Доступно для непонятливых: по какой главной причине развалился СССР

23 марта 2020, 13:58
30 лет назад под СССР сработала экономическая бомба замедленного действия. Последствия пожинаем до сих пор

«История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса» (Георг Вильгельм Фридрих Гегель)

Игорь Огнев, публицист, ветеран журналистики

В июле 2019 года министр финансов Антон Силуанов заявил в интервью MK.ru, что Советский Союз развалился из-за неправильной экономической и финансовой политики в годы перестройки.

Хороша осведомленность главбуха России, да еще отвечавшего в тот период за экономику! Ведь Михаил Горбачев в качестве генсека застал уже руины хозяйства, которое собирался восстанавливать в «рамках социалистического выбора». К 1991 г., по оценкам Мирового банка, невиданный в мире дефицит госбюджета страны достиг 30,9% ВВП. Последовал дефолт по внешнему долгу. Как следствие, конфисковали вклады граждан в Сбербанке (не вернули до сих пор и когда вернут – неизвестно). Опустели полки в магазинах и населению выдали карточки на продукты первой необходимости. Советская плановая система почила в бозе. Эти факты только «неправильной экономической и финансовой политики в годы перестройки» объяснению не поддаются…

Вали «валом»…

Чтобы понять истинную причину краха СССР достаточно привести только одну цифру: 470 миллиардов, более половины годового валового национального продукта (ВНП) СССР , по данным Госкомстата СССР, были к 1989 году заморожены в «лишних материальных ценностях», главным образом – в тяжелом оборудовании, изготовленном на заводах «группы А», объявленной партией и правительством приоритетной. Все эти неликвиды не с неба свалились, а годами копились на складах Госснаба СССР. Копились потому, что никто эту продукцию просто не заказывал и не востребовал. К тому же подсуропила нефть – цена «бочки» обвалилась ниже 10 долларов, что вызвало вал конспирологических домыслов относительно происков заклятого врага – конечно же, США.

Сегодня, в связи с обвалом нефтяных цен, похожую историю 30-летней давности выдают за главный триггер развала СССР. Но фактор этот, повторю, был лишь сопутствующим. А если к 470 замороженным в Госснабе миллиардам добавить не официальные расходы на оборону в 7% госбюджета, а с учетом косвенных, по данным В.А. Мау, ректора РАНХиГС, достигших в 80-е 50% казны, то в совокупности мы и получаем «Верхнюю Вольту с ракетами»: под таким псевдонимом многие аналитики держали СССР в те годы.

Кредо этой нетоварной, как осторожно выражались советские экономисты, модели ярко представил Сталин в своей послевоенной речи 1946 года: надо, дескать, производить ежегодно по 50 млн. т чугуна, 60 млн. т стали, 500 млн. т угля, 60 млн. т нефти и «мы будем гарантированы от всяких случайностей». Но ведь это сырьё ценно не само по себе: нефтью люди не питаются, а из стали рубашки не шьют. Сырьё требуется для того, чтобы выпускать… Но вот что? Это так и оставалось неизвестным долгие годы, потому что в отличие от «группы А» «группа Б», предприятия которой производили товары народного потребления, оказалась на задворках. А как, простите, насчет благосостояния советских людей? Пропагандисты РКП(б) еще на заре юности советской власти выбросили в массы лозунг «Всё для блага человека!». Однако лозунг так и остался на бумаге, а в жизни мужики, да и я в том числе, поголовно носили черные сатиновые «семейные» трусы до колен или туфли фабрики «Скороход», мгновенно натиравшие мозоли, и каждая импортная вещь вызывала жуткий ажиотаж, искореняя патриотизм. Доля оборудования непроизводственной сферы, той самой «группы Б», — для оснащения больниц, жилищ, научных и учебных учреждений — в продукции машиностроения, по данным известных экономистов В.Д. Белкина и В.П. Стороженко, составляла 7% по сравнению с 24% в США. Зато доля вооружений и военной техники в ценах мирового рынка, по расчетам Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в 80-е превышала 3/5 общего объема машиностроительной продукции.

