучали ли Вы философию или это интуитивное поэтической постижение природы вещей и сути человеческих взаимоотношений?
— Что касается изучения философии и других гуманитарных дисциплин, то да, безусловно изучала и вузе, и в аспирантуре. Я сейчас вспоминаю ситуацию, когда мне перед сдачей кандидатского минимума нужно было ходить на занятия по английскому и философии. Так вот я, отдавая должное английскому, делала акцент на философии. На вопросы, почему мой интерес таков, отвечала, что английский — это инструмент для общения, он безусловно важен. Изучение же философии позволяет мне вырасти в своем мышлении. Хотя некоторые тогда не понимали, зачем мне это.
Вообще образование у меня довольно разношерстное: основное высшее — менеджмент организации со специализацией на туризме, другой мой диплом — практическая психология в образовании. Плюс Кандидатская степень по педагогике. Крен в педагогику произошел, потому что после окончания первого вуза осталась там преподавать.
При этом интуитивное поэтическое постижение природы вещей, наверное, было свойственно мне всегда. Пишу стихи с шести лет. То активно, то замолкая на периоды, накапливая впечатления, ища смыслы. Со школы стала членом литературного объединения «Парнас» подмосковного города Солнечногорска, центрального в районе, где родилась и выросла. Уже будучи взрослой, после защиты всех своих основных дипломов занималась в Литературном институте имени Горького на Высших литературных курсах. А это уже удивительное сообщество профессиональных сильных поэтов.
Всё это много дало и сформировало, как Вы говорите, многосторонность воззрений. Хотя влияние оказывает всякое наблюдаемое событие и всякий прожитый момент, если они чем-то трогают. Это извне. Но также и внутреннее стремление души понять для чего она создана и является мощным источником вдохновения.
— Вы мне написали: «Сегодня всё в Сети. И нет особого смысла в бумажных изданиях». Мне стало грустно — «Бумага, горючий, неёмкий твой лист подходил для стихов...». Все же, думается, именно поэтические сборники на «бумажном носителе» останутся и будут всегда. Мне очень бы хотелось держать в руках и читать Ваш сборник...
— Мне и самой этого очень хочется. Конечно, самый короткий путь к читателю сегодня — это размещение стихов в соцсетях, на литературных интернет-страницах. Однако выход сборника – это безусловно всегда большое событие для автора, возможность подержать плоды своих трудов в руках, подарить. Да и многим любителям поэзии до сих пор нравится читать стихи с печатного листа. Поэзия, напечатанная на бумаге — трогающая, ощущается более исповедальной, иногда даже ранящей... Прикосновения к поэзии требует особых условий, без суеты и спешки. В этом смысле формат печатного издания в полной мере отвечает эстетическим потребностям.
Сегодня выпуск собственной книги стихов в достойном качестве — мероприятие затратное и — что важно понимать — заранее не окупаемое. Подходить к выпуску сборника как к экономическому проекту не получается. В книжных магазинах реализуются современные издания совсем других жанров, а из поэзии — только классика. Нынешние авторы издают свои книги малыми тиражами, за свой счет и раздаривают их знакомым. Вот и весь «менеджмент» подобных проектов.
Получается, что современному поэту просто негде быть со своим творчеством, кроме как в соцсетях.
Но тем не менее я надеюсь выпустить свой сборник. Только у меня к нему особые требования. Принцип моей жизни: если делать что-то, то делать хорошо. Не хотелось бы компромиссов. К своим стихам я очень строга. Готова шлифовать и править их, если требуется. Что и делаю нещадно.
По этой же причине мечтаю о хорошем качественном издании, радующим глаз, приятном для читателя и с большим уважением к нему. И если из числа любителей поэзии найдется спонсор для моего издания, была бы очень рада. По большому счету я думаю, что может быть это вовсе не дело поэта самому издавать себя.
