Юлия Сунцова
Российский закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» №3185-1 защищает от принудительного психиатрического лечения не только ментально здоровых людей, но и пациентов с ранее установленным психиатрическим расстройством. Принудительно помещать человека в стационар для оказания психиатрической помощи можно только по решению суда, либо при наличии информированного добровольного согласия пациента на медицинское вмешательство.
Обратившийся в редакцию «НИ» 40-летний Сергей Абрамов из Норильска выдвигает серьезное обвинение в адрес медиков КГБУЗ «Красноярский краевой психоневрологический диспансер №5»: его письменное согласие сфальсифицировано.
Вместе с тем, наш собеседник не скрывает, что диагноз из т.н. «малой психиатрии» ему поставили еще в юности. Врачебная комиссию военкомата выявила у него «транзиторное расстройство личности», что стало основанием для освобождения от призыва в армию. С пометкой «ограниченно годен» юноша был зачислен в запас.
Данное расстройство, однако, не относится к тяжелым заболеваниям, протекает в ограниченный период времени, чаще всего в молодости, в большинстве случаев патология излечима, и диагноз через некоторое время может быть снят.
После военкомовской медкомиссии на лечение Сергея не направляли, на психиатрический учет не ставили, спецпрепаратов не назначали, рассказывает он.
Переломным этапом стал август 2011 года. Тогда 30-летний мужчина жил с родителями в их квартире. По рассказам самого Сергея, конфликт возник из-за разногласий по поводу внешнего вида и одежды. Родители настаивали, чтобы сын носил вещи, которые нравились маме с папой. В ответ на это требование Сергей разорвал свой пиджак, который ему уже давно не нравился.
Дальше события развивались стремительно. Приводим версию самого Сергея.
«Утром я поругался с отцом. А через 14-16 часов, уже ближе к ночи за мной приехали полицейские и потребовали проследовать с ними. Привезли на Богдана Хмельницкого, 16 – по этому адресу в Норильске расположен психоневрологический диспансер. На вопрос, почему я должен тут оставаться, мне было сказано, что некий врач, позже выяснилось, что это был заведующий мужским отделением Аванесов, беглым взглядом, за пару секунд поставил мне диагноз. Он сделал это издалека, ко мне врач даже не подходил, не разговаривал. После меня схватили и связали люди в белых халатах, чем-то обкололи и я впал в бессознательное состояние», - рассказывает собеседник.
Следующий месяц с небольшим Сергей Абрамов провел в психиатрической лечебнице, где пришлось принимать психотропные препараты - санитары просили открывать рот, чтоб удостовериться в приеме медикаментов.
«Персонал больницы убеждал меня в том, что на принудительное лечение я якобы направлен полицией, но никаких документов об этом я так и не увидел. Тот самый Арам Аванесов, являвшийся на тот момент заведующим отделения, где я находился, внятно объяснить от чего меня лечат, зачем, кто, когда и как поставил диагноз и как он называется, не мог, утверждая, что это запрещено какими-то правилами».
Закон же прямо предусматривает тесную коммуникацию врача с пациентом, согласившимся лечиться добровольно:
«Врач обязан предоставить лицу, страдающему психическим расстройством, в доступной для него форме и с учетом его психического состояния информацию о характере психического расстройства, целях, методах, включая альтернативные, и продолжительности рекомендуемого лечения, а также о болевых ощущениях, возможном риске, побочных эффектах и ожидаемых результатах. О предоставленной информации делается запись в медицинской документации», - следует из ст. 11 ФЗ 3185-1.
На выписке Сергея попросили раз в месяц в течение двух лет приходить в поликлинику, где должны были наблюдать его состояние и выдавать рецепты на льготные (бесплатные) препараты.
«По этим рецептам я получал лекарства в аптеке, не оплачивая. Среди них были, в том числе препараты, включенные в список сильнодействующих. Зачем мне нужны были эти лекарства, тоже никто не объяснял. Врачи уверяли, что они нужны для выздоровления от болезни, названия которой мне так и не сообщили. Наблюдения у врача тоже проходили странным образом – несмотря на формулировки в медкарте об обследованиях, фактически обследования не проводились, со мной толком не разговаривали, просто от посещения к посещению переписывался старый диагноз. В этот же период на домашний адрес приходили медсестры и просили принимать препараты, но на вопросы – от чего меня лечат, зачем мне принимать эти препараты, не отвечали».