Напомню банальность, о которой много писали в конце восьмидесятых – начале девяностых годов, но потом забыли. Речь идёт о том, как, не покладая рук, крутилась машина плановой экономики СССР, наполняя склады неликвидами. Алгоритм был проще пареной репы. Составляя очередной годовой (пятилетний) план отрасли (а министерства – подопечным предприятиям), Госплан плюсовал энное число процентов «по сравнению с аналогичным прошлым периодом». А план – это закон. И попробуй его не выполнить. Правда, как выяснили и написали экономист Григорий Ханин и журналист Василий Селюнин в знаменитой статье «Лукавая цифра», опубликованной в февральском номере «Нового мира» в 1987 г., ни одна пятилетка не была исполнена полностью. Иначе, думаю, неликвида в конце 80-х было бы куда как больше, и «бомба» сработала бы раньше. С начала 70-х реформы, основные идеи которой в 60-е под прикрытием премьера Алексея Косыгина разрабатывали ведущие экономисты В.В. Новожилов, Е.Г. Ли­берман, А.М. Бирман и др., двинули вперед экономику, приподняв и благосостояние народа. Однако главный партийный идеолог Михаил Суслов трактовал хозрасчет да еще и прибыль, о которой в СССР до тех пор слыхом не слыхивали, как искусственный, а стало быть – вредный, перенос на советскую почву чуждых капиталистических методов. По большому счету, тов. Суслов был недалек от истины: эти экономические инструменты без частной собственности были как мертвому припарки. Крайнее недовольство реформами демонстрировал глава Госплана Николай Байбаков. Косыгину оппонировал и министр обороны Дмитрий Устинов. К тому же подорожала нефть, и реформаторский запал потихоньку иссяк. Подкрался застой 70-х. Плановые задания по 170 видам важнейшей продукции, которую держали на контроле Госплан и министерства, 20 лет выполнялись на 70-80%.

Задания отраслям и предприятиям именовались «валовой продукцией» или попросту «валом». В одном случае – в виде денег, в другом – в штуках, в третьем – в тоннах. А часто – в тех и других показателях, так что предприятия могли выбирать. И они нередко гнались за тоннами, утяжеляя, а значит удорожая оборудование вопреки здравому смыслу. Оставлю за скобками кабинетные сражения директоров предприятий с министерствами, а последних – с Госпланом по поводу того, как бы выбить пожирнее фонды и получить план поменьше. Нам важно то, что задания по «валовке» преследовали одну цель: количество продукции. А вот качество оставалось на обочине начальственного внимания да и рабочих. Не помогло и учреждение «Знака качества», а позже – по примеру военных, спецприёмки. Ведь «вал» никуда не делся! Административно-командные выкрутасы не подменили рыночной конкуренции производителей во благо потребителя. Так что с качеством был полный швах. Один пример. В конце 1980-х СССР выпускал в 5 раз больше тракторов и в 16 раз больше комбайнов, чем США. Но большинство машин в хозяйствах если не сразу, то через пару-тройку лет выстраивали вдоль заборов на запчасти, поскольку они ломались либо не годились аграриям функционально, а зерно закупалось в Америке и Канаде за нефтедоллары... К концу 1991-го дефицитный бюджет оставил запасов продовольствия в крупнейших индустриальных центрах на 6–7 дней.

Кстати, в аграрном комплексе ситуация с эффективностью была не лучше, чем в промышленности. Ленин и его верные последователи не выполнили обещание отдать землю в собственность крестьянам. И в конце 1980-х лишь треть колхозов-совхозов были с прибылью, треть - убыточны, а еще треть работала по нулям. Но ведь на дотации аграриям шла почти десятая часть годового ВНП СССР. Сравним: в США в это же время дотации фермерам составляли 2,5% — и не годового ВВП, а бюджета страны.

Рыночная экономика стремится угадать если не капризы, то склонности потребителя. Коммунисты же в СССР до краха державы оставались верными учению Маркса, который признавал не роль личности в истории, а борьбу классов, то есть – безликие массы. Потребителю, простому человеку, в этой парадигме места не нашлось, оно было занято предприятиями группы «А». Вообще есть лишь две логики ведения хозяйства: либо основные средства производства продаются и покупаются по рыночным ценам, либо их распределяют чиновники, и тогда нормальный хозрасчет на предприятиях невозможен. В СССР впервые в истории человечества ввели модель, основанную на обобществленных средствах производства. Последствия были кошмарны. Предприятия не зарабатывали на основные фонды и не покупали их. Формировались группы лоббистов, которые выбивали из министерств, ведомств и Госплана капитальные вложения, на которые как бы покупалось оборудование по неким средним ценам, не соответствующим реальным затратам. А где распределение и лобби — там взятки и теневая экономика, доля которой к концу 1980-х, по данным экономистов В. Ярошенко и Т. Карякиной, составила 25%, а по данным других исследователей — и за треть валового дохода страны. Пламенные большевики сами породили скупщиков предприятий, выставленных на приватизацию в 1990-е. Не зря еще в конце 1960-х премьер Косыгин в сердцах воскликнул: «Госплан — главный создатель анархии в стране!».

Косыгин вряд ли читал работы Людвига фон Мизеса, а этот до сих пор недооцененный в России выдающийся экономист и философ, один из основателей Австрийской школы, предвосхитил и обосновал эмоции советского премьера: «Когда цены, заработная плата и процентные ставки назначаются правительством, они только формально остаются ценами, заработной платой и процентами. В действительности они превращаются в числовые коэффициенты, с помощью которых авторитарный порядок определяет доход, потребление и уровень жизни каждого гражданина… Властвует центральный совет управления производством, а все граждане становятся служащими государства… Управляющие социалистическим производством… будут править в темноте, как оно и происходит. Неизбежна расточительность в обращении с редкими ресурсами производства, как материальными, так и людскими. Хаос и всеобщая нищета являются неизбежным результатом». (См. «Запланированный хаос», М., 1993.)

