Posted 8 ноября 2020,, 08:41

Published 8 ноября 2020,, 08:41

Modified 7 марта, 14:18

Updated 7 марта, 14:18

По справедливости: Юрий Векслер выпустил книгу о Фридрихе Горенштейне

По справедливости: Юрий Векслер выпустил книгу о Фридрихе Горенштейне

8 ноября 2020, 08:41
Журналист Юрий Векслер своей книгой попытался разорвать дурную бесконечность несправедливости по отношению классику русской литературы ХХ века
Сюжет
Книги

Анна Берсенева

Максима «большое видится на расстоянии» при всей ее точности служит чаще всего оправданием слепоты и глухоты по отношению к лучшим современникам. В основе этого обычно лежит недомыслие, личное тщеславие или попросту зависть. А уж если у «большого» тяжелый характер, ожидать справедливости ему, скорее всего, придется не только после собственной смерти, но и до тех пор, пока не уйдут все, кто знал его при жизни. Звучит, может быть, жестко, но это именно так. И в том, что это так, убеждает судьба писателя и драматурга Фридриха Горенштейна (1932-2002).

Жил в московском литературно-театрально-кинематографическо-бытовом социуме автор, выламывающийся из этого социума своей неуживчивостью, провинциальностью манер и масштабом таланта. Все эти качества в равной мере вызывали отторжение, а отъезд в 1980 году в Германию любви творческих соотечественников ему, мягко говоря, не добавил. Если бы это было не так, то к тому времени, когда в перестройку его книги наконец стали издаваться на родине и он стал приезжать в Москву из Германии, где в связи с русской литературой уже проводились мероприятия под названием «От Пушкина до Горенштейна», - его встретили бы с распростертыми объятиями рецензий, творческих вечеров и славы такой громкой, какой он, без сомнения, заслуживал. Но этого не произошло, причем не произошло настолько активно, что спустя восемнадцать лет после его смерти, при огромном - изданном! - литературном наследии немало вполне просвещенных соотечественников слышат сейчас это имя впервые и испытывают потрясение, прочитав его книги, и недоумевают, почему художник такого уровня находится в слепом пятне общественного сознания.

Книга Юрия Векслера «Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному писателю» (М.: Захаров. 2020) разрушает это безобразное положение и заодно объясняет, почему оно сложилось:

«Эта книга возникла как компенсация. Компенсация памяти (точнее, опасности исчезновения памяти) о большом и пока, к сожалению, непрочитанном очень многими русском писателе. Сама непрочитанность эта — диагноз. Как минимум глубокого кризиса российского культурного слоя (или, может быть, отторжения части этого слоя после прочтения романа «Псалом»): ведь даже рафинированная интеллигенция за редкими исключениями не знает, не читала Горенштейна. Я не пророк и апокалиптических прогнозов не делаю, и все же отказ «самой читающей страны» от посланного Богом таланта, от изучения его «месседжа» говорит о кризисе, который, конечно, и без этого виден невооруженным Горенштейном глазом».

Юрий Векслер понимал масштаб Горенштейна при его жизни и делает все, чтобы транслировать свое понимание в современность и в вечность. Он снял документальный фильм «Место Горенштейна», ведёт о нем интернет-проект на радио «Свобода» и вот теперь опубликовал книгу, в которой жизнь художника предстает стереоскопически: одни и те же события видятся его собственным взглядом и глазами тех выдающихся современников, которые понимали, с кем свела их жизнь на творческом поле. Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Ефим Эткинд, Паола Волкова, Марк Розовский...

И вот парадокс: современники они действительно выдающиеся, талантливые мощно, без оговорок, но самое сильное впечатление все-таки производят в этой книге строки, написанные самим Горенштейном. Его повествовательная манера кажется при первом прочтении едва ли не разговорной, на самом же деле эта интонация сложно и тонко организована. Читая его прозу, понимаешь это по-настоящему, поэтому не надо обманываться и мнимой разговорностью воспоминаний.