Издавая книгу, стоит помнить, что далее она живет своей отдельной, может быть очень яркой жизнью, в которую завлекает порой и своего автора и всех тех, кто помог книге родиться. Можно привести множество замечательных примеров меценатства и в современном мире, и в прошлых эпохах. На ум приходит Савва Мамонтов и его благородная миссия поддержки творчества — любовь к искусству и щедрость увековечили память о нем. Может быть, такой человек появится и в моей жизни, и пожелает сделать вклад во что-то большее, чем в просто насущное — дверь открыта! Милости просим!
Возможно, именно благодаря нашему интервью, так и произойдет…
Выступление Светланы Ануфриенко всегда увлекает, захватывает — настолько доверительно и открыто читает поэтесса свои стихи, видео:
Сергей Арутюнов, поэт, преподаватель Литинститута, и наш автор написал: «Для веры, надежды, любви не придумать иных имён или обозначений. Они именно что вера, надежда и любовь, и иначе, пока мы живы, не будет. Что бы заставило каждого из нас вставать с утра, если бы не они? Чаяние добра, мечта о дне, который бы сбылся по-настоящему, так, как должен сбыться, хотя бы один раз. Помните «День сурка»? Для многих из нас только в эти годы стало понятно, о чём он был снят.
Светлана Ануфриенко — поэт, поставивший чёткость фразы во главу угла. Какое бы ни нахлынуло настроение, какой бы ни пробовал опрокинуть порыв, она последует за языком, а не за идеей, чертежом смысла, и не за наброском отдалённой цели, а вслушается в звучание фраз, мгновенно поняв, что из них достойно быть записанным, а что останется в гулкой картонной коробке до своего срока.
Эти стихотворения — об одиночестве, которое вовсе не одиночество. Они — о тоске, которая вовсе не тоска. О вечно томящейся душе, которая так и не нашла пристанища в мире, потому что она — подлинная, и не станет размениваться на ерунду. Есть многое: работа, дом, но нет окончательного предопределения, «зачем» и они, и ты, взваливший на себя их тяжесть.
Желания любви, огромной и действенной любви к миру в русском человеке, видимо, не унять и нашему совокупному образу жизни с его «стэп бай стэпами» и «дэдлайнами». Несмотря на обилие людей вокруг, Москва ощущается порой как огромная промерзшая даже летом пустыня смыслов, ещё не явленных и только жаждущих явиться…
Вот в какой миг приходит поэт: когда больше нельзя ждать его появление, и вспышка прозрения озаряет вечерние стены, что, едва блеснув, начинают блекнуть...».
Очень трогательны комментарии под никнеймами:
— «Настоящие чувства — настоящие стихи...»,
— «Страхи человеческие приходят и уходят, а события и Ваши стихи останутся в истории...»,
— «Точно, образно — так держать!..»,
— «Вдохновения вам. Мне у вас нравится...».
По сути, наша публикация и есть первый сборник талантливой поэтессы:
Я — НЕ Я
Пусть даже твой зрачок остер
И видит без труда,
Нет смысла, что горит костёр,
И что течёт вода.
И много ль метров под тобой
Паркета иль земли,
И свод насколько голубой
За окнами в пыли.
Ты сыт от полбы на воде
Иль голоден с «Клико»,
И всё тебе почти везде,
Но только далеко.
В чем смысл вершин на пять минут,
А равно на пять лет? —
Их горны в равенстве замрут,
Когда вершины нет.
Судьба едва черкнет пером
И развернёт стада,
Где свет рождён другим костром,
Другая бьет вода...
Пускай по временам, порой
Здесь кто-то горделив,
Случайность штрих добавит свой,
Любое обнулив.
Но весь уклад ни благ, ни плох,
А время всякий раз
Свою мозаику эпох
Сжимает до «сейчас»,
Когда творит себя излом.
И ум меж скучных стен
Не может утолиться сном
В дыханье перемен.
Как культ большое предстаёт,
А малое — тщетой.
Но смена цен наоборот
Вершится с быстротой.
И проступает средь шумих
Единство бытия:
«Я часть от мира — малый штрих,
Но мир всё также я».
***
Август. Укутаться в тёплое.
Сердцем предаться текущему.
Ливневой взвесью за стёклами
Станется всё, что отпущено.