Мизес как в воду глядел: хаос обернулся взрывом, который уничтожил «невероятно успешную» по выражению д.э.н. В. Катасонова, модель экономики, созданную Сталиным.

Как в СССР проспали НТР

Валовая парадигма в обнимку с административно-командной системой наставили преград и научно-технической революции 60-х. Ученые СССР даже в «шарашках» НКВД трудились во имя Родины, однако она так и не воспользовалась львиной долей фундаментальных открытий. Многие новейшие технологии, на основе этих открытий предложенные нашими НИИ, широко тиражировались за рубежом, однако советским чиновникам и директорам предприятий они казались страшнее диверсантов. Потому что могли резко поднять производительность труда и снизить себестоимость продукции, выставляя на обозрение высокого начальства колоссальные резервы роста экономики и её эффективности. И тогда эти резервы оказались бы в планах. Но все хозяйственники вместе с чиновниками, начиная от директоров предприятий и кончая министрами, хором доказывали Госплану и руководству родной партии, что выделенных капвложений и прочих фондов на следующий плановый период маловато для выполнения подросших заданий и уж тем более – встречных завышенных планов. А всякие технические новшества, дескать, еще сырые и тоже требуют денег, чтобы довести их до ума. Но вот отдача от них на этом этапе, мол, весьма сомнительна. Корабль НТР, натолкнувшись на гранит административно-командной системы и получив основательные пробоины, залег на дно.

Расскажу примера ради типичную судьбу лишь одной технологии, которую довелось изучать, работая в журнале «ЭКО» СО РАН: это гидродобыча угля. Её, невиданную по тем временам в мире, предложил и обосновал в своей дипломной работе (что само по себе редкость), а позже испытал на Урале выпускник института Владимир Семенович Мучник еще в 1935 г. Технология эта в те годы была ранним предвестником НТР да и сегодня остается показательной, поскольку представляет принципиально новый уровень: она малооперационная. Суть, без деталей, в том, что несколько прежде разрозненных операций объединялись в одну. Струя воды, под огромным давлением вылетая из монитора, врубается в угольный пласт. Одновременно, без смены инструмента и рабочего органа, вода отбивает уголь и формирует поток пульпы, которая сама собой течет к камере гидроподъёма. Углесосы поднимают пульпу на поверхность, и, пробежав несколько километров по трубе, она попадает в огромный бетонированный отстойник. Позже отстойник заменила обогатительная фабрика, а очищенная вода возвращалась в забой. Принципиальный момент: исчез силикоз – бич шахтеров. Вода вбирала угольную пыль, и она не попадала в легкие.

Малооперационные технологии как прикладной продукт фундаментальных научных исследований и подготовили НТР 60-х. Например, получив новые знания о свойствах металлов, ученые предложили изготавливать некоторые детали не на токарных станках, а выдавливая на мощных прессах за одну операцию.

Глава Наркомтяжпрома Вахрушев, в 30-х годах получив две докладные молодого специалиста Мучника о результатах экспериментов, вынес вопрос о гидротехнологии на коллегию. Не без сопротивления чиновников, было решено строить 7-10 гидрошахт в разных горно-геологических условиях и угольных бассейнах страны, а также создать специальную всесоюзную контору, занимающуюся всем циклом: от исследований до эксплуатации гидрошахт. Что тоже было в новинку. Планы Вахрушева остановила война, Мучник попал в действующую армию, однако нарком добился в 1944 г. его отзыва. После строительства гидроучастка на «сухой» шахте в Кузбассе проснулись чиновные оппоненты. Многолетние мытарства прервались, когда в середине 50-х от министерства потребовали представить в правительство несколько перспективных направлений. Так удалось пробить строительство первой гидрошахты «Полысаевская-Северная» в Кузбассе. После обкатки, резко упала себестоимость добычи – в забой не надо было тащить оборудование в десятки, а то и в сотни тонн весом. А производительность труда на рабочего в месяц подскочила до 200 тонн угля, тогда как средняя по Кузбассу болталась между 40 и 45 тонн. Мучнику с командой при поддержке зампремьера СССР И.Тевосяна удалось организовать комплексный институт ВНИИГидроуголь и добиться разрешения на строительство в Кузбассе и Донбассе по пяти гидрошахт. Но в проекты закладывали производительность уже до 600 тонн добычи на одного рабочего в месяц! Когда я впервые попал на гидрошахту, меня поразило безлюдье и тишина: в штреках только шуршала пульпа.

Как шла защита в Минуглепроме трех первых проектов гидрошахт, мне рассказывал Эрик Голланд, главный инженер проекта, мой старый товарищ, давно ушедший из жизни. Когда Голланд закончил доклад, первый замминистра Оника спросил: «Через всю вашу речь красной нитью идёт мысль: гидрошахта дешевле и производительнее сухой. Зачем вам это нужно?»

