Жительница Ленинградской области Ирина Егорова напомнила читателям своего блога о суровых 90-х, рассказав о том, как она буквально выживала в эту эпоху:
«В начале 90-х я в очередной раз приехала на ПМЖ в город Сосновый Бор. Решив, что всё! Это постоянное место будет окончательно постоянным!
Муж успел получить служебное жилье, и мы жили в одной комнате небольшой двушки.
Сына отправили в детский сад, а я отправилась на поиски работы.
Как грибы после дождя в городе стали появляться и развиваться многочисленные ООО, ТОО.
Городские улицы покрылись длинными рядами разномастных киосков. Девушки-продавщицы в тёплых серых свитерах и таких же тёплых вязанных серых штанцах торговали сигаретами, жвачкой, кассетами.
И я решила рискнуть и уйти в торговлю. Моя хорошая подружка предложила работать с ней в паре. В посудной лавке. Продавать керамическую посуду, подсвечники и вазочки.
Наша посудная лавка размещалась в кинотеатре "Современник", в единственном кинотеатре города.
Экономическая свобода быстро преобразила его огромное, пустое и чопорное фойе. В нём активно расцвела торговая деятельность.
Буфет превратился в хороший ресторан, рядом с которым выросли два прилавка. Один с мороженым и с кофе. Другой с керамическими сувенирами и посудой. Там мы с Людочкой и хозяйничали!
Посуда была хороша! Хозяин нашего ООО или ТОО, уж и не помню сейчас как мы назывались, привозил посуду из фабрики откуда-то из-под Твери, по-моему. Чашки, миски, подсвечники, вазы, кружки. Подсвечник на фотографии - из этого ассортимента!
Мне нравилось керамическое великолепие наших товаров и трудилась я духоподъёмно! По образованию я киноинженер, но по специальности в кинотеатре работать мне так и не пришлось.
Жизнь игриво подмигнула мне, предоставив работу в кинотеатре продавцом. Что нисколько меня не смущало.
Люди продолжали ходить в кино, и ощущение праздника царило на нашей работе.
Кроме небольшой, но очень досадной мелочи. В результате рассеянности и отвращения к арифметике, я всё время трудилась себе в убыток. Каким-то непостижимым образом я обманывала сама себя и в результате докладывала в кассу собственные деньги! И это было неисправимо, как я ни пыталась бороться со своей бестолковостью.
А всё остальное было прекрасно!
Работать мне нравилось, работать было весело!
Кроме ресторана, посудной лавки и буфета в кинотеатре было два игровых автомата.
Первые и единственные автоматы в нашем городке, они пользовались сумасшедшей популярностью!
Сосновоборцы разного возраста и социального положения тянулись к ним, проигрывая свои денежки. Девушки-администраторы не успевали менять жетоны. Выручка текла рекой. Хозяин автоматов не скупился и платил сотрудникам хорошие зарплаты. И не только!
У коллектива этого ООО была славная традиция. Они регулярно устраивали себе корпоративные вечеринки! Очень регулярно, почти каждый месяц.
Тогда корпоративы были делом новым, большого разнообразия в их проведении не было, поэтому ребята просто собирались в ресторане или на природе и объедались всякими деликатесами. Еды было не просто много, еда подбиралась индивидуально по желанию каждого участника банкета.
Задолго до корпоратива сотрудники писали свои пожелания и гастрономические хотелки, обсуждали общее огромное меню, радовались новинкам, спорили и ругались.
Я, глядя на эту бурную гастрономическую деятельность, пребывала в лёгком недоумении. И как-то спросила – а зачем вы так часто собираетесь? Вы же проедаете уйму денег!
На что мне удивлённо ответили – а куда ещё деньги девать? Это чистый доход, который остался от всех выплат сотрудникам и государству. И куда его? А так хоть поедим и повеселимся.
