Алина Витухновская, писатель
Дети — это практически беспроигрышный вариант для любой государственной пропаганды, будь то в мирное, а тем более — в военное время.
Но по некоему случайному трагическому совпадению, либо намеренно выхваченные из общего инфопотока события, так или иначе связанные с детьми, сложились в зловещий пазл наступившего сентября.
Блогеру Синице дали 5 лет за якобы угрозы детям силовиков. Российские журналисты Дудь и Собчак выпускают фильм о детях Беслана, благополучно забытых всеми и прежде всего, самой властью. Оппозиционный журналист Илья Азар, будучи в домашних тапках и халате, был схвачен полицией прямо на лестничной клетке, в то время как у него дома остался без присмотра годовалый ребенок. Да и сама осень как начало большого технологического пути очередной порции свежего детского мяса, вываленного на псевдобесконечную, закольцованную, заляпанную ленту школьного конвейера, уже фактически стала рутиной.
Между тем внутреннее напряжение взрослых, так и не снятое коротким, затратным и блеклым на события отпуском (кому вообще повезло пойти в отпуск этим летом), будет, согласно давней традиции, репрессивно перенесено на детей — этих бесправных заложников бытия и метафизической трусости своих родителей.
Российская власть, рассматривающая граждан как несмышленых детей, да и сами российские граждане, будучи всего лишь крупными, великовозрастными, фрустрированными детьми, прежде всего в политическом смысле, неизбежно сходятся в одной точке — в своем всеобщем, совокупном давлении на детей настоящих, т.е. самых незащищенных во всех аспектах (прежде всего в физическом и правовом) существ.
Образ убивающей или посылающей на убой Родины-матери (точнее — мачехи) и вовсе не нуждается в дополнительном описании, он был широко растиражирован во время самой грандиозной бойни прошлого века, ныне сакрализованной и возведенной в культ.
А «груз 200» никого в Россиюшке не отрезвляет. Он как бы успокаивает и дает такую томно-тоскливую, водочную прелестную меланхолию, такой войно-валиум, такую грудастую домохозяйку из агитпроповского кино, еще не успевшую, да и не смогшую распластаться собственной красочной смертью в мехах.
Так русские матери бегут от потрепанных в злой горошек халатцев, от морщин, старости и уродства, от бессмыслицы тотальной бытия, которую вдруг слизнуло сладостное отчаянье и утробно прокатилось где-то по неотрафировавшейся еще, еще страстной плоти, и там предоргазменным каким-то христианским озарением-катарсисом, остановилось и схлопнулось. И успокоилось шаловливым анонимным чудовищем, связанным с этим миром ненасытной утробной глоткой, превосходящей всякую бездну в беспощадной и хохочущей своей глубине.
Больше никто из нас не повзрослеет. Мы обречены. Факт. Раньше люди боялись постареть. Но теперь они параллельно (или даже более) начинают бояться не повзрослеть. Не то, чтобы их угнетает оставаться детьми (подростками), но они боятся быть оценены обществом — как неадекватные, социально неприемлемые. Возможно, в ближайшем будущем это будет одна из распространенных фобий, люди начнут платить за взрослость или даже старость — хотя бы за их внешние признаки.
Гламурный манифест нового поколения торжествующих инфантилов мог бы выглядеть примерно так.
Манифест гламурного инфантилизма
Инфантилизм — это молодость бедных, ботокс экзистенциального отчаяния. Мы за инфантилов, против неосоветских геронтократов.
Для современного (лучшего из возможных!), но все еще человека, конечно же, отфотошопленный мир, глянец, гламур предпочтительней всякой античности, которая лишь издали хороша, скажем так — как утопия, мифологическая теория, но при ближайшем рассмотрении обретает кошмарно-посконные кустодиевские черты.
Еще Лорд Генри понимал некоторую (сейчас завоют советские интеллигенты!) асексуальность интеллекта. И был совершенно прав. Рациональных прогрессистов и материалистов сексуальность не интересует, кроме как в экономическом своем приложении. Но интересует механистичность, функциональность и опять-таки — гламурность.
Мы — субъекты с гламурным сознанием. Глянцевые, если угодно, террористы. Такое мировоззрение, такой взгляд априори предполагают, что мы (мы — инфантилы против геронтократов!) не желаем терпеть экономической обреченности и следующего из нее — уродства, массового деформирования, чудовищного зверства, на которое нас обрекают местные соцработники, метафизические агитаторы, заговариватели нищеты — под видом интеллектуалов — как с той, так и с другой стороны. Потому, что да, нас не впечатляет ни антично-библиотечный червь, ни кустодиевская целлюлитная улитка, пусть и в бронежилете. Мы хотим вечной юности и красоты!