Впрочем, всякое медицинское наблюдение с Сергея сняли после его жалоб в прокуратуру, и с тех пор его психическим здоровьем, как он сам говорит, вообще никто и ни разу не интересовался.
«После больницы я, естественно, быстро выяснил, что у полиции нет полномочий направлять на принудительное психиатрическое лечение, и сделать это можно только через суд. Принудительное же содержание в психиатрической больнице и обязывание к приему психотропных лекарственных препаратов без решения суда является уголовным преступлением. Я написал жалобы в прокуратуру и в управление здравоохранения. Но оттуда мне пришли неожиданные ответы: оказывается, я сам добровольно лег в психиатрическую больницу и подписал все согласия на это», - рассказывает Сергей.
Проконсультировавшись с юристами, мужчина запросил в КГБУЗ «Красноярский краевой психоневрологический диспансер №5» копии своих медицинских карт, из которых, наконец, узнал свой диагноз: шизотипическое расстройство. Но настоящим открытием для Сергея стали два подшитых к медкарте листа: о добровольном согласии на госпитализацию и лечение: «Почерк не мой, подписи не мои», - говорит он.
Тогда Сергей подал в правоохранительные органы заявление о привлечении должностных лиц медучреждения к уголовной ответственности (ст. 128 УК РФ Незаконная госпитализация в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях).
Полицейские опросили отца и врача, который принимал решение о госпитализации, и пришли к выводу, что криминальной составляющей в данных событиях нет:
«Сначала отказали в возбуждении дела, основываясь на показаниях заведующего Аванесова: по его словам, лег лечиться я добровольно, никто меня якобы не связывал, не обкалывал до бессознательного состояния – он считает, что всё это мне привиделось, всё это - мои галлюцинации», - рассказывает Сергей.
В проведении почерковедческой экспертизы, по словам мужчины, многократно отказывали: сначала из-за того, что копии документов для исследования в плохом качестве (а их отправляют на исследование следователи), потом из-за недостаточного количества образцов почерка, и, наконец, из-за того, что свежие образцы почерка не могут подлежать экспертизе, поскольку с 2011 года прошло уже много лет, и почерк мог измениться.
В возбуждении уголовного дела о фальсификации добровольного согласия Сергею Абрамову тоже отказали. Тогда он обжаловал этот отказ в суд. Но и через суд ничего добиться не удалось.
В суде прокурор и заместитель руководителя следственного органа ходатайствовали о прекращении производства по жалобе Абрамова, поскольку на момент ее рассмотрения постановление следователя об отказе в возбуждении уголовного дела было отменено.
Норильский городской суд, таким образом, остановил процесс из-за отсутствующего предмета судебного разбирательства.
Но, несмотря на якобы высказанное в суде желание следствия всё же заняться делом Абрамова, ходу ему дано не было. Бывший пациент еще несколько месяцев звонил в Следственный комитет, сначала его кормили "завтраками", а на последние звонки следователи уже и вовсе не отвечали. Через пару лет Сергей оставил идею наказать сотрудников психдиспансера. К тому времени его главный визави – норильский психиатр Арам Аванесов уже попал под уголовное преследование – его заподозрили в неоднократных хищениях денежных средств пациентов с банковских счетов. Полицейские задержали заведующего мужским отделением норильского психоневрологического диспансера №5 через год после истории с Сергеем Абрамовым. В июле 2017 года его признали виновным в превышении должностных полномочий, кражах и мошенничестве и приговорили к 5 годам колонии за хищение более 3 млн рублей со счетов 11 пациентов.
«Преступления совершались в период с 2009 по 2012 годы. Врач поручал подчиненным выводить из больницы пациентов в отделение Сбербанка и снимать деньги с их лицевых счетов. Все деньги передавались ему. Затем он поручил оформить банковские карты для перечисления пенсий на пациентов и таким образом получил беспрепятственный доступ к пин-кодам. Городской суд приговорил медика к 5 годам колонии общего режима. Деньги пациентам так и не вернули», - сообщали в пресс-службе прокуратуры Красноярского края.
Сергей Абрамов же и сегодня числится пациентом психиатрических служб со всеми вытекающими ограничениями.
«Например, я не могу получить водительское удостоверение или лицензию на охотничье оружие, ограничен в ряде профессий и так далее», - рассказывает он.
По его словам, родители, доработав до пенсии, из Норильска уехали. Он остался жить в квартире один. Живет на доходы от своего ИП – занимается рекламой в интернете. Собственной семьей не обзавелся.
