Деградация. Чем так нравится отечественному зрителю сериал «Чики»

Алина Витухновская, писатель

Как русская литература безнадежно скатилась в бездарный соцреализм, как русская литературная критика вернулась на уровень доперестроечных журналов с их «что такое хорошо» и «что такое плохо»; как человеческую журналистику, исчезнувшую, правда, еще в 90-х годах прошлого века, заменила борзая козья, со своей особой чекистско-комсомольской искренностью, с бойкими психологическими псевдотерзаниями, которые, однако, легко спутать с началом психического расстройства, так апофеозом всей этой культурной деградации стали оды из интеллектуальной среды дебиловатому сериалу с пошлым и ласкающе-криминальным названием «Чики».

Это примерно как если бы «Интердевочку» снимали в 70-е. Хотя, в некотором роде 90-е русского кинематографа это и есть 70-е, если в глобальном масштабе. «Интердевочка», к слову, фильм чудовищно русофобский, пересмотрите.

В «Интердевочке» мы впервые видим проституток-красавиц, которым все завидуют. Даже я из своего детства помню этих шикарных элитных путан, на которых оборачивалась вся улица. Если и была в России тогда аристократия, то это была именно она. Проституция — одна из первых в Советском Союзе профессий, которая не только практически полностью вышла из-под госконтроля, но и имела огромные доходы, при этом будучи порицаемой и обожествляемой одновременно.

Я написала, что фильм «Интердевочка» откровенно русофобский. «Чики» тоже. Неухоженные, по-дурному разбитные отечественные шлюхи-лохушки высасывают драмы из сценария собственного бытия, щедро оплачиваемые комплиментами псевдоинтеллектуальных зрителей.

Ведь русскому зрителю везде мерещится аллюзия то на глубокий смысл, то на революцию. А в имени Жанна скрывается сакральная приставка «д'Арк». То, что «Чики» — фильм русофобский, наверное, хорошо поняли бы отцы-основатели почившей газеты «Я — русский», где бившие себя в грудь национал-патриоты возмущались тому, что русских людей в кино дебилами изображают. Помню, они анализировали какое-то колхозное разлюли «Любовь и голуби». Правильно возмущались.

Основной задачей советского кинематографа как главнейшего из искусств, было то, чтобы у русского человека денег не было, а вот это долготерпеливая дебильность, переходящая в духовность, напротив, была в избытке. Это ведь как сообщающиеся сосуды. Если где-то чего-то убудет, значит где-то чего-то прибудет.

Приличного европейского кино, кстати, здесь больше не смотрят. Теперь «Чики».

Абсолютно деградировавший зритель поет дифирамбы этому кинозловонию:

«Слишком идеальный. Вообще непонятно, что писать. Фильм без изъянов, с неправдоподобно детальной прорисовкой, с пугающей внимательностью к быту и с огромной любовью к провинции.

У фильма есть только один недочет. В самом начале. Это водитель фургона, который за рулем хлещет водку. Так американцы раньше изображали русских: водка, ушанка, валенок по приборной панели космического корабля. Люди в России вообще не очень-то пьют из горла, это скорее элемент из драматургии Теннесси Уильямса. Виктор Шендерович такой образ наверняка оценил. Не отрываясь от продезинфицированной клавиатуры. Зачем к такому безукоризненному и полному любви к бедной России фильму давать такое название? Я не поняла… В остальном же — непревзойденный сериал. Вероятно, лучший пока.»

Никакой любви к России в этом фильме не наблюдается. Наблюдается чернуха, но не андеграундная, завораживающая, хоть и тоже надоевшая, а брутально-разухабистая. Под восточную эротичную музыку, что плетет на глазах вечный кошмарный евразийский адат. Мы видим тоже, что было и 30 и 50 лет назад. Люди, живущие в условиях, приближенных к военным, плодятся и размножаются, не имея не то чтобы высоких целей, но даже самого желания нормально жить. Первобытно-животный хаос случайных отношений, поверхностных чувств, опять-таки принимаемых зрителем за глубокие душевные переживания. Вообще интересно, что ни у кого не возникало мысли о том, что душевные трагедии часто являются следствием бытовых или физических и генетических изъянов.

Гуманизм 20-го века сакрализовал и героизировал страдание, не позволяя препарировать его физиологию, где таится тот еще клубок червей. И не только гуманизм, но и в первую очередь христианство, где основным носителем идеи была выбрана жертва, причем жертва абсолютно садо-мазохистского характера. Почему именно такие образы «заходят» людям? Это вопрос для психологов и психиатров на десятилетия, а то и столетия. Но я предполагаю, что именно сексуальная психопатология, щедро приправленная религиозностью, а значит, дозволенная и легализованная и есть основная причина успеха такого радикально коммерческого проекта как «христианство».

Христианство основывается на декларативной любви и страхе смерти одновременно, но при этом предлагает спасение в качестве базовой альтернативы улучшению жизни здесь и сейчас. Поэтому псевдолюбовь, которая мерещится зрителю сериала «Чики» — это большая метафизическая афера, когда мы все знаем, что в жизни с героями сериала не случится ничего хорошего, однако, что-то извне ( и тут очень кстати образ дурачка-священника, молящегося, чтобы его сломанная машина перелетела прямо в город) постоянно намекает нам на некое посмертное (не побоюсь этого слова) благо, которым будет щедро одарен прижизненно бедный русский человек.

Как часто говорят о том, что гениев любят после смерти, также это уместно и к любому обывателю. Человека здесь любят, когда он перестает мешать. А мешает он всегда, занимая квадратные метры, потребляя ресурсы, высказывая неудобные мнения, будучи неконтролируемым полностью. Получается что Россия живет в смерти как в идее, в некрореальности. Поэтому в России так сложно снять триллер. Смерти здесь не боятся, потому что жизнь страшней.