- Я опешил, - рассказывал Голланд. – И ответил: это не мне нужно – государству… Представляешь, Оника сильно побагровел и вымолвил: «Ах, не ему?!».

Словом, из пяти гидрошахт в Кузбассе удалось построить лишь четыре. И хотя уже на них производительность повысилась в 3-4 раза, записку Мучника о выходе на «гидрошахту-1000» в Минуглепроме назовут «бреднями». Настоящее бюрократическое сражение несколько лет шло вокруг строительства «мокрой», как выражались шахтеры, «Распадской», в проект которой была заложена производительность 600 тонн на рабочего в месяц. Команда Мучника проиграла – шахту построили «сухой». Конечно, с меньшей производительностью. Но главное не только в этом. На «мокрых» шахтах не было ни одного взрыва метана: влага не допускала искры и связывала газ. За последнюю четверть века на «сухих» шахтах, в основном – кузбасских, случилось около десятка взрывов. Погибли сотни шахтеров. В том числе, в мае 2010 г. два взрыва на «Распадской» унесли 66 жизней.

Короче, несмотря на выдающиеся результаты, в конце 70-х гидроспособом добывали около 1,5% угля в стране. (Сегодня, к слову, в Кузбассе гидроспособом извлекают около 5% угля, а в мире технология используется довольно широко.) Хотя Совмин СССР выпустил кучу приказов и указаний, «мокрая» добыча росла вдвое медленнее «сухой». От ВНИИ Гидроугля осталось одно название: тематика сменилась полностью. Между тем, институт тоже был новым словом в прикладной науке. Идея Мучника была в том, чтобы собрать в единый кулак исследователей, конструкторов, проектировщиков, завод опытного машиностроения, а также испытателей нового оборудования и «пускачей» гидрошахт. Чтобы оценить эту модель, достаточно сказать: новые технологии в горных отраслях проходили до 22-х этапов и 200-300 согласований. Бюрократическая возня съедала, по крайней мере, треть из 20-30 лет с начала прикладной разработки до промышленного освоения во всех отраслях.

Здесь надо несколько слов сказать о структуре научного знания. Во времена Леонардо да Винчи ученые знали «ничто обо всем»: весьма относительно - о тайнах материи, но в разных сферах. А с начала ХХ века наука стремились изучать «всё ни о чем», то есть исследователи начали специализироваться в узких областях знания. На их стыках и рождались открытия, приведшие к НТР в середине прошлого века. Яркие примеры – всё, связанное с атомом и микроэлектроникой. Проблема была в том, что ученые приходили к подобным открытиям, если плотно координировали свои исследования. Причем, этой структуре должна была зеркально следовать прикладная наука, а вслед за ней и промышленность. Если на Западе частная собственность способствовала такой подстройке, то в СССР отраслевая структура и НИИ, и промышленности оставалась железобетонной. Отсюда и мучительные согласования в десятки лет.

Комплексные институты типа ВНИИ Гидроугля, электросварки им. Е.О.Патона и редкие другие ускоряли создание малооперационных технологий вдвое за счет параллельного ведения работ. Под напором сторонников такого подхода в 1932 г. и было создано отделение технических наук в составе АН СССР. Однако просуществовало оно лишь до 1963 г. Под нажимом высоких чинов Уставом АН СССР 1961 года отделение упразднили, большую часть его институтов превратили в ведомственные. И они по новому служебному положению стали в первую очередь защищать интересы своего ведомства, а уж потом – революционные технологии. Командно-административная система свои позиции не сдавала.

Мучнику в таком НИИ делать было нечего. К счастью, ученого и несколько членов его команды пригласил в свой институт «Экономика и организация промышленного производства» СО АН СССР его директор академик Абел Аганбегян. Под эту группу он создал лабораторию управления техническим прогрессом во главе с Мучником. Работая там, Мучник предложил, по аналогии с отделением технических наук в АН СССР, создать нечто подобное в недрах Госкомитета по науке и технике при Госплане СССР для разработки, тиражирования и массового внедрения малооперационных технологий. Увы, Мучника наверху не услышали…

Прошлое аукается по сей день. Мир освоил технологии шестого поколения, активно переходит к седьмому, а в России основу промышленности составляют технологии четвертого уклада — почти вековой давности. И власть пыжится на их основе резко поднять производительность труда…

О социально-политическом тумане

О завершающем аккорде, окончательно похоронившем командно-административную систему и, главное – экономику, о том самом неликвиде на складах Госснаба ценой больше половины годового ВНП 1989 г. я вычитал в книге «Катастрофа или катарсис» Станислава Меньшикова, изданной в 1990 г. Это был крупный экономист-международник, долго работавший в США и других странах, член редколлегии журнала «ЭКО» в 70-е годы, когда и я служил его спецкором. А потому следил за работами Меньшикова, обладавшего недюжинным кругозором. Как ни странно, об этой «бомбе замедленного действия», похоронившей «невероятно успешную» ленинско-сталинскую экономическую модель больше никто из наших экономистов, кажется, не писал. Может я ошибаюсь, но на соответствующий запрос в Интернете, потратив несколько часов, ничего на сей счёт не обнаружил даже в фундаментальных монографиях именитых авторов, не говоря уж о публицистике, доступной простому читателю.