Ярче знамения осени
Сквозь окоём прорисованы.
Сбудется всё, что испросите —
Мнится ночами бессонными.
Воздух густой и наполненный,
Позднее небо подсвечено
Тайным движением молнии
В зыбких слоях бесконечного.
Что-то упрямо желается,
Чем-то душа растревожена —
Верно, блаженной скиталице
Промысел в тропке нехоженой.
Брось, не кручинься про малое,
Большее есть и у горлицы.
Если Господь жизнью жалует,
Даже и птица прокормится.
Думай о большем. За смыслами
Встало всё дело и замерло —
Старыми, прошлыми, кислыми
Жить слишком душно и камерно.
Вот и на исповедь — отповедь.
Всполохом комната полнится…
Выуди новое что-нибудь
В звездной пучине, бессонница!
Ночь его выносит до светла,
Утро подхватит, чтоб выросло.
День же накормится досыта
Новым сияющим вымыслом.
***
Я мечтаю и жду, что когда-нибудь это закончится,
Мой случайно начавшийся, столь продолжительный бег,
Как в упряжке чужой, неусыпно стремящейся конницы
Разметаю в разгоне дорожные копоть и снег.
Будто странник слепой, может быть, я ошиблась дорогою
Или в чаяньях чьих-то прельстилась красивой звездой? —
Оттого и прощаю себе в этом поиске многое,
Продолжая бежать неустанно дорогой чужой.
Привыкаю к узде, попадая с чужими копытами
На проторенный след, и на миг забываюсь в рысце.
Я не знаю везде ль, только здесь неуемная скрытая
Держит сила и тянет остаться в бегущем кольце.
Знаю цену труду, только ценное часто не ценится,
И усилий своих я привыкла ничуть не считать.
Вот еще поворот… Но за ним также приторно стелется
В продолженье своем безразмерная снежная гладь.
Что ж устала? Да нет! Прыть и удаль хоть вспять поворачивай!
И глухое роптание в бок раззадорит настрой.
Отобьюсь. Только что же? Чтоб душу зазря не растрачивать,
Может ведает Бог, как не выбрать дороги чужой?
***
Я не помню днем ночные сны.
Ну и пусть. Лишь в детстве сны не редки.
Только ребра сделались тесны
Или сердце выросло из клетки?
Может, просто мал одежный крой?
Но нутро настойчиво украдкой
Что-то ищет всякою порой,
Порождая разные догадки.
Будто то застойная хандра
Разрослась, как ряска на затоне?
Но догадка эта неверна,
Ведь хандра в заботный день не тронет.
Или червь гордыни подожрал?
Он ползет за всеми беспрестанно…
Чур меня в искании похвал!
Я была на ярмарке тщеславной.
Сущих благ на ней не заиметь,
Лишь минуты мнимого восторга.
Но цена — не золото и медь
За любой предмет такого торга.
Отрекаюсь, каюсь и бегу.
Суть не здесь, не в той горизонтали.
Как иглу в большом сенном стогу
Я ищу, зачем меня создали.
Тут могли б помочь ночные сны
Для таких искателей ответов…
Если рамки сделались тесны
И пределы общих трафаретов,
Если петь не хочется толпе,
Но для песни хочется стараться….
На каком основана столпе
Суть людских непонятых дистанций?
Ощущаю осень сквозь окно
И себя как часть всего без края,
Пусть ответов скорых не дано,
Только время роли не играет.
***
Февраль на крыше леденеет,
И ветки трогают слегка
К вечерне ставшие плотнее
Предснеговые облака.
Колеса тонут, где взять мочи
Дорогу в стужу одолеть?
Скажи, к чему порой пророчат:
Неудержимость, вечность, смерть…
И кличут страшно песней, прозой,
Ведь есть печаль больней земной —
Умолкнуть разом, как стрекозы
Над ледовитою водой.
Ты скажешь: «Милая, пойми же,
Пред жизнью вечной жалок тлен».
А свет ложится ниже, ниже
На серебро вечерних стен.