Мне было странно. В моих представлениях бизнес выглядел иначе. В моих представлениях на эти деньги можно было купить ещё один автомат, или вложить в другое дело для укрепления своего бизнеса…
Но методично прожирать всю выручку???
Это русский бизнес, бессмысленный и беспощадный, решила тогда я для себя. А ещё я поняла, что нахлынувшая свобода и возможность быстро заработать деньги свалились на мозги неокрепшие и не поднаторевшие в мире жестокого капитала.
Кстати говоря, и наша посудная деятельность долго не продержалась.
Директор кинотеатра что-то не поделила с директором нашего ООО и вежливо попросила его выйти вон. Вместе с прилавком и посудой. Что мы и сделали, проработав почти год.
Я помню, как мы с Людочкой в свой последний рабочий день тщательно убрали рабочее место, отнесли оставшиеся товары на склад. Склад представлял собой большую комнату с полками в недрах кинотеатра. Все полки были битком заставлены разнообразной посудой, хрустальными вазами, бокалами…
Добра на складе было полно!
А надо сказать, что закрывался он только на ключ. Без всяких печатей и сигнализаций. И акт по сдаче этих материальных ценностей мы не составляли. Потому что некому было его сдать. Хозяин находился где-то в отъезде. Он попросил нас всё убрать, сложить, закрыть и ключ отдать на вахту.
И мы не удивились.
Вся наша работа была основана на доверии и собственной сознательности.
Мы не писали никаких отчетов, актов, сводок. И полное отсутствие всякой документации нисколько не повлияло на качество нашей работы. Ой, вру, повлияло. Мы работали отлично! Потому что не тратили время на всякую бумажную мутотень!
И вот мы стоим в этой комнате, полной всякого добра и понимаем, что если сопрём хоть что-нибудь из этого изобилия, нам ничего не будет. А потому что никто ничего не узнает!
И вот мы стоим с Людочкой и хихикаем, что можем сейчас хрусталя набрать полные сумки и вынести! Но мы не можем!
Потому что две дуры, радостно сказали мы друг другу, выключили свет, закрыли дверь и ключ оставили на вахте.
***
После кинотеатра я устроилась работать ещё в одно ООО.
Целый день я сидела одна в кабинете и оформляла уведомления на подписку собрания сочинений, по-моему, О. Генри.
В 90-х был настоящий бум на издание хорошей литературы. Многие кооперативы лихорадочно объявляли подписку на остродефицитные в прошлом книги, собирали деньги, издавали первый том и тут же разваливались.
Я попала в компанию, которая тоже выпустила первый том. На второй денег уже не хватило. Вот я и писала просьбы господам подписчикам о необходимости финансировать издание второго тома.
И этот бизнес казался мне совершенно странным. Я чувствовала, что занимаюсь мартышкиным трудом, но мужалась. Работы в городе не было.
Мужаться пришлось недолго. Я узнала, что недавно открылась телерадиокомпания, планирующая издание газеты. И ей нужны журналисты.
Я журналистом себя не считала. Без специального образования с одними графоманскими наклонностями мне казалось неуместным претендовать на эту должность.
Но на студию пришла и получила предложение работать секретарём. Отвечать на телефонные звонки и принимать рекламу. И я согласилась с огромной радостью.
В телерадиокомпании я окунулась в атмосферу молодого задора, энтузиазма, творческой свободы и неистребимого оптимизма.
Мы верили, что делаем не просто великое дело, мы делаем историческое дело!
Мы вносим свой вклад в развитие гражданского общества нашего городка!
Мы являемся участниками сложного переломного момента в жизни нашей страны!
Перелома в лучшую сторону! Только в лучшую!
Но об этом пафосе я напишу в следующий раз, потому что сейчас очень хочется написать о еде. Вернее, об её отсутствии.
Я всегда была обжорой. В 90-е мне было тяжело.
Наш городок был закрытый. Поэтому хорошего рынка с прилавками, заваленными дарами садов и огородов, у нас не было.
