Китайская военная угроза как квинтэссенция российских страхов

Удивительное свойство здешней политизированной среды — это восторженная возмущенность в связи с очередным «историческим» событием и девичья память, которой ее накрывает каждый раз, когда событие перестает быть медийным. Абсолютную управляемость и условные рефлексы собаки Павлова она продемонстрировала нам в связи с отечественным сериалом «Эпидемия», запущенным вновь, якобы «по просьбам телезрителей».

Я уже писала о данном «шедевре» непосредственно перед его повторным запуском. Тем временем, вышла очередная, восьмая серия первого сезона. Граждане напрасно бились в истерике, крича о том, что сериал неполиткорректен, революционен и являет собой практическое руководство к действию по организации народного бунта. Если и были в нем такие намеки, то они тотчас были скорректированы цензурой. Причем, хочу обратить внимание, как я писала выше — именно «по просьбе граждан». То есть. Буквально. Вы — и есть цензура. Вероятно, без вашего активного участия сюжет кинотриллера развивался бы иначе.

Итак, что мы имеем. Идея народного сопротивления, вместе с самими повстанцами исчезла из сюжета, как и не было. Вместо нее щедро насыпали забродившей мелодраматической клюквы, психологизма уровня фильмов категории «Б» и отвязного лоховского секса на природе, что-то между российским порно и передачей «В мире животных».

Внутренняя угроза, где агрессивным врагом и уничтожителем являлся сам Левиафан российской государственности, заменена на что бы вы думали — угрозу китайского нашествия.

Господа! Как только вам кто-либо начнет на голубом глазу вещать о китайской военной угрозе (КВУ), как о некой суровой неизбежности — знайте — перед вами находится адепт системы типа «ватник», причем не суть важно, будет ли это штатный агент-пропагандист в погонах или же просто, что называется, «сочувствующий» зомбопатриот, либо и вовсе — клоун, нарядившийся в звездчатый колпак инсайдера-толкователя.

В настоящее время, являясь мировым товарным наполнителем, Китай связан многомиллиардными контрактами в производстве всего и вся на годы вперед. Потому, гарантиями его невмешательства в какие-либо вооруженные конфликты являются многочисленные деловые обязательства перед западными партнерами — прежде всего США, у которых Китай, ко всему прочему — в финансовых долгах, как в шелках. Разумеется, представление об огромном восточном соседе, как о постоянной угрозе, имеет очевидную выгоду для распильной конторы под названием «Вооруженные Силы Российской Федерации», равно как и для всего евразийского дискурса, кратко обозначенного в последние годы как «кругом враги».

Кроме того, внутренняя структура управления китайского социума, несмотря на официальную коммунистическую партийную доктрину, по факту является индустриально-капиталистической, то есть, предельно прагматичной средой, которая не допустит возвышения какого-либо одного из ее «столпов», как то армии или спецслужб. В этом отношении Китай более, чем предсказуем и именно поэтому вероятность его внешних агрессивных действий стремится к нулю, прежде всего из-за недопущения подобного сценария самими китайскими правящими кругами.

С другой стороны, вероятность того, что этот великий индустриальный «дракон поднебесной» вообще сорвется с цепи и кинется осваивать новые ресурсно-территориальные ниши, была обыграна в целой трилогии романов Тома Клэнси (Debt of Honor, 1994, Executive Orders, 1996, The Bear and the Dragon, 2000) — где Америке даже пришлось объединиться с Россией с целью укрощения нрава диковинного китайского зверя. Стоит отметить, что этот небезызвестный российскому читателю ныне покойный автор, который, являясь четвертым в мировом рейтинге коммерчески успешных писателей, сразу же после графоманки Джоан Роулинг, Джеймса Паттерсона и магистра ужасов Стивена Кинга, вероятно, мог быть еще и своего рода реальным инсайдером, доводившим до широких масс некоторые заранее согласованные детали планов мировых элит, как например в экранизации его произведения «Красный Октябрь» 1990 г., где фигурировал «замполит Путин».