***
Желтеют липы языки,
Летает пух чертополоха,
Июль отжил свои деньки
И закатился. Разве плохо?!
Ещё и воздух духовит,
И долго будет вой лягушек,
И мир тебе принадлежит.
Шагай в него, дыши и слушай.
Длиннее выбери маршрут
Лесной, игольчатый, грунтовый…
Когда совсем нигде не ждут,
В который раз, отнюдь не ново.
Бесцельно в зарослях бродя,
Как претворить всю щедрость леса
С живым участием дождя
В свою удачливую пьесу?
Потоки света меж стволов,
Искусность каждой паутины?
Ведь ты таков, мой мир таков!
Богатый и неповторимый!
Ну поделись со мной чуть-чуть!
Наполни пустоту до меры.
Я часть тебя. И в этом суть
Твоей любви и нашей веры.
Верю — не верю
Кто-то сделал от веры ли, с верою,
Поселив долгосрочно в окне,
Силуэты ветвистые, серые
На молочном сыром полотне.
Говорят, это бренно и суетно.
Всё не здесь, средь прелюдий мирских.
Лишь незрячий с тревогой тоскует, но
Кто причастен — покойно затих.
Так ли это, не знаю... Но чувствую,
Если так, то не повод алкать
Вечной власти, хитро и искусственно
Измышляя ее благодать.
Брать любую подпорку ли, досочку
Подпирать светоносный портрет:
Все же ели, кто скудно, кто досыта.
Будет с вас, не пеняйте в ответ.
От безверья, с причудливой верой ли,
От ума или драмы какой
Разрастается плотное, серое,
Подступает туманной рекой.
Всем героям велели подстроиться,
И герои потеют вдвойне.
Если есть бестелесная Троица,
То на чьей же она стороне?!
Средь иллюзий изрядно повыбыло...
В новых вехах растерян любой.
Но и здесь есть возможность для выбора
Быть любым иль остаться собой.
В разных двух ипостасях не выстоять,
Каждый миг — ближе смена одежд,
Где сакральная мнимая истина
Обнулила последний рубеж.
Платьице в горошек
Был покрой хороший:
Складно все да гладко.
Платьице в горошек
Посеклось порядком.
И заныла жила
В подреберье, братцы:
Долго прослужило,
Жалко расставаться.
Был ли день погожий
Сквозь ненастье вброшен —
Замечал прохожий
Платьице в горошек.
Было, я замечу,
Что проводит взглядом
Незнакомый встречный
За фасон «как надо».
Что мне в этой «тряпке»?! —
Вижу — негодую.
Их кругом в достатке!
Я куплю другую!
Нет тому препоны!
Да и нет причины
Грусти по шифону
Или крепдешину!
Не лоскут мне дорог,
Сшитый ловкой ниткой.
Просто летний морок
Много дней с избытком
Наполняет жаром
Легкие кварталов,
Согревая яро
И больших, и малых.
Помню схожий воздух,
Год хотя бы прошлый…
Цепь событий пестрых,
Платьице в горошек.
Не понять всей соли
В той тряпичной теме,
Просто мне до боли
Стало жалко время.
Я Мы без зимы
Так настаёт иная эпопея:
Родится в день и крепнет каждый миг.
И что спало, проснуться не умея,
Очнувшись вдруг, срывается на крик.
Во всех углах приметы стойкой жизни:
Травина жухлый прорезает снег,
И норовит, самой весны капризней,
Расправить лапы вербовый побег.
Истёк период старого закона.
И длить бы власть короне изо льда...
Но разливные полнятся затоны,
И прибывает талая вода.
Великий пост прощает мир в исподнем
Из бурой прели и сырой земли.
Ушло вчера, нагрянуло сегодня,
Своеособо бытность поделив.
И говорит по-новому, и дышит,
И отворяет всякое окно,
И представляет бывшее не бывшим.
И неизменно всё изменено.
За советом к друзьям
Я уважаю ум своих друзей,
Средь них глупцов никак не наблюдалось.