Да и садов с огородами у большинства сосновоборцев не было. В нашем городке мирного атома сельское хозяйство не процветало.
Поэтому продукты мы покупали только в магазинах.
Город всегда снабжался хорошо.
И наступил жуткий момент, когда в этих магазинах стало голо и гулко. Огромные торговые залы, ослепительно белые кафельные стены и белые же прилавки. Так, вероятно, выглядит морг…
Каждый устраивался и вертелся, как мог, чтобы прокормить себя и семью в период пустых магазинов и пустых кошельков.
Кого-то спасали посылки от деревенских родственников.
Большие предприятия старались помогать своим сотрудникам. В городе продолжали работать научные институты, атомная станция, школы, детские сады, больница, коммунальные службы. Горячая вода, кстати, у нас была бесперебойно. Развалился машиностроительный завод. Закрылся хлебокомбинат и рыбоконсервный завод, но эти предприятия сдались уже в конце 90-х, по-моему. Они долго боролись за свою жизнь.
Нам с мужем было тяжело добывать продовольствие. Оба работали в небольших организациях, сельских родственников у нас не было. Я вертелась на работе и с ребенком, а муж вертеться категорически не хотел. Он считал, что честно работает на государство и не виноват, что государство честно не хочет ему платить. Вариант устроиться на вторую работу, а летом строить коровники в селе, как делали его друзья, он решительно отметал. А я никогда ничего не просила. Ни у кого.
Хотя есть хотела всегда!
У меня было две маниакальные мечты: обожраться сыром и курицей, запечённой в духовке! Хоть раз!
Но я упорно гнала их из своего сознания. Я всегда была рациональным человеком и не разрешала себе думать о том, о чём думать нельзя.
Честно говоря, я даже и не помню, что мы ели!
Из памяти напрочь выветрились чудеса кулинарного искусства - ужины из ничего. Каши на воде и без масла. Котлеты из картофеля с запахом тушёнки.
Ходила в магазины. За хлебом и молоком. Стояла в очередях. Наличие детей не давало право взять молоко без очереди, поэтому я с маленьким сыном стояла как все. Но совсем не переживала по этому поводу. Все так стояли. Спокойно и обречённо. Две очереди в огромных и пустых магазинах …
Периодически продавец вывозила из подсобки тележку с кусками сыра или колбасы. На тележку набрасывались ястребами. Я не могла. Мне было неловко. Молодые были проворней меня, а со старушками я толкаться локтями не умела. В этих соревнованиях настоящим чемпионом была моя свекровь!
Она уже не работала и целыми днями обходила магазины, добывая в мужественной борьбе то кусок колбасы, то масло, то яйца, то муку. Делала она это виртуозно, сказался прежний опыт жизни с всеобщим дефицитом.
Этими продуктами свекровь всегда делилась с нами, что, конечно, было большой помощью! Вкусности мы всегда отдавали сыну. Вот он, кстати, жил совсем неплохо!
Утром и днём его кормил детский сад, а вечером я старалась изо всех сил что-то приготовить. Но сын всегда плохо ел, чем вводил меня в расстройство, а врача своего детского сада в бешенство!
Однажды эта строгая дама вызвала меня к себе в кабинет и устроила настоящую обструкцию.
- Вы довели ребёнка до истощения! Посмотрите на него! Я в жизни не видела такого худого ребёнка! Кормить надо лучше, мамаша, понимаете?! Кормить! Готовьте ему куриную грудку! Без кожи только, поняли? Без кожи! Нельзя быть такой безалаберной, мамаша! Как вам не стыдно!
Я даже не пыталась возражать. Даже не пыталась объяснить, что куриное мясо мы не видели давно. Никакое не видели. Ни в коже, ни без кожи.
Я молчала, потому что мне было невыносимо стыдно. Мы старались кормить сына хорошо. А он мог целыми днями ничего не есть!