В 2020 году, узнав о скором истечении срока давности для привлечения к ответственности врачей, насильно его госпитализировавших, Сергей решил реанимировать свое дело и попробовать оспорить установленный психиатрический диагноз.
- Любой суд видит психиатрическое заболевание по медицинским документам. Доказать фальсификацию медицинской документации, оспорить поставленный диагноз можно при помощи независимой экспертизы. Человек проводит почерковедческую экспертизу, устанавливает, что согласие подписывал не он, возникает вопрос - а откуда тогда карта и почему она заведена и так далее. Насколько понимаю, сделано это по какой-то причине не было. Тот факт, что спустя какое-то время врачи и медсестры перестали, как он говорит, интересоваться здоровьем пациента, свидетельствует о том, что учет в отношении него был ослаблен, и пациент был переведен из группы диспансерного наблюдения в группу консультативного наблюдения, - комментирует юрист Нелли Гусарова.
К сожалению, нередки случаи, когда добровольное согласие пациента на принудительное психиатрическое лечение действительно подделывается в стенах медучреждений. По букве закона – это, безусловно, преступление. Другое дело, что доказать фальсификацию практически невозможно. Правоохранительная и судебная система в России в 99,9% встает на сторону врача-психиатра, который ходатайствует о временной изоляции человека от общества. Врачи-психиатры у нас по-прежнему считают либерализацию законодательства о психиатрии неправильным шагом, продолжают и дальше втихую работать по советским стандартам.
В сегодняшнем законодательстве - пробелы и коллизии касательно тяжелых состояний. Что делать врачам, если пациент поступает с острым психозом? Его надо срочно снимать, ждать нельзя, в таком состоянии можно и убить - себя или окружающих. В конфликте между интересами общества и правами личности пока побеждает коллективное: лучше перебдеть, чтоб пациент никого не порешил, чем думать об интересах личности – материи бесконечно тонкой и дискуссионной...
- Нарушение закона (фальсификация медицинской документации) ничем не может быть оправдано. Даже если человеку действительно требуется срочная психиатрическая помощь, сегодня есть все абсолютно законные основания удерживать его в медучреждении до 3 дней. Это время есть у врачей для сбора и подачи документов в суд, сам суд при этом может быть выездным и проходить в стенах психиатрической лечебницы. Если в случае с Сергеем Абрамовым психиатры, консилиум были настолько уверены, что человеку требуется помощь, а он не дает согласия, почему не пошли в суд? Это процедура не вызывает протеста ни у общества, ни у самого пациента, - говорит врач-психиатр, правозащитник Софья Доринская. - Другое дело, что у нас, конечно, по-прежнему нет ресурсов, нет мощностей у больниц, чтобы содержать таких людей в специальных условиях. Все эти 3 дня, а потом еще до 5 дней, которые есть у суда, чтоб назначить дату заседания, человек может находиться в стенах лечебницы. Но у врачей еще не возникает права его колоть, применять медикаментозное лечение, и нужно организовывать содержание человека в специальных палатах, где он не сможет причинить себе вреда. Такие условия мы видим пока только в иностранных фильмах: комнаты без углов, по всем стенам, полу и потолку обитые мягкими материалами.
Споры о гуманности российской психиатрии ведутся уже четверть века, с тех пор как в стране отменили психиатрический учет.
В 2015 году зампредседателя думского Комитета по конституционному законодательству и государственному строительству Вадим Соловьев, ссылаясь на свежие примеры убийств, совершенных душевнобольными людьми, выступил с инициативой о возврате к советской практике лечения людей с психиатрическими диагнозами. Он предложил принудительно госпитализировать людей с ментальными расстройствами по заявлению родственников, знакомых, соседей, да просто прохожих, а также создать единую базу таких пациентов, чтобы они всегда были под присмотром.
По мнению депутата, действующее законодательство не предусматривает никаких превентивных мер в отношении душевнобольных. Если человек не буйствует, не проявляет признаков душевного недуга в присутствии медиков и представителей власти, при этом зверствует при домашних, всё равно нет никаких оснований даже направлять его на медосвидетельствование.