И можно было б сотворить музей
Их разных правд за истинную малость,
Когда б сложить мозаикой одной
Набор пристрастий, мнений и позиций,
В сегменты круга, спектр цветовой.
И полноте различий удивиться.
Сто разных правд, сто разных маяков.
Но ни одна мне не пригодна в деле.
Где бьется пульс моих материков,
Там облака сошлись и загустели.
Отлив унёс и рыбу, и буйки
И напослед пожадничал ракушек.
И говорят чужие маяки: ты посмотри,
А попросту послушай!
Сто субъективных данностей вокруг —
Не приложить, чтоб приросло по чуду.
Хоть я прошу совета, добрый друг,
Но исполнять, наверное, не буду.
Не изменить и не перерасти
Ни за меня, ни для меня снаружи...
Так я была б, пожалуй, не в чести,
В себе самой подмену обнаружив.
Творят мою алхимию шторма,
Чтоб новой всплыть семь раз согнусь дугою,
К своей беде, по качеству ума
Или по счастью права быть другою.
***
Если не хочешь есть,
Если чиста подушка.
Скомкай свою спесь,
Сделай её послушной.
Если не ты, тебя
Скрутит, подточит, выест.
Чтоб ничего зря:
Выход ли, вылет, выезд,
Выбор ли — всё впрок.
Смели, собрали, съели.
Будто людской срок —
Это дедлайн целей.
Сто раз — закат-рассвет,
Тысячу — сладко-кисло.
ТАМ ничего нет.
ЗДЕСЬ же всё, кроме смысла.
Все идёт по плану
Хороший фломастер, не выцвел почти
В подъезде на стенах без цвета.
Спустя четверть века зайди и прочти:
Здесь так же написано — «Летов».
Гитары басили, пуская в галоп
Пульсацию общего нерва.
Скажи, где сейчас все, кто слушали Гр.Об?
И что они знали наверно?
Здесь каждый до доньев тогда понимал
Любое неясное слёта.
И двор голосил, и особенно ал
Был вечер от чуйки чего-то:
Что там на границе сломали ключи,
Что новые планы — о главном.
А плесень в подъезде с тех пор и горчит.
Она существует вне планов.
И было отмерено сколько-то лет
Удачных для сытости стаи.
Но позже опомнились: Голоса нет,
А плесень всё так же воняет.
И если решишься сорваться с цепи
За ясный расклад без подвоха,
Журнал про Корею потолще купи.
Там снова, сказали, неплохо*.
*«…я купил журнал «Корея» — там тоже хорошо», Егор Летов.
****
Акварели и полутона…
Но предчувствие новой тревоги
Отменяю. Все так же весна
Размывает под снегом дороги.
Нет, не так же, иначе. Отнюдь.
Но и петь, что лазоревый вечер
Я не стану. Смолчу как-нибудь.
Мне дается молчание легче.
С неких пор, хоть не в ссоре с собой
(Я, напротив, ищу мировую)
Замерев между сном и весной,
Не пою, не люблю, не ревную.
И звенящих весенних секунд,
И не менее радужных терций
Звуки глухо на дно упадут
В глубину онемевшего сердца.
***
Дача, август, георгины,
Отражение в пруду.
Будто в повести старинной
Я рассеянно бреду.
Раздвигаю ветви яблонь,
Актинидии кусты.
Ранним утром руки зябнут,
Взгляд и помыслы чисты.
Я ли здесь не ворожила,
Не гадала на любовь?
Миг прошедший, образ милый,
Где пристанище и кров
Недослушанным беседам,
Недосказанным речам,
Незатейливым обедам,
Если в гости привечал?
Полуночным расставаньям
И нелепой суете?
Простота без обещаний
И беспечность в простоте.
Только странность замечаю:
Ностальгирую зачем?
Заварю покрепче чаю,
Разом выпью, что-то съем…
Может, сладкое поможет?
Что ты, милая, уймись!
Отчего тебя тревожит
Та затерянная жизнь?
Как тургеневская дева
Томным взглядом обведу
Напоенные пределы
В затерявшемся саду.
