Торжество психопатов: почему запретили сериал "Эпидемия"

Алина Витухновская, писатель

Апокалипсис как жанр возник не вчера и даже не позавчера, а приблизительно в конце 1-го века н.э. С тех пор практически ничего принципиально не изменилось. Однако, вместо «наказующего бога» на сцену общества утомленных постмодернистов выходит он — Господин Глобальный Техноген.

Тема апокалипсиса становится все более актуальной. Вспомним картину Ларса Фон Триера «Меланхолия», а также немыслимое количество историй о зомби и таинственных неизлечимых вирусах — все это, ныне приправленное экологической истерией «вундеркинда наоборот» Греты Тунберг, безусловно, оказывает психологическое влияние на истерзанное сознание современного человека.

Эта тенденция захватила и Россию. Но если в западном мире просмотр подобных сюжетов служит исключительно целям психологической разгрузки, то в России, где сама реальность столь жутка, столь исполнена гоголевско-мамлеевской хтони, любой искусственный нарратив, накладываемый на нее, видится зрителю (и участнику одновременно) чуть ли не спасительной интерактивной отдушиной, возможностью лично повлиять на безысходность.

Сейчас мы наблюдаем общественную истерику, нагнетаемую, что интересно, с обеих сторон осажденной крепости — с одной стороны — власти, запрещающей к показу сериал «Эпидемия», а с другой стороны — политизированных граждан.

Напомню, что телеканал ТНТ Premier внезапно приостановил показ сериала «Эпидемия» до февраля следующего года по невыясненным причинам. По слухам, это произошло в ночь на 14 декабря с.г. из-за неоднозначных сцен насилия в 5-й серии, где по сюжету фильма силовики схлестнулись с мирным населением, превратившимся в сопротивляющихся властям партизан.

Российское общество становится психопатично и истерично. Я не раз писала о том, что советский человек — психотик. Но все его эмоции, все чувства были глубоко подавлены, зажаты, цензурированы. Постсоветский человек оказался таким же психотиком, если не бóльшим. Но в проявлениях чувств его ныне никто и ничто не ограничивает.

Двадцати минут этого сериала мне было вполне достаточно, чтобы сделать выводы. Мы имеем дело с вторичным кинопродуктом с невнятным актерским составом, убогим саундтреком, отчасти напоминающим не то «28 дней спустя», не то «Ходячих мертвецов» последних унылых сезонов.

Под разухабистое разлюли группы «Любэ» отряды народного ополчения с лицами дегенератов (что на мой взгляд, является прямым оскорблением граждан России) занимаются стрельбой по пустым водочным бутылкам и полиции. Сюжет предсказуем, утомителен и разбавлен семейными драмами, орущими женщинами, соплями, слезами и кровью.

Немаловажной деталью данного киноповествования явилось и то, что люди, которых застала врасплох чрезвычайная ситуация, напрямую угрожающая их жизни и здоровью, принялись реализовывать сиюминутные инстинкты. Буквальность понимания символических «эроса» и «танатоса» — есть современный киношный соцреализм. А он, в свою очередь, как это ни странно, полностью отражает утробную сущность социума, который живет между инстинктом, импринтом и приказом. Когда довлеющий механизм социального управления (приказа) ослаб, и привычная реальность на глазах обращается в хаос, человек становится низвергнут почти до животного — глуп, потерян, беспомощен и предсказуем.

Стоит отметить, что образы, выведенные режиссером, чудовищно архаичны. Женщины — это те же деревенские, начала 20-го века бабы-наседки, вцепившиеся в «мужика» как в основу собственного бессубъектного посконного бытия, готовые выносить ради него любые тяготы и лишения с неподдельным, инфернальным каким-то задором.

Мало того, что мы живем в стране третьего мира, мы соглашаемся потреблять просроченные смыслы, испытываем запрограммированные эмоции и делаем «далеко идущие», предсказуемые как «дважды-два» выводы. Но этот фильм не про русскую политику и не про нас лично. Потому что жизнь не может быть столь примитивной и даже апокалипсические сюжеты не развиваются по упрощенным сценариям.

Недавно ко мне заходил знакомый художник, который провел жизнь в терпимой бедности, потакая своей натуре и увлечению рисунком. Его подработкой была помощь зажиточным клиентам в дизайне квартир и рублевских дач. Сейчас же клиентуры заметно поубавилось, а многие, некогда фешенебельные загородные дома, выставлены на продажу. Он впервые за почти тридцать лет вынужден ежедневно с 8-00 до 22-00 вкалывать на тяжелой и неприятной ему работе. Долги растут, здоровья не прибавляется и особых перспектив он не видит. Он вспомнил фильм «Водный мир», где по сюжету один из героев — старик, всю жизнь проработавший мерщиком уровня в трюме танкера, заполненного нефтью, оказывается перед лицом неминуемой смерти (сверху через люк влетел горящий фальшфейер), которую он встречает не с ужасом, а с нескрываемым облегчением.

Когда мой знакомый описал этот сюжет, я поняла, что он говорит о себе, отождествляя себя с несчастным героем фильма. Никогда до этого подобных депрессивно-полусуицидальных тем он вслух не проговаривал. И я полагаю, что это не только его настроение, это настроение российских масс в целом. Если мы посмотрим на лица людей, даже здесь в Москве, мы увидим депрессию, растерянность, обреченность, буквально обвал черт.

Параллельно эпопее с телесериалом, в околокремлёвских кругах начали муссировать тему очередной «маленькой победоносной» гибридной войны, введения чрезвычайного положения, реальной блокировки интернета. То есть, своеобразного социального апокалипсиса. Не удивительно. За последнее десятилетия были испробованы, кажется, почти все тактики политического поведения, все персонажи выведены на авансцену, все идеи озвучены, а все слова произнесены.

Когда декорации и главные герои так долго не меняются, требуются некие радикальные изменения, вмешательство третьей силы. Пусть даже и виртуальной. Но несмотря на откровенно пугающие заявления различных публичных медиа-персон, я испытываю большой скепсис относительно реальности военно-кровавого сценария. Сценарий «апокалипсиса», в том числе, был создан и в настоящем продвигается в российское общество политологами и журналистами с целью заполнить тот вакуум, ту пустоту несбывшихся надежд, что образовались в либеральной среде в период от «Болотной» до «Московского дела», то есть с 2012-ого по 2019 год. А его главной целью является вуалирование провалов самой власти, прежде всего, внешнеполитических и как их следствие — экономических.