Но в глазах этой суровой докторицы я выглядела матерью-убийцей!
Я покивала головой и быстро удрала из детского сада, страшно обидевшись на всё человечество. Да, я понимала, что врач выполняла свой долг. Но почему она выполняла его с таким перекошенным от злости лицом?
Я всегда хотела есть. Но голод ещё могла терпеть. А была проблема страшней голода.
Из магазинов исчез кофе. С моим пониженным давлением, утро без чашки кофе превращалось в пытку.
Муж, глядя на мои страдания, накопал корней одуванчиков, благо в наших полях этого добра полно.
Мы сушили корни, мололи, и я варила из них одуванчиковый кофе!
По вкусу этот напиток очень сильно напоминал настоящий, но давление он не повышал и практического смысла для меня не имел.
И вдруг в торговле появились зелёные кофейные зёрна. По какой-то совсем ничтожной цене. Этот кофе спокойно стоял на пустых полках. Его никто не покупал, потому что никто не знал, что с ним делать.
Мы купили этот кофе и попробовали пожарить его на сковороде. Половина зёрен сгорела, половина осталась зелёными.
И тут муж, имеющий склонность к изобретению всяких чудес из ничего и умелые руки, сделал аппарат для жарки кофе.
Из металлической банки от детского питания и моторчика от вертушки проигрывателя.
Кофе мы насыпали в банку, которая крепилась к моторчику, который медленно вращал её над газовой горелкой. Зёрна жарились постепенно, равномерно и ничего вкусней этого кофе я больше никогда не пила!
Из напитков тех лет помню венерического цвета апельсиновый концентрат Юпи, который я и тогда не очень любила, и спирт ROYAL. Зелёные бутылки с красными крышками. Стоил спирт смехотворно дешёво и употреблялся активно.
Семья у нас было компанейская, часто забегали друзья и Рояль был непременным участником наших посиделок. Был.
Пока я им не отравилась.
Отравление было очень сильным. Это было ужасно. Так ужасно, что я вообще не понимаю, чего я тут его вспомнила… гадость такую… фу!
Но спирт Рояль – это один из символов 90-х! Еды не было, а спирта навалом.
Еды не было, но было человеческое участие и помощь.
Свекровь, спасибо ей большое, почти каждое воскресенье приглашала нас к себе на обед. Она варила картошку с тушёнкой и делала домашние пельмени. Это было настоящим праздником живота!
Однажды я дала напрокат коллеге по студии детские гантели. Её сынишке они понадобились, а у нас лежали без дела. Коллега принесла за это коробку масла Рама. Уж не знаю, где она его достала. Но я была очень растрогана!
В другой раз одна малознакомая дама, с которой я встретилась случайно на улице, пригласила меня к себе попить чаю. Ну, я и пошла. А она накормила меня тушеной картошкой с куриными косточками! Невероятно вкусно!
Вот так память сохранила совершенно чудные случаи человеческой доброты. Да и жадности тоже!
Помню, как однажды зимой, наш сосед по квартире Вова получил посылку от родителей, которые жили в деревне.
В посылке были сало и мясной фарш. Вова, тридцатилетний холостой водитель, был соседом хорошим. Тихим, спокойным и аккуратным. Много времени он проводил у дам своего сердца, поэтому нам особо не досаждал. Ну и вот.
Получил он посылку, вскрыл, что-то ему не понравилось, и он позвал меня на кухню.
- Слушай, Ир, посмотри на фарш, у меня такое ощущение, что он стал портиться. Да? Или ничего?
И Вова подсунул мне под нос роскошный розовый свежий фарш! Я как взглянула на него, у меня аж голова закружилась!
- Хороший фарш, Володя, ничего он не пропал, ешь на здоровье!
И Володя ел на здоровье, не думая угощать нас. Да и правильно. Самому мало.
Отъедалась я летом в Мариуполе. Каждое лето мы уезжали с сыном к моим родителям.»