Ни роптание в исходе,
Ни досада прежних дней,
По тропинкам тихо бродит
Призрак юности моей.
***
Мой мир листом журнальным обозначен
И гулкой фразой «Коммерсант ФМ».
Я не люблю, не чувствую, не плачу.
Хоть есть о чем, но кажется: «Зачем?»
Я манекен за стеклами витрины,
Мне пусто и снаружи, и внутри —
Теплее социальной паутины
Холодные ночные фонари.
Но, слов твоих канву перебирая
И вновь бесцельно память теребя,
Я знаю, что уже не умираю,
Как раньше умирала за тебя.
***
Так как же утаить не в шутку, а всерьез,
Когда пришло на ум и просится открыться? —
Лукавые стихи не вызывают слез
И тенью не смутят внимающие лица.
И тут же, если рад, когда идет гуртом
Расцветить твой уют толпа друзей большая,
Поддельный суррогат не назовут вином
И другу не нальют, к застолью приглашая.
А равно если сто ощерившихся крыс,
Прожравших все добро, решат, что шито-крыто,
Сердца не убедит ничей подменный смысл
выпавшее дно разбитого корыта.
Из толчеи мирской не рядом, а окрест
Взгляни на буйство кущ июльского бурьяна:
В природной мастерской асимметричный жест
Ни в чем не создает подложного изъяна.
Лукавая строка, поддельное вино,
Подменная деталь заигранного смысла
Чужды издалека, но все же об одном,
О тщетном и простом, о приторном и кислом.
Оставить ералаш подмены — не для всех,
Так может замолчать? Ну, есть пятно на солнце….
Услышит ухо фальшь, глаза заметят блеф,
Что жаждущий сказать подумал и… осекся.
Но только не хочу влачить мне данный век,
Насколько бы вперед не показалось манким,
С той радостью, с какой лукавый человек
Равняет золотой с налетом золотянки.
***
«Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю…»
В.С. Высоцкий
Пусть к чьему-то вящему испугу,
Вперемежку с домыслами пусть
Я давно не бегаю по кругу
И упряжек всяких сторонюсь.
Я уже не бегаю со всеми,
В барабаны общие не бью,
Где, как помятую, на арене
Миллион меняют по рублю.
А, задела? — Стало быть за дело!
Я вообще всецело за дела!
Может наконец-то повзрослела
Или просто что-то поняла?!
Не к добру разменивать монеты,
И в других размена не приму.
Пусть узреют верную примету
Вместе с тем остаться одному.
Мне друзей испуганных не надо
По шестку, перу и этажу!
Ведь боюсь, что, встав однажды рядом,
Я опять с собою раздружу.
Ведь уже набегалась по кругу,
Что сегодня грустно и смешно.
Так гони взашей такого друга!
Общих дел с такими не дано.
Пусть простят, кого смутил мой норов.
Разговоры эти не для них.
Есть ли интерес составов скорых
В тех, кто на обочине затих?!
Если даже кто-то глянет косо —
Мне печали в этом никакой.
Ведь другие явлены вопросы
Вверх по нарастающей прямой.
И другие видятся причины,
И иные грезятся дела….
Только рядом с тем, кто без личины!
А с другими я уже была.
***
От различных событий прошедших времен,
От того, кто услышал о них только звон,
И того, кто о звоне, когда-то читал,
У души появился трусливый оскал.
Эта трусость скрывает горенье огня,
Этой трусости долго учили меня.
Злой всеобщий божок — вездесущая плеть:
Помолчи, растворись или будешь жалеть.
Никогда я смелее других не была,
Только плохо, мне плохо в тугих удилах,
Где горазды таиться за словом, что тать,
И гадают по лицам, как должно считать.
Где за здравую волю стращают расстричь —
Многим выгоден боле ее паралич.
У кого на устах нетипичная новь —
Это риск, это страх и всегда нелюбовь.
Дома тенью в окне мнят дозорную рать
И советуют мне слишком круто не брать
В вольнописной строке, не прочтенном стихе,
Телефонном звонке и подобном «грехе».