Вот он вспоминает о том, как впервые обсуждали с Андреем Тарковским будущий «Солярис», для которого Горенштейн вскоре написал сценарий. Вспоминает тот волшебной красоты осенний день, тот сам собою катившийся разговор - и тут же словно бы мимоходом делает о предмете разговора наблюдение такой глубины и точности, какая доступна только большому художнику: «Что такое «Солярис»? Разве это не летающее в космосе человеческое кладбище, где все мертвы и все живы? Этакий «Бобок» Достоевского. Но воплощение не только психологическое, а и визуальное».

Андрей Кончаловский отмечает космическую - в том особом значении, которое исходит из понятия космизма, - особенность Горенштейна: «Он, подобно Чехову, сжимал и растягивал время в тех местах, где ему хотелось». Для сценариста - качество драгоценное.

Да и не только для сценариста - из особой способности управляться со временем и в то же время быть перед ним бессильным многое проистекает как в писательском труде, так и в жизни. И многое из этого многого - трагично. Горенштейн написал об этом в связи с Юрием Трифоновым:

«Юрий Трифонов пытался наверстать упущенное. Это и в жизни очень тяжело, в литературе это практически невозможно. Потому что то, что не сделано, то каменеет. Лев Николаевич Толстой никогда бы не мог написать «Севастопольские рассказы» в тот период, когда он писал «Войну и мир». Я это, конечно, говорю не для сравнения каких-нибудь литературных талантов — это смешно и нелепо сравнивать. Но каждый занимает свое место, есть место для золота, есть место для серебра, есть место для честной меди, всё нам нужно в литературе и в жизни. Я хочу сказать, что в тот период, когда надо было писать свои «Севастопольские рассказы», Юрий Валентинович Трифонов писал вещи совершенно другого порядка. И когда он нашел в себе силы как-то сказать в полный голос, множество тем, не созданных им ранее, вели между собой борьбу и создали то творческое напряжение, которое в конечном итоге, возможно, привело его к ранней смерти».

Понимая это, Горенштейн был несгибаем, если действительность требовала от него несвоевременности по отношению к своему таланту. Какой ценой ему это давалось, очень точно заметил режиссер Михаил Левитин: «Я понял, что его ведет по жизни подлинное страдание, что он находится в таком напряженном внимании к миру, в такой стойке защиты, в какой, пожалуй, ни один друг мой, знакомый не пребывал. И я сам, находясь часто в панике, не знал подобной тревоги. Это была, я думаю, постоянная тревога, непреходящая».

Результат же этой несгибаемости обозначил крупнейший литературовед Ефим Эткинд в статье «Рождение мастера», вышедшей на фоне подавляющего молчания о Горенштейне:

«Есть в этой фантасмагорической стране возможности для чудес. Например, может вдруг родиться на свет зрелый писатель — совсем готовый, как вооруженная Афина из Зевесовой головы. Внезапное появление искушенного мастера так же удивительно, как рождение взрослого человека, минующего детство, годы учения и становления. ... Возникновение из пустоты писателя Фридриха Горенштейна — тоже событие фантасмагорическое. ... Откуда взялся такой зрелый, строгий, уверенный в своих силах, скромный мастер, ... который видит жизненную значительность в ничтожных, казалось бы, деталях, наряду с событиями исторического масштаба; который малые страдания тела умеет сопрягать с порывами духа. ... И в каких условиях! Когда зарабатываешь на жизнь семьи иным способом, не этим нелегальным пером... Когда свое писание надо тщательно скрывать от всех и даже говорить о нем вслух нельзя... Когда проводишь целую писательскую жизнь в литературе, не участвуя в ее процессе, не слыша критики — ни доброжелательной, ни даже обозленной... Когда постоянно ведешь полемику — философскую, политическую, художественную, — и все это словно во сне: твоего голоса никто не слышит — тебя нет, ты бесплотный призрак... Когда тебе самому кажется, что ты нашел важные ответы на сомнения и вопросы современников, и ответы эти ты сформулировал как мог полнее и отчетливее, — и кто же их услышал? Два-три твоих самых близких, самых надежно-молчаливых собеседника?».

Эта художественно необъяснимое отношение к Фридриху Горенштейну, классику русской литературы ХХ века, не может, не должно продолжаться. И книга Юрия Векслера - из тех, что разрывают дурную бесконечность несправедливости.

"