Почему правда об экономическом взрыве 1989 г., перебросившем Россию на другую траекторию истории, мне кажется чрезвычайно важной для простого населения России? Да потому, что последствия сказываются до сих пор. Многие маститые экономисты вздыхают о советской плановой экономике, а около 70% россиян, по опросам «Левада-центра», добром поминают Сталина. Этих людей можно понять: они живут в стране, где меньше, чем за век трижды и принципиально менялось устройство государства Российского, и от последней непонятной для подавляющего большинства модели люди не получают ничего хорошего. Если, по Гегелю, повторение истории – фарс, то третий раз оборачивает трагифарсом. Наверное, и впрямь у России особый путь. Только вот куда?

«Из той кривой теснины, как та, из которой сделан человек, нельзя сделать ничего прямого. Только приближение к этой идее вверила нам природа. Что эта проблема решается позднее всех, следует еще из того, что для этого требуется правильное понятие о природе возможного государственного устройства, большой, в течение многих веков приобретенный опыт и, сверх того, добрая воля, готовая принять такое устройство. А сочетание этих трех элементов — дело чрезвычайно трудное, и если оно будет иметь место, то лишь очень поздно, после многих тщетных попыток».

Эти строки Иммануил Кант, великий философ, писал в «Критике чистого разума» во второй половине XVIII столетия. Его мысль о необходимом сочетании трех элементов, способном хоть чуть-чуть извлечь человека из природной «кривой теснины», необычайно актуальна именно для России, тем более – сегодняшней. Да, уже не осталось россиян, живших при царях, но, тем не менее, и это прошлое не кануло в лету, а по многим каналам просачивается в сознание современников. Кант пишет о «многих веках» приобретения опыта государственного устройства, а в России – повторюсь – менее чем за один век устройство это менялось трижды и кардинально! Что сказалось на людях не лучшим образом. У населения, попросту говоря, шарики за ролики заехали в результате этой чехарды, о чем говорят многочисленные социологические исследования. Вот и остается большей части россиян, особенно старшего и среднего поколений, молится на вождя всех народов, действия которого хоть как-то были понятны. Ну а террор – что ж, время, дескать, было такое… Солидная часть с непонятным энтузиазмом превозносит нынешнего лидера России. Судя по многочисленным опросам, авторитарному синдрому подвержены около 80% россиян. Вот недавний опрос «Левады»: 75% респондентов во главе государства хотели бы видеть руководителя с «сильной рукой».

Однако кроме этой причины живучести вождизма именно в России еще об одной, фундаментальной, в начале прошлого века писал в «Философии свободы» Николай Бердяев. Если католичество создало папацезаризм, и по этой логике папа был признан заместителем Христа на Земле, то в Россию из Византии вместе с православием пришёл цезарепапизм, поскольку ему был подвергнут христианский мир. Царя признали заместителем Христа на Земле. Власть в России – какой бы она ни была - от Бога! Вот россияне и поклоняются генсекам и президентам. Как правило – слепо, потому что им неведомо, как и в нашем сюжете, что именно ленинско-сталинская социалистическая система вкупе с однопартийностью, в основе которой лежат идеи Маркса, и довела страну до взрыва.

Либералы и «либерасты»

А сегодня нам с верхнего этажа властной вертикали внушают, что России «навязывают» либерализм, который даже на Западе себя изжил. Не лучше ли следовать «вековым традициям»? Может, стоит возродить «Домострой»? Но сначала не худо бы заглянуть внутрь либеральной модели и посмотреть, что нам, бедным, пытается навязать коварный Запад?

Я уже писал здесь (да простится мне нескромная ссылка на собственную персону), какие крупные блоки входят в классическую либеральную модель по Людвигу фон Мизесу. В нынешней России господствует вертикаль власти, а все остальные блоки: исполнительная власть, законодательная судебная и пресса – замкнуты на неё. Так и просится воскликнуть:

Вертикаль висит над нами, как дамоклов меч.

Остается вертикали пасторали петь.

Вот господин Володин, спикер нижней палаты российского парламента, и спел на долгие годы вперёд: «Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России!» Похоже, после правки Конституции Владимир Путин будет с нами еще долго. За Россию нечего беспокоиться?