Вообще, Китай — это такая загадочная страна, которая прочно поселилась в массовом бессознательном. Китай как «духовный центр мира», как угроза массового нашествия, как некая «Terra Incognita», где многие люди похожи друг на друга до неразличимости. Это и мощный, почти галлюцинаторно-шизоидный образ, подобный «внутренней Монголии», разросшийся до вселенских масштабов.

В моей книге «Последняя старуха-процентщица русской литературы» Китай и китайцы проходят красной линией через весь сюжет. Хотя в то время, когда я ее писала, я была страшно далека от геополитических перипетий. Китай настиг меня сам, как некий мощный образ, считанный с матрицы бессознательного.

«Сутуленький Инженерик с Красной Печатью Мао на спине мало подходил на роль Идеального Гражданина. Убивать его бы не стали, но зацементировать интеллигентские ножки на уличной выставке Сопротивляющихся Сверх-Полномочиям Вселенского Китая могли бы. Сопротивление обнаруживалось в его вялой отстраненности, в глазах его улавливался то ли испуг, то ли гадливое пренебрежение (когда игрались бодрые марши). Он забывал слова Общей Молитвы. Он хромал в колонне демонстрантов. Когда его аквариум уносили в крематорий, он плакал, ссылаясь на простуду.

В туалете в банке он держал дешевого одноглазого малька. Малек ел брынзу, волосы и третий том Толстого. В Москве не было пищи для Рыб. Малек приспосабливался как-то подозрительно идейно и принципиально. Он мыслил о Русской Литературе, пожирая страницу за страницей. Он был хищен и нагл, но хранил Русское Искусство. Инженерик прижег ему глаз окурком. Малек стал походить на китайца. (На случай обыска.) (Хотя это не оправдание.) Инженерик накрыл банку тряпочкой. Приклеил надпись: "Анализ мочи". Ходил в поликлинику, симулируя сдачу анализов, путал соседей и родню. (Чтоб не сдали.) Первой догадалась мать. Сидя в туалете, она упала вдруг в обморок. Ей привиделась Анна Каренина, рельсы и вместо шпал — рыбьи скелеты. "Толстой — идеалист и сволочь, — шептала она, очнувшись, -

"Русская Литература. Возможна реинкарнация.

О, Вселенский Китай!

О, безрыбье!

О, Мао!

Китай — Китай — Китай.

Рыбу в Морг!" — вывопила она Общую Молитву.

Бдительная сущность Идеального Гражданина из обморока и метафизики вывела ее к Агентской Интуиции. "Анализ мочи" стоял как очевидное антигосударственное вранье, вычисляемое как неумелая конспирация романтического диссидента. Сдернула крышку. Малек хохотал предсмертно, псевдокитайским глазом. Она перевернула банку "Анализ мочи". С другой стороны была надпись: "Ты прежде всего мать".»

Образы, так плотно засевшие в массовом бессознательном, идеальны как триггеры, запускающие политические реакции. Реакции же, в свою очередь, могут запустить политические процессы. С этой точки зрения очень любопытно предновогоднее послание профессора Валерия Соловья, в котором он сказал: «Следующий, 2020 год будет несравненно более тяжелым, опасным, чем все годы, которые мы с вами пережили вне зависимости от того, какого мы возраста. Нас ожидают очень серьезные испытания. Они не предрешены, но они становятся все более вероятными. Эти испытания могут оказаться настолько серьезными, что поставят нас в прямом смысле слова перед вопросом выживания и даже нашего физического существования».

Лишенные конкретики политические страшилки из уст человека, обладающего неким общественным статусом, являются своеобразным анестезирующим гипнозом, отводящим критический взгляд и фокус общественного внимания от реальных внутренних российских проблем. Не удивлюсь, если за этим прогнозом не стоит ничего, кроме очередного мифического Китая.