Проблема не в том, что люди страдают психозами, а в том, что действующая система психиатрии не может оказать им эффективную медицинскую помощь. Неврозы и психозы, как и заболевания почек и печени, - это просто болезни. Неумение, незнание, нежелание разбираться с причинами нарушений здоровья у пациентов, выстроенная индустрия, где невозможно полное обследование пациента - и есть корень проблемы неразрешимых, недолеченных психозов и неэффективности психиатрии как области медицины. Что предлагает нынешняя российская психиатрия своим пациентам, как «спасает» общество от сумасшествия? Накачивает людей легальными наркотиками. Управление ООН по наркотикам заявляет, что наркотики в 100% случаев превращают людей в асоциальные элементы — в безумцев, преступников, убийц и самоубийц. Все категории разрешенных психоактивных веществ сегодня являются, по сути, синтетическими наркотиками, и их отличие от нелегальных только в том, что они прописываются врачом. Лечат ли людей наркотики? Нет, только усугубляют их проблемы, - отвечали тогда депутату правозащитники.
Они же напомнили парламентарию о рисках возрождения карательной психиатрии, с чем часто сталкивались в 60-80 гг прошлого столетия в Советском Союзе.
Абстрактные превентивные меры скорее навредят подверженным ментальным заболеваниям людям, чем помогут им. Вместо этого нужно заниматься широкомасштабной профилактикой психических заболеваний у населения - развитием амбулаторной психиатрической службы. А она практически ликвидирована после известной оптимизации медицины, высказываются во врачебном сообществе.
По последним данным ВОЗ, в России число пациентов, которые нуждаются в психиатрической или психологической помощи, составляет около 14 млн. человек (10% населения). По данным 2015 года, ежегодно в стране за психиатрической помощью обращаются около 8 млн человек, из них около 5 млн становятся постоянными пациентами психиатров. В то же время, по данным официальной медицинской статистики, из всех учтенных только 15 тысяч больных представляют реальную угрозу для общества - то есть способны на преступление в состоянии обострений.
Так гуманно ли из-за 15 тысяч человек (потенциальных преступников) узаконивать принудительное лечение и изоляцию по сути для каждого десятого россиянина?
- Катастрофически в действующей психиатрической системе России не хватает независимого наблюдателя. Почему, когда мы говорим о предполагаемом преступнике, общество всеми силами стоит на страже его прав? Ему предоставляется адвокат, он сам - равноправный участник процесса, его доводы оцениваются наравне с доводами следствия, на допросах предполагаемый преступник пишет: «с моих слов записано верно», а может и не согласиться с написанным. У него есть презумпция невиновности. Судья отпускает пусть даже реального убийцу и насильника, если у следствия недостаточно доказательств. Помещение в психиатрический диспансер – это же тоже лишение свободы. Но почему, когда речь заходит о душевнобольных, человек в этой системе с первой же минуты автоматически исключается из равноправных участников процесса? Даже если мы говорим о пациентах в тяжелом состоянии, с острыми психозами, когда он сам не может ничего подписать, подтвердить, мы все равно сталкиваемся с большой проблемой: доказательства второй стороны, - рассуждает Софья Доринская.
Не собрано доказательств – нет даже шанса потом доказать свою правоту. Оказавшись в кабинете у психиатра, пациент остается с ним один на один, и все, что напишет врач, будет априори верным, а что скажет пациент – нет. Прокурор, судья имеют дело только с доказательствами врача и принимают их на веру. Вот этот изъян, провал юридический, когда человек ничего не может сказать в суде против слова психиатра, надо убирать. Все беседы с психиатром должны писаться на видео. На каждой встрече с психиатром рядом с пациентом должен сидеть защитник, независимый наблюдатель, который просто будет защищать его права. Что, мало случаев в Москве и в России, когда мошенники с помощью сговорчивого психиатра отнимали у душевнобольных имущество, недвижимость, денежные средства? Кто сказал, что психиатры не могут быть ангажированы? В любой закрытой области процветают злоупотребления, и психиатрия относится к такой области, говорит эксперт.
Закрыть и забыть человека, идя только на поводу у общественных страхов – опасная тенденция. Общество всегда пугливо. В Средневековье оно боялось ведьм, и чем это закончилось, мы все знаем. Сейчас общество боится сумасшедших. Но даже о преступниках-рецидивистах полиция говорит: «Вот когда убьют - приходите». Почему же другое отношение к душевнобольным? Психиатры у нас разве такие дальновидцы – с точностью предсказывают преступления? Нет.
Согласно современной классификации ментальных болезней, психиатрический диагноз можно поставить любому. Свободны, как говорится, только те, кто по каким-то загадочным обстоятельствам еще пока не попал под зоркий глаз людей в белых халатах. Если мы хотим жить в обществе, которое относится здраво к лишению человека свободы, то все слепые зоны из законодательства о психиатрии надо убирать, иначе в эту слепую зону рискуем провалиться мы все, резюмирует Доринская.