Рыночная экономика с частной собственностью на средства производства в либеральной модели стоит особняком. С одной оговоркой: она без действенного существования остальных составляющих либеральной модели работать, да еще эффективно не будет по определению. Российская беда в том, что заодно с властной вертикалью против засилья «либерастов» активно выступает множество экономистов, а доля сторонников либеральной модели мизерна: по разным опросам от 5% до 15% населения. Прежде всего, мне кажется, потому, что толком мало кто представляет, что это за фрукт? По этой причине либеральные принципы в сегодняшней России существуют в виде пародий. Не федерация, а профанация… Вот уже и местное самоуправление, которому нашлось место в либеральной модели, беспардонные правщики Конституции уничтожили де-юре, поскольку де-факто ликвидировано давно, хотя в развитых странах именно МСУ – краеугольный камень государств… Не полноценная рыночная экономика, а госкапитализм, под крышей которого, по данным ФАС, 70% активов, а по данным ЦСР – 46%. Мне кажется, вертикаль и здесь запуталась окончательно…

Предоставляю читателю самостоятельно оценить желательность либеральной модели в России, а главное – формы и эффективность тех её составляющих, которые все-таки существуют и в нашей стране. Стремящимся разобраться основательнее рекомендую небольшую книгу Мизеса «Либерализм» - кстати, написанную весьма доступным языком. Приведу здесь лишь одну оговорку Мизеса: либеральная модель не идеальна, но другой люди еще не придумали. А я подробнее остановлюсь лишь на одном институте государства, который прямо связан с коварным либерализмом: независимой законодательной власти. Ведь и её нам стараются «навязать»! Между тем, сюжет этот, во-первых, вечный, а во-вторых, ставит точный диагноз тяжкому наследственному от СССР недугу России.

Вместо общества – «облако пыли»…

Ситуацию, сложившуюся сегодня, Россия переживает не впервые. Еще Екатерина II называла её «законобесием». В Институте проблем правоприменения проанализировали законы, принятые в новой России до 2018 г. И отметили: «Текст правового акта, выпущенный «средним» органом власти по «средней» теме со «средним» названием в 2000 году, «значительно проще» для понимания, чем текст 2018 года». Сравнили, к примеру, первую часть Гражданского кодекса 1994 г. и четвертую – от 2006 г. В последней «существенно более массивные статьи, длинные предложения, сложные конструкции». Между тем основное требование к законам – ясность и доступность. Но с каждым годом даже экспертам читать эти тексты труднее. А как быть простым людям? Ведь законы, прежде чем выполнять, не худо бы понимать не только чиновникам - всем…

Словом, закон в России, как и встарь, что дышло… Эксперты утверждают, что настанет время, и весь массив законов страны придется переписывать. Я уж не говорю о том, что к каждым выборам законы правят, как власти заблагорассудится. Между тем, свод законов Солона, в VI в. до н.э. записанный на деревянных досках и выставленный на всеобщее обозрение, действовал пять веков, хотя должен был оставаться в силе 100 лет! «Для каждого гражданина законы – сама душа Афин, само существо благости и силы родного города, - говорил Исократ. – Наши законы были и остаются для человечества источником многочисленнейших и величайших благ. Впервые в истории мы имеем дело с властью не людей, а законов».

Россия хотя и завидует успехам Китая, однако не в силах перенять хотя бы один из метафорических принципов Поднебесной еще IV-III веков до н.э.: «Закон не должен потворствовать знатным, отвес не должен подделываться под кривизну…». Посему страна наша пребывает, по китайским меркам, в начале династии Хань (X в. до н.э.), когда «через сеть закона могла проскользнуть рыба, заглатывающая корабли».

Допустим, Россия невесть откуда получила идеальные законы. Но это вовсе не значит, что в стране воцарится право! Точнее – правосознание. Почему? Да потому, что законы, как минимум, должны исполняться всеми без исключения, а для этого параллельно с ветвями власти часть нагрузки на свои плечи должно взвалить общество. И вот тут возникает сакраментальный вопрос: существует ли оно, общество, в России?

По результатам исследований ЦИРКОНа, группы с непротиворечивым набором ценностей, на основе которых может складываться общественный консенсус, мизерны. На какой основе будут, по философу Владимиру Соловьеву, «в свободном согласии» объединяться россияне? «Отдельные группы, образующие государственное целое, всегда проживают вместе для чего-то», – писал выдающийся философ Хосе Ортега-и-Гассет (см. «Бесхребетная Испания»). Но в России даже друг другу доверяет, по данным ЦИРКОНа, лишь 20% населения, а по данным WorldValueSurvey, 23% (журнал "Коммерсантъ Деньги" №27 за 2016 г.) Сравните: в Северной Европе – почти 70%, в разных странах Центральной Европы от 45 до 50%.