Но и кровушка стынет в высоком дворе
При сомнительной мине в лукавой игре,
Под ответственным грузом дрожит ходуном
И страшится конфузов придворный синдром.
Разрастаются рьяно его семена,
И высоким бурьяном покрылась страна.
И смиряется с этим бурьяном народ,
И смирение детям в наследье дает.
Только тускло, тоскливо и тошно уже,
Жить с оскалом трусливым, приросшем к душе,
Оставаться счастливым в простых мелочах
И большие мотивы в судьбу воплощать.
Будто малый ребенок, что верит в добро,
Удивляясь спросонок всему, что хитро,
Я мечтаю, чтоб этот душевный оскал
Навсегда и бесследно из жизни пропал.
Только нет однозначно простых рецептур
В измененье самих городов и культур,
Кто пытался достичь эти цели для всех
Создавали успех, отдавали успех…
В исторической жажде на все времена,
Что личина однажды не будет нужна,
Как кому б не хотелось, затянется бой:
Потаенность и смелость, покой — не покой.
***
Я не люблю увядшие цветы,
Поблекший бархат лепестков, опавших:
Так ветхими становятся черты
В сухих морщинках жизни пробежавшей.
И, бросив в зеркала привычный взгляд,
Смогу ли вспомнить в окруженьи внуков,
Что я сама лепила снежный град,
Боялась ночью шорохов и звуков?
И были пальцы тонки и белы,
И ловко били клавиши рояля,
Деревьев необъятные стволы
Семейкой тонких прутиков стояли…
Такие мысли странны и грустны,
Ведь восемнадцать только лишь, и все же…
Я не люблю увядшие цветы,
Порой страшась всего, что с ними схоже.
Deja vu
Театр, мраморные стены,
Сквозь мрак вечерней пелены,
Пуская шелковые стрелы,
Течет холодный свет луны.
Ни шум ли складок сквозь молчанье?
Нет, это тишь сметает пыль.
Здесь время спит, храня преданья,
Забыв, где выдумка, где быль.
Была ли тут иль только буду,
Но помню это сквозь века.
Все то же: голос ниоткуда,
Неощутимая рука,
Незримый образ за спиною,
И снова взглядом тень ловлю…
Но кто ты? Что со мной такое?
Я знаю, это deja vu.
***
Скомкался вечер, измучив весьма,
(Множа привычку к любым экзерсисам)
Старым проектом чужого письма,
Бланком приказа, что не был подписан.
Город заснежен и, кажется, ждет
Чьих-то решений, но будто застряли
Может на месяц, а может на год
Все исходящие всех канцелярий.
Время событий застывшей рекой
Дремлет, но с тем понимаю иное:
Если в безвременье мнится покой,
В этом безвременье мало покоя.
Маме
Как же мне отогнать твою старость?
Не роднись с этой хитрой товаркой!
Не по чину она разгулялась,
Не по делу расспорилась жарко.
Не по дружбе советует что-то.
(Вот и тают некрепкие силы)
Досаждает ненужным подсчетом,
Уверяя, что было — то было.
Как же мне утолить твои страхи?
Крикнуть немощи: злая, изыди!
Время тихо под ворот рубахи
Заползает в тоске и обиде.
Не поверим всем им вместе взятым! —
«Слишком просто!» — ты скажешь с укором.
Да, гораздо быть лучше богатым
И здоровым, чем бедным и хворым.
Ты им все же не верь, дорогая.
Просто выбери, чтобы так было.
Вера делом себя подкрепляет,
Дело множит усталые силы.
Чтобы чудом проворность вернула —
Нет такой удивительной щуки.
Только прочь от домашнего стула!
Только ноги, зажатые в руки!
И мечтай. Скажешь снова: «Нелепо!»
Скинь, что тянет тебя, с антресоли.
Коль искать у нас принято скрепы,
Поищи их, родная, на воле
От себя, от упрямо-уставшей,
Пережившей всё завтра до срока.
ПОСТАРЕТЬ или просто СТАТЬ СТАРШЕ —
Две судьбы, две планеты, два бога.