Экономисты Пьер Каух и Ян Албер из Института экономики труда (Германия) утверждают: если бы в России уровень доверия был таким же, как в Швеции, то ВВП на душу населения оказался бы почти на 70% выше! А вообще, доверие в обществе продуцирует пятую часть ВВП. (https://www.interfax.ru › business). Исследователи не комментируют взаимосвязь этих показателей. Поразмыслим сами. Ничего нет хорошего в том, что соседи по лестничной клетке не доверяют друг другу или малознакомому. Куда как хуже, если на заводе взаимного доверия нет между рабочим и мастером, мастером и начальником цеха и уж тем более между начцеха и директором? Какова будет эффективность этих цепочек и завода в целом? Но страна состоит не только из заводов. Что, если жители не доверяют участковому полицейскому? (Кстати, СРК РФ в декабре объявил, что МВД вышло на первое место по коррупционным преступлениям.) Или я не доверяю своему доктору, судье и т.д. Таких звеньев, отравленных атмосферой взаимного недоверия – тысячи и тысячи.

Но высокая степень доверия между людьми чрезвычайно важна еще и потому, что без неё не появляется, по выражению Ортеги-и-Гассета, «социальной эластичности». То есть, способности передавать импульсы одной части населения другой. В результате общество делается «компактнее, гибче, оживает во всех звеньях... Жизнь отдельного человека как бы умножается на жизнь остальных, безмерно обогащая её». Рискну предположить, что этот сложный феномен – степень доверия друг другу – не заменит никакая высосанная из пальца «национальная идея». При наших 20% взаимно доверяющих «каждая группа забывает об остальных, закупоривается», и общество разваливается. А коли так, нет в России и граждан в полном смысле слова, а есть безликое население. «Мы сталкиваемся уже не с нацией. Перед нами облако пыли, оставшееся после того, как по великому историческому тракту галопом промчался какой-то неведомый, могучий народ…», - писал Ортега.

У ничтожного уровня взаимного доверия россиян есть оборотная сторона. Исследования РАН показывают, что по накалу агрессии и ненависти наши люди занимают первое место в Европе. По опросам исследователей Института психологии РАН, 43% россиян признали, что за последние 15–20 лет уровень злобы и агрессии вырос.

Но и здесь рано ставить точку. Послушаем еще Ортегу: «Одной из грубейших ошибок «нового» мышления…было то, что оно путало общество с сообществом… понятия едва ли не полярные. Общество не создается по добровольному согласию. Наоборот, всякое добровольное согласие предполагает существование общества, людей, которые сосуществуют, и согласие лишь уточняет ту или иную форму этого сосуществования, этого общества, которое уже имеется. Полагать общество договорным, то есть, юридическим объединением – нелепейшая попытка поставить телегу впереди лошади. (Что и делает власть, правя Конституцию – И.О.) Потому что право, реальность «права», а не соображения на этот счет философа, юриста или демагога – это, выражаясь метафорически, непроизвольная секреция общества, продукт его жизнедеятельности, и не может быть чем-то иным. Прошу прощения за категоричность, но добиваться, чтобы право устанавливало отношения между людьми, еще не составившими общества, значит иметь самое курьезное представление о праве». А «не пережиты» права личности потому, что ни в начале прошлого, ни в нашем веке органично не сложилось в России полноценное общество, о котором писал Ортега. Вот и приехали…

А мы наивно удивляемся: и почему это в сегодняшней России судьи выносят лишь один процент оправдательных приговоров? Ведь президент Путин при каждом удобном случае не устает повторять, что суды у нас независимы! Но судьям и не требуются прямые указания. Судьи загадочным образом, нутром чуют желания того или иного сиятельства.

Увы, и тогда, и теперь мы только говорим о свободе личности и её неприкосновенности. А вот сегодняшний сюжет. Гуляя по утрам в лесопарке, я был дважды атакован одной и той же породистой собакой без поводка. Говорю хозяину, на руке которого намотан поводок, о законе про выгул собак, и слышу в ответ: «Да пошел ты со своим законом на…». Теперь гуляю с баллончиком перцового газа. «Римское право – вот чего не привила нам наша история, - пишет философ Сергей Булгаков. – А вне правового пути нас ждет политическая и вместе и культурная смерть». Да только ли римского права? История недодала русским массу норм и качеств, которые уже остро требует массовое распространение цифровых технологий, и, напротив, одарила рефлексами, которые эти технологии категорически не приемлют. Чего стоит один знаменитый авось.

Вертикаль власти, подмявшая нормы свободы личности – не сегодняшнее изобретение. Еще Ратенау, немецкий либеральный министр иностранных дел, застреленный, кстати, нацистами, говорил о вертикальном вторжении варваров, то есть, массы, сплошь состоящей из среднего человека. И каждый из них – такой как все, с потерянной индивидуальностью, в точности по Марксу. А свобода фигуранту массы по большому счету не нужна. Ведь она – тяжкий крест. Обязывает постоянно и самому принимать решения. Ну её к лешему! Спокойнее крепко выпить и плыть по воле волн и вождя нации. «Поэтому массовый человек не созидает, даже если силы его огромны», - писал Ортега.

Ну и к чему мы пришли? В моем представлении, настоящую либеральную модель может сотворить только общество в трактовке Ортеги. Но, в свою очередь, пока не появится хотя бы намека на появление такой либеральной модели, не будет и оснований формирования общества. Круг замыкается? Похоже, да.

Разорванная Россия

Несколько особняком стоит сюжет административного развала СССР: уход в свободное плавание союзных республик. В конце 80-х ученые «Института экономики и организации промышленного производства» СО АН СССР исследовали причины развода. (См. беседу с членом-корреспондентом РАН Виктором Сусловым: «Экономических оснований для развала СССР не было», «Огонёк» № 47 от 02.2019). Приведу лишь две цифры: 50 миллиардов рублей, которые ежегодно выделяла Москва союзным республикам, и замороженные в «материальных ценностях» на складах Госснаба 470 млрд. Так что, не дотации республикам развалили СССР, и по большому счету с выводами экономистов спорить не стоит.

Тем не менее, в феврале председатель Госдумы Володин заявил на пленарном заседании: «Нужно брать ответственность за те 70 лет, когда мы, регионы России, кормили Прибалтику, Украину, другие республики и вычищали из этих русских областей все, создавая там промышленность, обучая языку и многому другому». Ну, что тут комментировать!?

Искусственно созданной империи на роду было написано рано или поздно развалиться по многим причинам. Первыми пустились в свободное плавание республики Прибалтики – там слишком хорошо помнили 1940-й и эшелоны в Сибирь, под завязку набитые семьями. Разумеется, лозунгом «Хватит кормить Москву» республики, главным образом, среднеазиатские, прикрывали в большей степени истинные причины дрейфа от СССР. Мне кажется, глубже остальных исследовал проблему Самюэль Хантингтон в научном бестселлере «Столкновение цивилизаций». Если вспышка глобального кризиса идентичности в мире случилась в 90-е, то в советских республиках, пишет Хантингтон, кризис, по причинам, которые я описал выше, назревал в 80-е. Хотя дотации Москвы и поступали в республики регулярно, однако они все меньше удовлетворяли потребности населения, особенно мусульманского, по той простой причине, что осколки взрыва экономической бомбы, главным образом, под РСФСР долетели и до них, а скорость развала советской экономической модели в республиках была выше по иным причинам.

Дело в том, что новой общности «советский народ» на всей территории СССР, вопреки натужным утверждениям московских идеологов, так и не случилось. «А крушение устоев и развал общества, - пишет Хантингтон, - создали вакуум. Он стал заполняться религиозными, зачастую – фундаменталистскими группами». Возрождалось православие в России, но ислам в Средней Азии – куда более высокими темпами. В 1989 г. там действовало 160 мечетей и одно медресе, а в 1993 г.- около 10000 мечетей и 10 медресе. «Поиски идентичности: «Кто мы? Откуда?» и «Кто не с нами?» набирали силу стремительно».

Но это уже история. Озабоченность, если не тревогу вызывает тот факт, что развалиться может и сегодняшняя Россия, которую Хантингтон относит к разорванным странам. Разорвал страну Петр I, вернувшись из путешествия по Европе. Царь был полон решимости как модернизировать, так и вестернизировать Россию. Но одновременно Петр, считает Хантингтон, усилил и азиатские черты страны, «доведя до совершенства деспотизм и искоренив любые потенциальные источники политического и общественного плюрализма. Российское дворянство никогда не было влиятельным». Как сегодняшние элиты, не слившиеся с Кремлём, и средний класс, исчезающий на глазах.

Разорванные страны их лидеры определяют как «мостик между двумя культурами, этакие двуликие Янусы: Россия смотрит и на Запад, и на Восток». Но возведение моста, тем более - эффективного для России, затягивается. А от сидения меж двумя стульями как минимум можно получить неприятную болячку. Есть и худший вариант. Либеральная модель, сделавшая западные страны развитыми, России, к тому же стремительно теряющей население, оказывается, противопоказана. А хоть чуть-чуть похожими - разумеется, ментально, не физически - на китайцев и, уж тем более, на японцев россияне не станут по определению. Многие эксперты сомневаются даже в том, возможна ли между нами тесная, долговременная и взаимовыгодная дружба? Вот современный «Шелковый путь» обогнул Россию, да и «Сила Сибири» вместе с «Турецким потоком», утверждают эксперты, вряд ли окупится… И что нам от такой «дружбы»?

«Россию почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна, так ленива, так погружена в материю, так покорно мирится со своей жизнью». Когда еще написал это Николай Бердяев в работе «Судьба России»!? В 1918 году, век с небольшим назад. Что изменилось с тех пор в психологии народа?Мало, мало… а время в сегодняшнем динамичном мире летит со скоростью гиперзвуковой ракеты, и сколько отпущено России понуро сидеть, по выражению Алексея Кудрина, в «застойной яме»?

У меня нет ответа на этот вопрос – одни предчувствия. Тревожные…

#Аналитика #История России #Кризис в России #Россия #СССР
Подпишитесь